(По материалам различных авторов)
«Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал.1:8)
Книги православного протоиерея Александра Меня (1935-1990) оказали, несомненно, огромное влияние в свое время на многих людей в СССР. Он был очень популярен среди интеллигенции и диссидентства. В отличие от других православных, он избегал резких слов против протестантов и их учения (кроме, разве что походя брошенной в одном из интервью фразы, что он якобы «знает все заблуждения протестантизма»).
В перестроечное время он не гнушался выступать совместно с протестантами на разных мероприятиях. Это, к сожалению, дало повод некоторым верующим протестантских направлений посчитать протоиерея РПЦ чуть ли не реформатором православия, чуть ли не «своим тайным соратником», даже «здравым православным» и пр. Загадочное убийство протоиерея и вовсе возвело в глазах некоторых данного автора в ранг «великих» и «мучеников за веру». Хотя существуют разные версии, кто был убийца, почему-то большая часть думает, что это было выгодно якобы РПЦ. Мол, Александр Мень выступал против них, вот они с ним и расправились. Однако протоиерей Александр Мень не был гоним в РПЦ. Он имел приход, должность, свободу выражения. Существует и другая версия, что убили Меня сотрудники КГБ. Но для них это убийство выглядело очень уж буквально «топорно». Есть и еще одна версия, которую высказывал раввин Эдуард Ходос, что заказчиками могли быть и иудеи Хабада, так как Александр Мень был по национальности евреем, а становился всё более популярным как православный (см. «Топор над Православием, или Кто убил отца Меня. Версия, оставшаяся за кадром»). Так же имеется и чисто бытовая версия, и экономическая.
Как бы там ни было, но никакой автор в христианской среде не должен приниматься на слепую веру христианами за его какие-то литературные таланты, или за усердное миссионерство, или за какую-нибудь героическую кончину. «Факт мученичества не есть доказательство истинности». У нас есть единственный критерий определения истины: Священное Писание. По соответствию этому учению мы обязаны проверять любого учителя, в том числе и из наших церквей евангельских христиан-баптистов. Что уж говорить об учителе из среды православия! Тут уж, как говорится, сам Бог велел.
К сожалению, среди верующих евангельских христиан-баптистов находится очень много почитателей этого покойного протоиерея-писателя. Верующие ЕХБ распространяют его книги, читают их, восхищаются ими. Александр Мень некоторыми упоминается как якобы пример того, что «и среди православных могут быть возрожденные христиане». Про Александра Меня пишутся хвалебные статьи в прессе ЕХБ. И это очень странно. И очень грустно.
Давайте же посмотрим, чему на самом деле учил в своих книгах и интервью Александр Мень. На эту тему имеется несколько статей и книг самих же православных авторов. Перепечатывать их полностью нет смысла, так как авторы часто имеют задачу сравнивать учение Александра с учением официальной РПЦ. Нас же интересует прежде всего сравнение с Библией и пониманием христианских истин евангельскими христианами-баптистами. Поэтому мы будем выборочно рассматривать доводы против учения Александра Меня. Они взяты из книг Сергея Антиминсова «Протоиерей Александр Мень как комментатор Священного Писания», Андрея Кураева «Александр Мень: потерявшийся миссионер», Феликса Карелина «О домостроительных пределах богоизбранности еврейского народа», «Открытое письмо священнику Александру Меню» от митрополита Антония (Мельникова), упоминая и некоторые интервью самого Александра Меня. Особо выделять где чья цитата мы не будем, иначе это сильно осложнит чтение, к тому же цитаты не точные, а отредактированные. Кого интересуют эти источники полностью в оригинальном виде, может обратиться к их исходным версиям. Наша же задача разобраться в интересующем нас вопросе. Будем добавлять и наши собственные комментарии, и цитаты вперемежку.
Читайте, оценивайте, передавайте другим!
Следует знать, что хотя Александр Мень и был священником православной церкви, в его трудах много идей и положений, которые противоречат основным положениям этой конфессии. Одна из причин этого, видимо, в том, что он находился под сильным влиянием западного богословия — католического и либерально-протестантского. В чем именно состоят расхождения, мы и постараемся показать.
Библейская тематика, по собственному признанию Александра Меня — излюбленная в его творчестве. Помимо небольшой, конспективного характера монографии "Как читать Библию" (Брюссель. 1981) автор довольно пространно излагает вопросы библейской тематики в своих более ранних и более объемистых трудах, изданных под псевдонимом "Эммануил Светлов": "Магизм и единобожие" (Брюссель. 1971); "Вестники Царства Божия. Библейские пророки (VIII-IV вв. до Р.Х.)" (Брюссель. 1972).
Нельзя не упомянуть, наконец, и первую большую работу Александра Меня, вышедшую под псевдонимом "Андрей Боголюбов" и посвященную главным образом новозаветной, евангельской истории: "Сын Человеческий" (Брюссель. 1969, 1983). Оговоримся, что мы не собираемся делать подробный анализ упомянутых литературных произведений Александра Меня. В каждом из них наше внимание обращается лишь на те места, которые непосредственно относятся к библейской тематике. Оценить подход автора к Священному Писанию — такова задача данного очерка.
Исходный принцип библейских комментариев Александра заключается в следующем. Библия, как он считает, это прежде всего "слово человеческое", обычный историко-литературный памятник прошлого, такой же, как, скажем, "Божественная комедия" Данте или "Слово о полку Игореве". Соответственно, в изучении Библии Александр Мень решающую роль отводит человеческому знанию — филологии, истории, археологии. Весь комплекс наук, привлекаемый им для изъяснения Священной книги, он именует "библейской критикой". По его определению, это "наука, изучающая Библию как литературное произведение" (Магизм и единобожие, 486-487).
Но Библия — это слово Божие, то есть единственная в мире книга, автором которой является Сам Бог. Правда, каждая из составных частей Библии имеет и своего человеческого автора — пророка или апостола, но его роль сводится лишь к тому, чтобы "оформить", выразить на человеческом языке сообщаемое Святым Духом Божественное Откровение. У человеческого автора сохраняется свобода в выражении открываемых ему мыслей, от него не отнимается его человеческое знание, но вся эта "человеческая сторона" Библии подчинена Божественной. Святой апостол Павел подчеркивает, что Священное Писание — это именно слово Божие, а не слово человеческое (1 Фес. 2, 13). Идейное содержание ее принадлежит Богу, и лишь способ выражения мыслей — человеку. В этом и состоит принцип богодухновенности Библии. Принцип богодухновенности означает, что и при любых исследованиях Библии человеческий фактор должен быть подчинен Божественному.
Кого только Александр Мень не привлекал в своих объяснениях библейских текстов! Тут наряду со святыми отцами — Иоанном Златоустом, Григорием Нисским — и явные еретики — Феодор Мопсуэтский, Пелагий — и философы-вольнодумцы, во многом заблуждавшиеся — прот. С. Булгаков, Н. Бердяев, В. Соловьев, католические и протестантские богословы, просто ученые-естествоиспытатели: физики, биологи и др. Конечно, это свидетельствует о широте эрудиции автора, но беда в том, что высказываниям, почерпнутым из этих разнородных источников, Александр Мень придает одинаковый авторитет в истолковании Библии, что совершенно неправомерно. Из-за этого возникает страшная мешанина понятий и многочисленные и серьезные уклонения от православного вероучения.
Еще одна беда Александра — его собственная научная недобросовестность. Хотя он и уверяет читателей, что в его книгах "нет ничего такого, что не опиралось бы на первоисточники и на выводы современных исследований" (Магизм и единобожие, 16), однако для того, кто берет на себя труд познакомиться с первоисточниками, становится вполне очевидно, что слишком часто протоиерей совершенно сознательно эти первоисточники искажает. Приведем примеры.
Пример 1. Адам — человек или "всечеловек"?
В своей книге "Как читать Библию" (Сын Человеческий, 34) Александр пишет: "По словам св. Григория Нисского, Адам не столько единая личность, сколько Всечеловек (у Александра — курсив), целокупная душа всего человечества (Об устроении человека, XVI)".
Посмотрим, что же в действительности пишет Григорий Нисский. В трактате "Об устроении человека", глава 16, буквально нет такого фрагмента, который цитирует Александр. Более того, нет и выражения "целокупная душа всего человечества". А что же есть? А есть совсем другая мысль:
"Слово Божие, сказав: сотвори Бог человека, неопределенностью выражения указует на все человечество, ибо твари не придано теперь сие имя: Адам, как говорит история в последующем: напротив того, имя сотворенному человеку дается не как какому-либо одному, но как вообще роду".
То есть св. Григорий вполне однозначно утверждает, что сотворен был именно один человек, только название "человек" относится ко всей человеческой природе, а имя Адам — к конкретной личности. Далее святитель поясняет, что значит выражение "человек сотворен по образу Божию". Это значит, что "всем равно дарован ум, все имеют способность размышлять, наперед обдумывать и все прочее... Одинаково имеют сие и явленный при первом устроении мира человек, и тот, который будет при окончании вселенной; они равно носят в себе образ Божий". Из этой цитаты вполне ясно, что, по словам св. Григория, Адам — конкретная личность. То есть налицо искажение мысли.
И наконец, еще один пример искажения основного первоисточника — Библии.
Пример 2. Двенадцать колен Израиля.
Число колен Израиля — 12, Александр считает не реальным, а символическим. "Библия, — решительно заявляет он, — насчитывает более двенадцати колен" (Магизм и единобожие, 195). В подтверждение этого положения автор выдвигает следующий довод.
""Благословение Иакова" (Быт. 49) опускает колена Махира и Галаада (Суд. 5, 14,17), в то время как "Песнь Деворы" (Суд. 5), упоминая эти два колена, перечисляет всего десять колен. "Благословение Моисея" (Втор. 33) опускает колено Симеона" (Магизм и единобожие, 620).
Давайте выясним вопрос с коленами Израиля. У Иакова (он же Израиль) по прямому свидетельству Библии было 12 сыновей (Быт. 35, 22-26). Именно их, как родоначальников колен будущего еврейского народа, благословляет Иаков согласно тексту 49-й главы Книги Бытия. В благословении Моисея (Втор. 33) колено Симеоново пропущено только в еврейском тексте. В греческом оно есть. Причину пропуска имени Симеона в еврейском тексте изъясняет преподобный Ефрем Сирин (см. "Толковую Библию" Лопухина. Т. 1. С. 666-667).
Что же касается песни Деворы в книге Судей, глава 5, то два новых имени — "Махир и Галаад", которые есть в этом отрывке — это не два иных колена, а две части одного и того же колена Манассии. Западная часть колена Манассии, названная по имени старшего рода его Махировьм (см. Нав. 17, 1-2) в свое время, при завоевании земли обетованной, переселилась за Иордан. Восточная часть колена Манассии вместе с коленами Рувима и Гада попросила у Моисея позволения остаться в земле Галаад и не переходить через Иордан (Числ. 32). Песнь Деворы вовсе не ставит целью перечислить все колена Израиля. "Девора изображает, как разные колена израильские отнеслись к воззванию восстать на борьбу против хананеев" ("Толковая Библия". Т. 2. С. 168).
Так что с коленами Израилевыми все в порядке — их ровно 12. Данный пример особенно подчеркивает, что погрешности комментариев Александра — не случайны. Действительно, кто поверит, что маститый протоиерей не знал элементарных фактов Библейской истории, напечатанных к тому же в популярной, отнюдь не высокого уровня книге — "Толковой Библии" Лопухина?
Еще один подлог Александра Меня требует разоблачения. Протоиерей старается провести мысль, что его разногласия с учением Церкви — закономерный результат строгой научности его трудов. Якобы современная наука доказала, что к Библии нужно подходить так, как подходит Александр. А представления Церкви якобы отжили свой век и, так сказать, из любви к истине с ними нужно расстаться. "Наш религиозный долг, — торжественно заявляет Александр, — гораздо более заключается в поисках истины, нежели в том, чтобы любой ценой сохранить старые представления" (Магизм и единобожие, 15).
Так ли это? Оказывается, что не только не так, но даже совсем напротив. Те научные результаты, на которые опирается Александр Мень, давно уже устарели, и многие из них еще в начале (!) ХХ века опровергнуты русской богословской наукой.
Рассмотрим один пример. В 1902-1903 годах появилась работа известного немецкого ассиролога начала века Ф. Делича "Вавилон и Библия". Основная мысль Делича звучала сенсационно — по его мнению, повествование первых 11 глав Книги Бытия: о творении мира, о жизни в раю, грехопадении, о потопе — заимствовано библейским автором из легенд и мифов древнего Вавилона. Эти легенды, записанные клинописью на глиняных табличках, были обнаружены британскими археологами при раскопках древней Ниневии в середине XIX столетия. Археологи датировали найденные клинописные тексты VII-VI веком до Р.Х., причем в самых текстах прочли указание, что это лишь копии с еще более древних текстов, примерно XXV-XVII веков до Р.Х. То есть получилось, что оригиналы вавилонских сказаний древнее книг Моисея, который, согласно церковному преданию, жил в XVI веке до Р.Х. Опираясь на древность этих находок, Ф. Делич отдал им предпочтение пред библейским повествованием и попытался с их помощью истолковать некоторые места Библии. Так, 2 стих 1 главы Книги Бытия — земля была безвидна и пуста, по мнению Делича, означает, что первозданная неупорядоченность мира (или "хаоса" — "тегом" по еврейскому тексту) явилась результатом борьбы богов Мардука и Тиамат, описанной в вавилонских мифах. Именно эти "боги" столкновением между собой якобы нарушили первоначальный порядок мироздания.
Подход Ф. Делича к сопоставлению Библии и результатов археологических открытий подвергнут серьезной критике профессором В. Рыбинским (см. его статью в "Трудах Киевской Духовной Академии". 1903. Т. 2. С. 113-144). Как показал профессор В.Рыбинский, в основе подхода немецкого ученого лежит глубокое непонимание того, насколько библейские повествования более возвышенны и одухотворенны, чем вавилонские легенды, представляющие собой обычные языческие басни древних народов. То есть это подход неверующего разума, который готов поверить во что угодно, только бы не верить Библии.
И вот эту-то, давно опровергнутую версию Александр Мень кладет в основу своих комментариев, повторяя вслед за Деличем, что первые 11 глав Книги Бытия — лишь переработка Вавилонских легенд, что в первый день творения "силы хаоса" не без успеха боролись с Богом и т.п. Вытаскиваются на свет столь же древние доводы "литературной критики" Библии: о 5 авторах Пятокнижия, 3-х авторах книги пророка Исаии, о якобы "естественном" характере библейских чудес — чистые гипотезы, не только не нашедшие до сих пор никакого исторического подтверждения, но давно уже признанные как несостоятельные авторитетными русскими богословами-библеистами (см., например, проф. А.П. Лопухин. Библейская история при свете новейших исследований и открытий. Т. 1. СПб. 1913; А.А. Жданов. Из чтений по Священному Писанию Ветхого Завета. Сергиев Посад. 1914). Более того! Современные библеисты на Западе — не только протестантские, но и даже католические, все более убеждаются, что так называемая "библейская критика" совершенно несостоятельна в своих основах и бесперспективна для исследований священной книги.
Приведем по этому поводу три отзыва.
Отзыв 1. Православного богослова.
"Те христианские ученые, которые эти выводы (т.е. библейской критики — авт.) восприняли, окончательно ушли в изучение буквы и исторической оболочки Библии, нимало не заботясь о том откровении, которое в ней заключено" (Прот. А. Князев. "Православная мысль". Вып. 6. Париж. 1948. С. 140).
Отзыв 2. Католического богослова.
"Повышенный интерес в наши дни к Церкви, к Преданию и символике Таинств является одним из признаков возрождения. Он выражает стремление к восстановлению реальностей, полностью или частично утраченных вследствие неумеренного воздействия критического рационализма прошедших веков" (Р. Марле. "Символ". 1986. № 15. С. 60).
Отзыв 3. Археолога-протестанта.
"Попытки разбить текст Библии на небольшие куски, иногда распределение текста по отдельным стихам или строкам между тремя разными источниками (как это делает рационалистическая критика) есть дело совершенно пустое" (В.Ф. Олбрайт. Новые горизонты в библейских исследованиях. С. 14-15).
На фоне этих отзывов принципы и идеи, которых придерживается Александр в своих библейских комментариях, выглядят явно устаревшими.
Пожалуй, одно из самых заметных разногласий Александра Меня с Церковью — по вопросу о достоверности Священного Писания.
Библия — книга вполне достоверная. Все Священное Писание боговдохновенно есть, как говорит Апостол, значит — истинно, и в нем нет вымышленных лиц, басней и сказок, хотя есть притча, а не собственное сказание, где всякий видит, что речь идет приточная. Все Слово Божие есть единая истина, целостная, нераздельная, и если ты признаешь за ложь одно какое-нибудь сказание, изречение, слово, ты погрешишь против истины всего Священного Писания, а первоначальная истина его есть Сам Бог.
Напротив, для Александра в Библии, главным образом в Ветхом Завете, далеко не все достоверно. Повествования исторического характера якобы переплетаются с легендами и мифами. Протоиерей в принципе не отрицает, что в основе библейских повествований лежат реальные сказания богодухновенного характера — откровения пророков. Но он считает, что впоследствии, с течением времени, эти первоначальные рассказы "обрастали" разными вымыслами — наподобие народных былин. Задачу своих комментариев Александр видит в том, чтобы выяснить "историческую основу" Библии, отделив ее от "фантастического" элемента.
Во что превращается библейская история при таком "отделении", покажем на примере небольшого фрагмента "научных комментариев" Александра Меня. Согласно его разъяснениям, первые 11 глав Книги Бытия — о творении мира и человека, о грехопадении, о всемирном потопе и Вавилонской башне — всего лишь легенды, переработка (и притом позднейшая, времен Вавилонского плена, 6 в. до н.э.) древне-вавилонских мифов. Адам и Ева — это, оказывается, не конкретные личности, а лишь собирательные образы, также, как и "допотопные" патриархи — Сиф, Енох и т.п. (Быт. 4-5). И вообще, достоверная библейская история, по мнению Александра Меня, начинается только с Авраама. Правда, и в ней, как считает отец протоиерей, историческая действительность переплетена с легендами. Так, в истории трех патриархов-родоначальников еврейского народа — Авраама, Исаака и Иакова, занимающей большую часть Книги Бытия, достоверно будто бы лишь то, что было 2 волны миграции из Месопотамии в Палестину: при Аврааме и при Иакове. Исаак при таком "объяснении" Библии вообще перестает быть реальным историческим лицом.
В библейских чудесах Александр Мень отказывается видеть что-либо сверхъестественное: казни египетские у него — лишь обычные стихийные бедствия, небесная манна — продукт вполне земного происхождения, клейкая смола с кустарника "тамариск", которую и в наши дни собирают синайские бедуины и продают доверчивым туристам. И так далее. Чудесный переход через Красное море у Александра превращается в рискованное путешествие по болоту. Ангел Господень, в одну ночь истребивший 185 тысяч человек сирийского войска, — это, оказывается, всего лишь эпидемия, подкосившая доблестных воинов. И вообще, все что написано о чудесах в Библии — это, по толкованию отца протоиерея, лишь налет "поэтической традиции древности", и Александр Мень спешит этот налет снять.
Такое, мягко говоря, своеобразное толкование Библии — результат прямого влияния западной библеистики, "библейской критики", которую вслед за своими западными коллегами Александр признает единственно объективным, подлинно научным методом познания священной книги. Отметим для сведения читателей, что так называемая "литературная критика", начавшись в XVIII веке со скромной гипотезы о двух авторах Книги Бытия, через сто лет пришла к полному торжеству "мифологической школы" — не только отрицанию достоверности Библии, но и отрицанию историчности Христа. Причем все эти "научные результаты" добыты за письменным столом, с текстом Библии и карандашом в руках. Впрочем, для нормального русского читателя (так же, как, впрочем, и для большинства простых верующих на Западе) натянутость подобных "толкований" очевидна.
Гораздо более опасно, хотя и менее приметно, расхождение Александра с истиной Писания в другой области — в области веро- и нравоучения.
Александр Мень старается уверить своих читателей, что применяемые им методы исследования Библии не посягают на духовный авторитет Священной Книги (Магизм и единобожие, 15). Однако при ближайшем знакомстве с библейскими комментариями Александра Меня оказывается, что это далеко не так.
Духовный авторитет Библии состоит в том, что она содержит непогрешительное, безупречно верное учение о спасении человека, и вот это-то учение и искажает протоиерей.
Нельзя сказать, что Александр следует какому-то определенному лжеучению. Методологически — в его богословских построениях наблюдается характерное для всех христологических ересей смешение понятий — идет ли речь о происхождении человека, о его грехопадении, о Христе и Его Церкви. В трудах Александра Меня можно встретить идеи арианства — о тварном боге-посреднике в создании мира, являвшемся в теофаниях Ветхого Завета (Магизм и единобожие, 335); манихейства — о том, что мир сотворен в результате борьбы сил добра и зла (Магизм и единобожие, 594; Как читать Библию, 30-31); пелагианства — о том, что грехопадение якобы не изменило природы человека (Магизм и единобожие, 548-549); несторианства — о том, что Христос был подвержен греху (Сын Человеческий, 70) и страдал на кресте как простой человек (Сын Человеческий, 294).
Искажений православного вероучения в трудах Александра настолько много, что из опровержений на них можно было бы составить целую книгу. Для краткости ограничимся лишь небольшим вопросом — о правильном различении добра и зла. Этот вопрос — основной в христианском учении о спасении. Антоний Великий говорит, что в подлинном смысле могут называться умными людьми лишь те, "у которых душа умна, которые могут рассудить, что добро и зло, и злого и душевредного убегают, а о добром и душеполезном разумно радеют" (Добротолюбие. Т. 1. С. 63).
Раздел богословия о происхождении и сущности зла называется понирология (от греч. "понирос" — злой, лукавый).
Вначале обратим внимание на некоторую часть поставленной проблемы — на разграничение понятий "зло", "смерть", "несовершенство". Именно в смешении этих понятий и проявляется разногласие Александра Меня с христианским пониманием.
Согласно орджодоксальному пониманию, несовершенство присуще всем тварным существам. Уже сам факт их созданности Богом "из ничего", их тварность придает им ограниченность, несовершенство. Даже ангелы в этом смысле несовершенны. Только благодать Божия, то есть нетварная Божественная энергия, поддерживает их в бытии; только по благодати тварные существа — ангелы и человеки — могут быть причастны совершенствам Творца, в том числе и бессмертию.
Но несовершенство не есть зло. Бог Сам есть Абсолютное Добро, и все, что Он творит, также есть добро. Об этом особенно подчеркивается, как уже отмечено выше в 1-й главе Книги Бытия: И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма (по-славянски — вся добра зело) (Быт. 1, 31). Это одобрение относится не только в целом к законченному творению, но и к отдельным этапам его. В каждом из 6 творческих дней непременно говорится: И увидел Бог, что все это хорошо (Быт. 1, 8, 10, 12, 18, 21, 25). Более того! Хотя в сотворенном мире не было недостатков, для него была предусмотрена возможность дальнейшего совершенствования: человек получил заповедь не только хранить, но и возделывать рай (Быт. 2, 15).
Итак, несовершенство — это не зло. В созданном Богом мире, на любой степени совершенства, нет места злу. "В сущем (т.е. во всем существующем — авт.) нет ничего злого", — говорит Максим Исповедник. Согласно христианскому пониманию, зло возникло по причине злоупотребления свободой воли высшими тварными существами — ангелами, а потом и человеком. Пребывание этих существ в добре зависит от них самих: они могут подчиняться воле Божией и тогда оставаться и даже совершенствоваться в добре, но могут уклониться от послушания Богу, восстать против Него. Нарушение воли Божией — это грех. Грех и есть первопричина зла.
Таким образом, зло всегда связано не с природой, а с чьей-то личностью, ибо только личное существо — ангел или человек — имеет свободу воли. В природе же как таковой в принципе нет зла. Другими словами, зло всегда отвечает на вопрос "кто", а не "что". Те же неустройства в природе (например, стихийные бедствия) и в естестве человека (болезни), которые обычно называют "злом", есть лишь следствия первопричинного зла — греха. Эти следствия часто именуются общим названием — "тление и смерть".
Священное Писание совершенно однозначно свидетельствует, что в первозданном мире не было никакого беспорядка и разрушения: Бог смерти не сотворил (Прем. 1, 13). И только грехопадение человека, совершившееся по совету лукавого змия-сатаны, подвергло самого человека, а вместе с ним и весь видимый мир, действию смерти и тления: Завистью диавола смерть вошла в мир (Прем. 2, 24). Грех первозданного человека оказался катастрофой мирового масштаба, ибо он нарушил гармонию и порядок в мироздании.
Таким образом, христианское учение четко разграничивает первопричину зла — грех и его последствия — тление и смерть, и столь же четко указывает, что источник зла — в области нравственной — это злая воля чьей-либо личности — падшего ангела-демона или человека.
У Александра Меня эти вопросы раскрываются по-иному. Если писать вкратце, то суть его решения проблемы зла сводится к следующему.
1. Тление и смерть существовали в мире до грехопадения человека.
2. Виновником мирового беспорядка косвенно является Сам Бог, допустивший неким богоборческим силам Хаоса в самом начале творения космоса исказить мировую гармонию.
Познакомимся подробнее с доводами протоиерея. Процитируем одно из его рассуждений. Приведя туманные и не имеющие отношения к истинному богословию высказывания Т. де Шардена, Винера, Планка, Александр Мень делает вывод: "Таким образом, есть все основания утверждать, что Смерть (с большой буквы — авт.) в природе универсальна. Погибают живые существа, распадается материя, энергия обесценивается и тень слепого и темного хаоса витает над Вселенной" (Магизм и единобожие, 571). И сразу же — еще более решительный вывод: "Можно ли после этого говорить о том, что смерть в природу внес человек?" (там же).
Не только можно, но и нужно! Та картина всеобщей склонности к разрушению, которую пытается нарисовать Александр Мень, всем хорошо известна. Это картина того мира, в котором мы живем — мира после грехопадения Адама, мира, в который внесено преступлением нашего праотца начало тления и смерти. И естественные науки принципиально иного ничего не могут дать, ибо они основаны на наблюдениях того же самого, зараженного тлением и смертью мира. Только опыт святых, только Божественное Откровение могут поведать человеку, каким был мир до грехопадения Адама. И это Откровение вполне недвусмысленно свидетельствует, что смерти и тления не было в первозданном мире.
Знает ли об этих текстах Александр Мень? По-видимому, да. Однако, он пытается по-своему, в угоду своим целям перетолковать их, извращая буквальный смысл Писания. Так, в контексте 1-й главы вполне ясно, что стих Книги Бытия 31-й — это свидетельство Творца о благоустроенности новосозданного мира. Нет! — по мнению Александра Меня, эти слова относятся лишь к конечному состоянию мира, после Страшного Суда (Магизм и единобожие, 599). И никаких ссылок — Александр Мень считает, что это его мнение достаточно авторитетно. В другом месте он говорит о том, что смерть как бы заложена в структуру живых существ. И хотя жизнь "противится смерти, создавая сложные системы, передающие из поколения в поколение свой структурный шифр, тем не менее, из рода в род живые существа несут дань Молоху смерти. Более того, для поддержания своего существования они ведут постоянную борьбу, пожирая друг друга" (Магизм и единобожие, 595).
И вот эта-то неприглядная картина, как настойчиво уверяет Александр Мень, существует в мире изначально. Что же, спросим мы, значит Бог — Творец смерти и тления? От столь явной клеветы на Создателя протоиерей Александр пытается уйти следующими высказываниями: "Единственное, что с уверенностью говорят нам вера и Откровение, это то, что Бог не мог непосредственно сотворить борьбу и тленность, которые окрашивают всю историю Вселенной" (Магизм и единобожие, 594).
Однако Вера и Откровение говорят совсем о другом. Бог только попускает существовать сопротивным силам и началу тления и смерти. "Попускает" — это значит, что все искажения и нарушения порядка в мироздании являются следствием действия только сил зла, а Бог лишь допускает им действовать в определенных пределах, исправляя и направляя ко благу причиняемый ими вред. Прекрасный библейский пример этой идеи об ограниченности сил зла и полной их подчиненности Богу показан в Книге Иова. Сатана вынужден просить у Бога позволения вредить Иову, и Бог допускает ему в определенных пределах причинять зло праведнику, но все оканчивается к еще большей славе Божией: Иов остался верен Богу и в несчастье, вопреки расчетам дьявола, который был таким образом посрамлен, а Иов за свое долготерпение получил еще большие милости от Бога.
Вот что значит термин "попущение". Всемогущество Божие нисколько не умаляется от наличия сил зла. Совсем иной смысл имеет выражение Александра. "Бог не мог непосредственно сотворить..." Это значит, что все-таки Бог — "автор" мирового тления. А "сопротивные силы" — это как бы посредники Творца в этом "грязном" деле. Получается та же клевета, что и в древних ересях, только в замаскированном виде: Бог — Творец зла, а темные силы — Его "ассистенты". Какое уж тут всемогущество! Тут уже ближе к равноправию "злого" и "доброго" богов.
Мысль о "соучастии" темных сил в творении мира Александр развивает все дальше. Оказывается, существует некий "богоборческий Хаос" (Магизм и единобожие, 587), некая "тварь, противящаяся божественным предначертаниям, стремящаяся нарушить строй мироздания" (Магизм и единобожие, 583). Именно она, эта тварь, как уверяет Александр, "мутила воду" в первый день творения и производила беспорядок в только что созданном мире.
По изъяснению протоиерея, "хаотическое состояние мира проистекало не от Творца, но было уже нарушением Его воли. Нечто таинственное исказило гармонию творения" (Как читать Библию, 31). При таком понимании явно нарушается догмат о Божественном всемогуществе. «Бог наш на небеси и на земли, вся, елика восхоте, сотвори» — гласит Священное Писание по старорусски. А тут какое-то "нечто" оказывается в силах нарушить порядок творческой деятельности Бога.
Чувствуя, что он явно расходится с вероучением Церкви, Александр в другой своей книге спешит уверить нас, что Божественное всемогущество в данном случае само умаляется ради свободы тварных существ (Магизм и единобожие, 592). Что сказать на это? То, что, согласно вероучению, Божественное умаление (кенозис) в мире вещественном обнаруживается после грехопадения человека. Бог снисходит к падшему человеку, чтобы искупить его от власти греха. В первозданном же мире, когда человек еще не создан, Богу незачем умаляться. Такое умаление исказило бы замысел Творца относительно мира вещественного. Этот мир создается для человека, он отдается во власть человеку (Быт. 1, 28). Богословская мысль говорит о том, что Бог вводит человека в этот мир, как в прекрасный и благоустроенный дворец, и только от самого человека зависело сохранить или нарушить благоустройство данного ему в обладание космоса. По толкованию же Александра Меня получается, что еще до грехопадения человека в этом мире действовали какие-то "таинственные силы" богоборческого характера. То есть налицо умаление достоинства человека и его нравственной ответственности за судьбы мира, и вместе с тем явное преувеличение могущества сил зла.
Самый важный вывод, который следует из приведенных высказываний, состоит в следующем. В "богословии" Александра исчезает идея о том, что грех есть причина зла. Изначально мир якобы был уже подвержен началу разрушения и гибели и еще до падения Адама стал игрушкой в руках темных сил Хаоса (то есть сатаны).
Отличительная черта Библии состоит в том, что человеческая история в ней — не просто бессмысленное чередование имен и событий. За внешним течением исторического потока авторы священных книг видят вполне определенный смысл. Пришествие в мир Спасителя — вот центральное событие мировой истории и к нему направлено все. При этом важно отметить, что Сам Бог направляет человеческую историю, но не насилуя, а сообразуясь с волей человеческой, не игнорируя, а учитывая нравственное состояние человечества. И вот эта мысль постоянно подчеркивается авторами Библии — успехи и падения человеческого общества, процветание и гибель народов зависели от их нравственного состояния — от того, насколько они преуспевают в добре или, наоборот, погружаются в зло.
Если народ почитает истинного Бога и живет благочестиво — Бог дает ему изобилие во всем и защищает от всех внешних врагов. Если же народ уклоняется в нечестие и идолопоклонство — ему посылаются от Бога бедствия для вразумления.
Такова библейская "философия истории". Но для Александра это всего лишь "богословская схема" (Магизм и единобожие, 368). Реальная история, как он считает, развивается иначе, под действием вполне "земных" причин: экономических, социальных, природных.
Приведем несколько примеров.
Перед входом в землю Обетованную пророк Моисей предрекал своим единоплеменникам, что их благополучие будет следствием их благочестия и, наоборот, отступление народа от истинного Бога приведет к бедствиям (Втор. 28). Авторы последующих книг Библии, описывая историю Израиля, показывали, что это пророчество исполнилось на деле, как грехи народа приводили к порабощению страны иноземными завоевателями (см., например, Нав. 24, 36: И стали сыны Израилевы служить Астарте и Астарофу и богам окрестных народов: и предал, их Господь в руки Еглона, царя Моавитского, и он владел ими восемнадцать лет). Наоборот, при их покаянии Господь посылал им избавление, напр. Суд. 3, 15: Тогда возопили сыны Израилевы к Господу, и Господь воздвиг им спасителя Аода, сына Геры.
Александр Мень не принимает такого объяснения, а предлагает взамен свое, более земное. "Израиль представлял собой не что иное, как союз племен и кланов, весьма разнородных и не связанных ничем, кроме религиозных традиций... ослабление религиозных уз почти всегда приводило к потере коленами политической независимости".
При этом объяснении Бог как бы устраняется от истории. Правда, человеку, хоть немного знакомому с Библией, становится заметной натянутость подобного объяснения. Священная книга говорит совсем о другом: о том, что все колена сразу подвергались завоеванию иноплеменниками. А когда евреи обращались к Богу, то побеждали они врагов отнюдь не объединенными силами, а явно являемой помощью Божией. Например, Гедеон специально, по особому повелению Божию сокращает численность своей армии с 22000 до 300 человек, чтобы победа была приписана не человеческой силе, но Божественному всемогуществу (Суд. 7, 2-8). Для Александра Меня подобные моменты священной истории как бы не существуют — он просто избегает говорить о них.
Еще один пример — одно из важнейших событий в истории Израиля — разделение царства на Иудейское и Израильское. Согласно Библии (3 Цар. 11-12), оно последовало после смерти Соломона и именно как наказание за его грехи — за уклонение в идолопоклонство, к чему склонили царя его многочисленные жены-иноплеменницы. Сам Бог предупредил Соломона: За то, что... ты не сохранил завета Моего и уставов Моих, которые Я заповедал тебе, Я отторгну от тебя царство и отдам рабу твоему. Но во дни твои Я не сделаю сего ради Давида, отца твоего; из руки сына твоего исторгну его. И не все царство исторгну; одно колено дам сыну твоему ради Давида, раба Моего, и ради Иерусалима, который Я избрал (3 Цар. 11, 11-13). Пророк Ахия возвестил рабу Соломона Иеровоаму, что ему Бог вручает власть над 10 коленами Израиля (3 Цар. 11, 29-39). После смерти Соломона пророчество исполнилось: когда евреи обратились к сыну Соломона Ровоаму с просьбой облегчить им налоговое бремя, новый царь отказал им, и тогда 10 колен отложились от Ровоама и избрали царем Иеровоама (3 Цар. 12, 1-20). Ровоам решил военной силой вернуть себе власть над всей страной, но ему и его войску было сказано пророком Самеем: Так говорит Господь: не ходите и не начинайте войны с братьями вашими сынами Израилевыми; возвратитесь каждый в дом свой, ибо от Меня это было (3 Цар. 12, 24).
Так описывает Библия события разделения царств. Причина его подчеркнута — грех Соломона. Что же мы читаем у Александра Меня? Оказывается, еще во времена Иисуса Навина было "какое-то существенное различие в традициях Севера и Юга". Правда, сейчас трудно установить, в чем коренился этот антагонизм, но зато "он был настолько силен, что уже после создания единого еврейского царства привел его к разделению на Израиль и Иудею. Есть основание полагать, что Эфраим и прочие северные колена подверглись большему влиянию соседей, чем Иуда, отторженный от севера горами" (Магизм и единобожие, 363).
Получается, что не грех Соломона, а горы разделили страну на 2 царства, и оказывается, что это разделение в скрытой форме существовало уже давно!
Этих двух примеров, наверное, достаточно, чтобы видеть, во что хочет превратить священную историю Александр Мень. Пытаясь найти чисто земные причины библейских событий, он стремится убедить читателей, что нравственное состояние народа никак не влияет на ход исторического развития. Его "бог истории" равнодушен к вопросам добра и зла.
Есть несколько ярких моментов всемирной истории, в которых нравственный смысл библейской истории проявляется наиболее отчетливо и на которых Библия останавливается особенно тщательно.
Один из них — Всемирный потоп.
В Книге Бытия подчеркивается, что это катастрофа мирового масштаба — водою покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом (Быт. 7, 19), так что лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди (Быт. 7, 21). Это бедствие постигло весь мир за нравственное развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время (Быт. 6, 5). И только Ной, человек праведный и непорочный в роде своем (Быт. 6, 9), со своим семейством спасся от потопа в ковчеге. Ной и три его сына стали родоначальниками нового человечества.
Таким образом, по Библии, потоп, — это не просто стихийное бедствие. Это явление вызвано чрезвычайным, сверхъестественным вмешательством Бога, открывшего особые (кстати, неведомые до сих пор науке) источники вод — источники великой бездны и окна небесные (Быт. 7, 11). И это бедствие в нравственном смысле явилось благодеянием: оно пресекло все то зло, которое чрезвычайно распространилось по земле, и очистило землю, наполненную злодеяниями (Быт. 6, 13). Не случайно поэтому потоп в христианской традиции является одним из прообразов таинства крещения: подобно крещению, очищающему человека от грехов, потоп привел к нравственному очищению человечества, сохранив праведника с его семейством и погубив закоренелых, не желающих исправления грешников.
Совсем иное толкование дает истории Александр Мень. По его словам, "Бог решает вернуть мир к Хаосу (опять с большой буквы! — авт.) через потоп" (Магизм и единобожие, 564). Какая клевета на Создателя! Допотопный мир сам развратился, и Бог лишь уничтожает плоды этого нравственного беспорядка, чтобы дальнейшая жизнь на земле имела смысл и вообще оказалась бы возможной, ибо "зло не имеет будущего" и нечестивые губят сами себя и всех, кто их окружает. А по словам Александра Меня, Бог возвращает мир Хаосу, то есть, следуя толкованию протоиерея, мир отдается во власть таинственным силам, которые постоянно стремятся исказить гармонию творения. Доселе Бог им препятствовал, а при потопе Бог им помогает! Да, тут комментарии излишни.
С особой настойчивостью восстает Александр Мень против положения о всемирном характере потопа. В этом он следует западным либеральным библеистам. С точки зрения нравственного смысла истории такую настойчивость можно понять. Если верить Библии, которая недвусмысленно говорит, что вода покрыла всю землю, и даже вершины самых высоких гор, то получается, что потоп, как наказание Божие, был неотвратимым бедствием. Его невозможно было избежать. Совсем иное получается, если потоп был только наводнением местного масштаба. Тогда его в принципе можно было избежать, и лишь недостаток в технических средствах помешал спастись допотопному человечеству. А это очень важно для будущего. Ведь всемирный потоп — один из прообразов конца света (см. Мф. 24, 37-39). И если удалось бы "протащить" идею о том, что человечество могло бы спастись от потопа, то это означало бы, что тем более (при современной-то технике!) оно может спастись от грядущих бедствий, предсказанных в Евангелии. Кстати, именно эту идею Александр Мень развивает в одном из своих выступлений в печати.
В своем отрицании всемирного характера потопа Александр Мень ссылается на данные науки. "Потоп, вероятно, — пишет он, — захватил лишь основные районы обитания человека. Раскопки показали, что в Месопотамии ок. 4000 лет до Р.Х. действительно произошло наводнение огромных масштабов, которое уничтожило местную культуру" (См. Л. Вулли. Ур Халдеев. Магизм и единобожие, 1963. С. 19-36).
Присмотримся поближе к данным науки. Действительно, обнаруженные летом 1929 г. в Междуречье англичанином Л. Вулли на большой глубине слои глины свидетельствовали о том, что когда-то в этой местности был потоп. Но значит ли это, что в других местах потопа не было? Конечно нет! Всякое исследование, ограниченное пределами какой-то местности, просто ничего не может сказать относительно других территорий, остающихся вне поля зрения исследователя. Кстати, в отношении границ потопа, установленных Вулли, можно заметить, что Ноев ковчег оказался за границей потопа "по Вулли". Достоверность данных о существовании ковчега несомненна. Его видели многие экспедиции, и, что важно подчеркнуть, он находится на горе Арарат, т.е. именно там, где указывает Библия (Быт. 8, 4). Территория же потопа, отмеченная Вулли, "не доходит" до этого места. Так что из этих научных данных никак не следуют столь далеко идущие выводы, которые делает Александр Мень.
Еще с одной стороны протоиерей пытается ослабить достоверность библейской истории о потопе. Он утверждает, что "древнее сказание народов Двуречья об этом потопе послужили материалом для библейского рассказа (фрагмент поэмы о Гильгамеше, содержащий историю потопа, найден в Палестине)" (Как читать Библию, 42). Возражать на этот новый вариант старой версии проф. Ф. Делича (1902 г.) — значит напрасно тратить время и бумагу. Слишком очевидно несоответствие идейного содержания, стиля и композиции, чтобы утверждать, что библейское повествование списано с древневавилонских сказок.
Отличительная особенность библейских комментариев Александра — в том, что в них образы ветхозаветных праведников преподносятся в сильно искаженном виде. Если верить Александру, не такие уж они были и праведники... Приведем примеры.
Пример 1. Авраам.
Почему-то Александр Мень хочет принизить нравственный уровень "отца верующих". "Мы бы погрешили против исторической правды,— пишет он, — если бы вообразили, что уже тогда, когда Авраам покинул Месопотамию, он и его люди были носителями богопочитания... высокого типа" (Магизм и единобожие, 175). Две натяжки бросаются в глаза сразу же. "Он и его люди..." — Авраам по высоте веры представлял собой явление исключительное даже среди близких — Сарры, Лота. И о какой исторической правде может идти речь, когда история не в состоянии воспроизвести образ Авраама — из внебиблейских источников о нем ничего не известно, и сам же Александр вынужден это признать (Магизм и единобожие, 515). Значит, в отношении личности Авраама мы имеем единственный источник — Библию. Но Библия очень высоко отзывается о благочестии этого праведника. Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность (Быт. 15, 6). У пророка Исаии Бог называет Авраама Своим другом (Ис. 41, 8). Спрашивается, на основании чего же Александр считает, что Авраам был некогда идолопоклонником (Магизм и единобожие, 178-179)? Что его веру нельзя назвать монотеизмом (Магизм и единобожие, I90)? Наоборот, в Библии сказано, что Бог переселил Авраама из Месопотамии именно для того, чтобы предохранить его от общения с идолопоклонниками: так говорит Господь Бог Израилев: за рекою жили отцы ваши издревле, Фарра, отец Авраама и отец Нахора, и служили иным богам. Но Я взял отца вашего Авраама из-за реки и водил его по всей земле Ханаанской... (Нав. 24, 2-3).
Читаем еще у Александра Меня: "моральные представления патриархов (т.е. Авраама и его ближайших потомков. — авт.) еще далеки от высокой этики пророков" (Магизм и единобожие, 189). Непонятно, какие недостатки усмотрел протоиерей у патриархов, чтобы так принизить их перед пророками. Библия свидетельствует, в частности, об Аврааме, что он имел самое основное нравственное качество: был во всем послушен Богу и свою верность Ему сохранил до конца, не пожалев для Него возлюбленного сына (Быт. 22, 16). Может быть, Александр хочет сказать, что Авраам не сформулировал этического учения и своих моральных принципов не записал в книгах, как то делали пророки? Но перед Богом важны не слова, а дела, и у Авраама именно делами вера достигла совершенства... и он наречен другом Божиим (Иак. 2, 22-23). Какое еще достоинство может быть выше этого? Какой еще нравственный уровень предпочтительнее?
Для чего нужно Александру так принижать авторитет еврейского патриарха? Думается, здесь попытка провести идею так называемого нравственного прогресса в истории. Показать, что одновременно с накоплением научных и технических знаний в человечестве совершенствуются и "моральные представления". Насколько эта идея противоречит Библии, вряд ли стоит и говорить. Достаточно привести лишь слова Спасителя, обращенные к соотечественникам: Если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы (Ин. 8, 39). Да, иудеям, распявшим Христа, было далеко до "моральных представлений" родоначальника их народа.
Пример 2. Самуил и Саул.
Речь идет об одном эпизоде из 1 книги Царств, глава 13. Там повествуется о том, что пророк Самуил велел Израильскому царю Саулу собрать войска в городе Галгал и поджидать его, пока он придет и совершит положенные жертвоприношения. Саул поджидал Самуила 7 дней, а потом решился принести жертву сам. И тут приходит Самуил. Грех Саула был налицо: не будучи священником, он не имел права совершать жертвоприношения и к тому же ему было повеление от пророка (то есть все равно, что от Бога!) дожидаться его прихода. Самуил, как и подобало ему по его званию пророка Божия, обличил Саула в сделанном грехе — непослушании и нетерпении — и предсказал ему, что Господь отнимет у него царство.
Что же пишет Александр по этому поводу? "Старому пророку казалось, что царь стремится присвоить себе религиозные санкции. Так однажды между ними произошла размолвка из-за того, что Саул принес жертву в отсутствии Самуила" (Магизм и единобожие, 387). Вот уж, действительно, — с больной головы на здоровую! Оказывается, причиной "размолвки" явился "грех" Самуила — его ревнивые подозрения касательно намерений царя. О подлинной же причине, грехе Саула — ни слова! Как будто и нет никакого греха!
Подобных примеров можно было бы привести множество. Того же Авраама, которому гордость совершенно несвойственна, Александр Мень именует "гордым шейхом" (Магизм и единобожие, 188). Смиренный и простодушный Иаков наделяется совершенно несвойственными ему качествами: хитростью, алчностью, изворотливостью. Да к тому же он, по изъяснению протоиерея, был не "чистый монотеист" — ставил идольские жертвенники (Магизм и единобожие, 195). Великодушный Давид, оказывается — "необузданный и властный человек, беспощадный к врагам, не пренебрегающий порой сомнительными средствами для достижения своих целей" (Магизм и единобожие, 389-390). Бесполезно опровергать столь убийственную характеристику, поскольку не приводятся веские доводы в ее обоснование. Напротив, на каждый из приведенных эпитетов в отношении Давида можно легко найти опровергающий пример из Библии.
Отметим, что такое серьезное искажение нравственного облика ветхозаветных праведников наносит серьезный ущерб правильному восприятию Библии. Главная задача священной книги, как уже отмечалось выше, — правильно ориентировать человека в выборе между добром и злом. И что весьма ценно — жизнь ветхозаветных праведников и грешников — это, так сказать, "добро" и "зло" на конкретных примерах. Добро и зло на практике.
В этом ценность Библии, но в этом и трудность. Особенно при чтении Ветхого Завета нелегко распознать, чему следует подражать, а чему — нет. Где явный грех, а где — извинительная дань своему времени. Например, многоженство Давида — конечно, не образец, но по ветхозаветным понятиям — это дело допустимое, однако грех Давида с Вирсавией — явное преступление закона Божия. И Библия сохранила эту историю (2 Цар. 11), чтобы показать, что и праведник может пасть, что никто не должен надеяться на свою праведность и вместе с тем — что не следует отчаиваться, но сделанный грех врачевать покаянием. И в этом деле именно покаяние Давида стало образцом для всякого согрешающего человека. Что же касается мнимой жестокости его по отношению к врагам (например, 2 Цар. 12, 31), то на нее следует смотреть, как на средство исполнения Божественного приговора, как на возмездие по отношению к тем народам, которые сами творили большие жестокости (см. например, 1 Цар. II, 2) и к тому же на мирные предложения Давида отвечали грубостью и оскорблениями (2 Цар. 10, 1-5).
И в других ветхозаветных историях мнимая жестокость часто лишь форма Божественного правосудия. Так, Сам Бог повелел Саулу истребить народ амалекитян за их беззаконие, а когда Саул не выполнил повеления Божия, за него это сделал пророк Самуил (1 Цар. 15). Что же, может быть, и Бога обвинять в чрезмерной жестокости?
Все это сказано уже было для того, чтобы подчеркнуть, что когда речь идет о ветхозаветных праведниках и грешниках, нужны авторитетные толкования, которые могли бы неискаженно выявить подлинный смысл их действий и четко разграничить — где подлинно добро и подлинно зло. Наоборот, при произвольном толковании эпизодов священной истории понятия о добре и зле перемениваются до прямой противоположности. "Отец верующих" Авраам оказывается идолопоклонником, пророк Самуил превращается в старого интригана, а царь и пророк Давид в кровожадного тирана.
Грехопадение и искупление. Александр Мень настойчиво пытается убедить своих читателей, что историю грехопадения Адама (Быт. 3) нельзя понимать буквально. Это якобы только "метаистория", то есть история, записанная после переработки древних мифов и легенд. Буквальное же понимание библейского рассказа о грехопадении, как считает Александр, порождает трудности для понимания. Какие же? Первая трудность в том, что такое понимание якобы противоречит принципу справедливости. "Почему вина первого человека, — вопрошает Александр Мень,— пала на всех его потомков?" (Магизм и единобожие, 549) Вторая трудность, по мнению Александра Меня, заключается в том, что если верить Библии, получится, что "смерть и страдание появились в мире после падения человека. Но это значит — продолжает далее протоиерей, — усматривать в двух индивидах столь огромную силу, что из-за них изменилось положение вещей не только на целой планете, но и во всей вселенной" (Магизм и единобожие, 549).
Что же сказать на это? Только то, что доводы протоиерея Александра против буквального понимания библейского рассказа о грехопадении — это обычные доводы неверующего разума, которому трудно смириться, чтобы принять Божественную истину, открытую в Священном Писании. Мы потому и останавливаемся на этих вопросах, что их обычно задают люди, впервые берущие в руки Библию. "Почему я должен отвечать за преступление Адама? Ну, он согрешил, а я-то тут при чем?" — с обидой вопрошают скептики. Не будем спорить с ними.
Посмотрим, как отвечает на этот вопрос само Священное Писание. Оно вообще не ставит так вопрос — справедливо или несправедливо то, что мы получаем при рождении: человеческое естество, поврежденное первородным грехом. Святой апостол Павел проводит параллель между грехопадением и искуплением. Как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою Одного всем человекам оправдание к жизни (Рим. 5, 18). На что еще ты ропщешь, человек? Если тебе кажется несправедливым, что согрешил Адам, а на тебе последствия его греха, то как можешь ты считать справедливым получать благодатное оправдание во Христе? Ведь это Христос пострадал на кресте, а не ты, однако же плоды Его искупительных страданий даруются тебе, по вере твоей только в Искупителя. Так, Божественная Правда оказывается неизмеримо выше человеческих понятий о справедливости, ибо оправдание и путь к вечной жизни для всех людей открывается благодаря подвигу (святый апостол Павел называет его послушанием Рим. 5, 19) одного человека — Второго Адама, т.е. Христа, подобно тому, как осуждение и путь к вечной смерти внесены в мир грехом (преслушанием — Рим. 5, 19) одного человека — Адама. И тот, кто отказывается, поверить, что грех и смерть вошли в мир именно таким путем, тем самым показывает и свое неверие в тот способ искупления, который предложен страждущему человечеству.
Теперь относительно второго аргумента Александра Меня — "неужели из-за двух индивидов изменился весь мир"? Да, именно так!
Обратимся снова к Евангелию: Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мф. 16, 26). Такова перед Богом ценность одной человеческой личности — она дороже целого мира. И вся Священная история свидетельствует, что ради одного праведника благословятся целые народы, и даже все человечество. Я произведу из тебя великий народ... и благословятся в тебе все племена земные (Быт. 12, 1-3), — эти слова сказаны Аврааму Самим Богом. Ради 10 праведников Бог готов помиловать целый город крайне развращенных грешников (Быт. 18, 32). При разумном и знающем муже (только одном!) страна долговечна (Прит. 28, 2), а грехи правителя навлекают гнев Божий на страну (3 Цар. 11, 26-35; 4 Цар. 23, 26). Самый яркий пример силы влияния одной личности на весь мир — Христос, Своими страданиями искупивший весь человеческий род. Один оказался Спасителем всех, Один изменил ход мировой истории, вывел человечество из того безнадежного тупика, в котором оно оказалось. Что еще говорить о значении одной личности для судеб всего мира!
Таким образом, и этот аргумент Александра Меня косвенно направлен против библейского учения об искуплении. Но протоиерей этим не ограничивается. Отвергая буквальное понимание истории грехопадения Адама, он предлагает взамен другое, извращенно-аллегорическое толкование. Согласно этому толкованию, Адам — это не отдельная личность, а "целокупная душа человечества" (Как читать Библию, 34) — "некое множество, заключенное в единстве" (Магизм и единобожие, 557). Целых 6 страниц своей книги (Магизм и единобожие, 553-559) Александр Мень посвящает "доказательству" этой идеи, привлекая на свою сторону не только философов-вольнодумцев, но и православные «святоотеческие» тексты. Впрочем, в отношении этих последних Александр Мень допускает явный подлог. В них действительно под именем "Адам" подразумевался весь человеческий род, но не в смысле "коллектива" личностей, а в смысле человеческой природы. Напротив, в 3 главе Бытия согрешивший Адам — это конкретная личность, а не безликая природа, которая согрешить не может. Так что приводимые отцом протоиереем тексты нисколько не относятся к истории грехопадения. Единственный же текст из Григория Нисского, имеющий отношение к толкованию 3 главы Бытия, Александр Мень просто искажает в пользу своей идеи "коллективного Адама".
Для чего нужно такое извращенное толкование? Оказывается, для того, чтобы сделать "подкоп" под библейское учение об искуплении. Если принять теорию "коллективного Адама", то в силу симметрии между грехопадением и искушением, получается, что "второй Адам" — Христос тоже должен быть не единственным! Александр Мень так прямо и говорит, что якобы святой апостол Павел "во втором Адаме, во Христе, видел... соборный организм Церкви" (Магизм и единобожие, 555).
Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Разве соборный организм Церкви нас ради человек и нашего ради спасения воплотился от Девы Марии, пострадал на кресте при понтийстем Пилате, воскрес и вознесся на небо? Христианство четко отличает, где — Спаситель, а где — спасенные, где — Христос, а где — Его Церковь. И святой апостол Павел, на которого ссылается Александр Мень, недвусмысленно говорит, что последний Адам — Господь с неба (1 Кор. 15, 45,47). Может быть, этот текст тоже надо понимать в "собирательном" смысле, так же как Александр трактует стих Рим. 5, 12: "единство отнюдь не обязательно означает единичность" (Магизм и единобожие, 556)... Тогда получается, что можно признавать многих спасителей человечества. Почему бы не поставить Будду или Магомета с Христом? Кстати, в своих трудах Александр Мень явно сочувствует этой идее. Для него все равно, "идет ли речь о пророке Амосе, Магомете, св. Франциске (Ассизском. — авт.) или Лютере" (Магизм и единобожие, 179), Моисее или Магомете (Магизм и единобожие, 311), йоге или исихазме (Магизм и единобожие, 377).
Таким образом, извращенно-аллегорическое понимание истории грехопадения, предлагаемое Александром Менем, направлено против христианского учения об искуплении. Если отрицать, что источником зла в мире является единая личность — согрешивший Адам, то отсюда неизбежно следует отвержение того факта, что единственным "личностным источником" истины и добра, единственной личностью, спасшей человечество от греха и смерти, является Христос.
Учения, которые излагает православный писатель Александр Мень, совершенно не совместимы с учением евангельских христиан-баптистов, верующих в полную богодухновенность Писания. Александр Мень таким образом пропагандирует ложное, либеральное толкование Писания, что ни в коем случае нельзя допускать в церквях ЕХБ.
Земная жизнь Христа описана в самой ранней книге Александра Меня "Сын Человеческий" (католическое издательство "Жизнь с Богом", Брюссель, 1969), второе издание этой книги, расширенное и дополненное, вышло в том же издательстве в 1983 году.
Сначала — о самом общем впечатлении, которое оставляет эта книга. Несомненно, лучшие ее страницы посвящены описанию исторических личностей и событий, составляющих фон евангельской истории. Рельефно очерчены характеры, в деталях воспроизведены нравы и обычаи античности, короче сказать, — колорит эпохи ощущается живо, и эти страницы книги читаются с неподдельным интересом. Совсем иное впечатление оставляют те места, которые непосредственно посвящены событиям евангельской истории. Вяло, схематично, сухо. Как будто автор хочет замаскировать Христа под общий фон эпохи, представить уникальное и ни с чем не сравнимое в своем роде событие — воплощение Сына Божия и Его жизнь на земле, как нечто обыденное, не выходящее за рамки обычной реальности. Отсюда и название "Сын Человеческий", отсюда и похвальные отзывы о картинах Поленова на евангельские темы (Сын Человеческий, 76). Изображение Христа у Александра очень близко к поленовскому: та же тщательность при передаче исторических подробностей эпохи и та же грубая приземленность, превращающая Спасителя человечества в простого странствующего "учителя праведности". Чтобы не быть голословным, обратимся к тексту книги Александра Меня.
Одно из самых заметных средств, с помощью которых автор "приземляет" евангельскую историю — отрицание чудес. Вы не найдете в книге упоминания о Вифлеемской звезде — волхвы отыскали место рождения Христа, расспрашивая соседей. Бегство в Египет святого семейства и возвращение оттуда совершилось, согласно Евангелию), после явления Ангела Иосифу (Мф. 2, 13, 19). Александр Мень предпочитает не упоминать о небесном вестнике и считает, что Иосиф просто руководствовался соображениями естественного разума (Сын Человеческий, 48, 51). Необыкновенная тьма, которая была по всей земле во время страданий Спасителя (Мф. 27, 45), оказывается произошла из-за того, что "подул ветер и хмурые тучи заволокли небо" (Сын Человеческий, 286). Да к тому же в примечаниях приводится мысль Златоуста, что "тьма, описанная в Евангелии, не могла быть солнечным затмением" и делается вывод: "по-видимому, над Иерусалимом скопились тучи или воздух потемнел, как бывает, когда поднимается ветер хамсин" (Сын Человеческий, 435). Однако обратимся к самому Златоусту. Он не только ничего не пишет о хамсине, но прямо подчеркивает, что тьма была необычного, чудесного происхождения. Приведем его слова. "Дивно то, что знамение, которого они (иудеи) искали, было и с неба, и явилось во всей вселенной, чего прежде никогда не случалось, разве только в Египте, когда надлежало совершить пасху... Заметь и то, когда это происходит: в полдень... Этого достаточно было, чтобы обратить их (иудеев) к истине, не только ввиду величия чуда, но и в силу его благовременности" (Т. 7. Кн. 2. СПб. 1901. С. 867).
В некоторых случаях, не отвергая прямо самого факта чуда, Александр Мень сообщает о нем в искаженном виде. Пример наиболее сильного искажения — чудо воскрешения Лазаря. По Евангелию это самое значительное чудо, совершенное Христом во время Его земной жизни: оно явилось причиной прославления Христа при Его входе в Иерусалим, как свидетельствует апостол Иоанн Богослов (Ин. 12, 17-18). Столь явного чуда не могли отрицать первосвященники и фарисеи, именно после этого события решившиеся убить ненавистного им Чудотворца (Ин. 11, 47-53). По объяснению Александра Меня все выглядит иначе: члены синедриона "подумали, что имеют дело с обманом" (Сын Человеческий, 217), а торжественный вход Христа в Иерусалим, оказывается, состоялся по случаю исцеления иерихонского слепца (Мк. 10, 46-52) (Сын Человеческий, 219). Описание самого чуда также искажено. Перед самым воскрешением Лазаря Христос якобы "погрузился в молитву" (Сын Человеческий, 216). В Евангелии же сказано только, что Иисус возвел очи к небу (Ин. 11, 41). И зачем говорить об "обратном воздействии духа на плоть" (Сын Человеческий, 216), когда ясно, что ни "дух" самого Лазаря, ни другой какой тварный "дух", а всесильный Бог явился причиной воскресения Лазаря, и в этом событии — залог будущего воскресения мертвых.
Вопросы загробной участи человека подвергаются, пожалуй, наибольшему искажению в книге Александра Меня. Явно наперекор Евангелию и всему ортодоксальному вероучению он дерзает утверждать, что геенна — не реальность (Сын Человеческий, 128 и прим. 85 на с. 419), что слова Христа о Страшном Суде и о разделении всех людей на овец и козлищ — якобы лишь притча, которую никак нельзя понимать буквально (Сын Человеческий, 129). "Может ли, — восклицает Александр, — Бог любви, возвещенный Христом, бесконечно карать за грехи временной жизни? Неужели могущество зла столь велико, что оно будет существовать всегда, даже тогда, когда "во всем" воцарится Господь?" (Сын Человеческий, 128).
Ответ на эти вопросы давно готов — и в Священном Писании, и у «отцов Церкви». Максим Исповедник пишет, что нераскаянных грешников в аду будет мучить огонь Божественной любви, той любви, которую они отвергли, предпочитая жить по собственному произволу, а не в соответствии с всеблагой и совершенной волей Божией. И, конечно, вечность мучений не означает могущества зла. Уже сейчас силы зла могут вредить человечеству лишь в той мере, в какой попускается им действовать всемогуществом Божиим. Их состояние после Страшного Суда будет состоянием полной связанности: неуничтожимые по своей природе падшие духи и нераскаянные грешники будут совершенно лишены всякой свободы действия и полностью отделены от праведников, которым они уже не смогут вредить.
Александр Мень не только отвергает вечность адских мучений, но и фактически отрицает реальность Второго Пришествия и Страшного Суда как исторического события.
В книгах Александра Меня эта мысль присутствует, так сказать, в скрытом виде. Протоиерей лишь подталкивает к ней читателя. Всемирный потоп, по его словам, — не реальное событие, а лишь легенда. Значит ставится под сомнение и пророчество Христа о конце света, записанное в Евангелии (Мф. 24 и парал.), поскольку в этом пророчестве Христос в подтверждение Своих слов ссылается именно на потоп, как на достоверное историческое событие: Как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого (Мф. 24, 37-39).
Недвусмысленные пророчества Христа о конце мировой истории протоиерей старается истолковать в смысле "перманентного Суда" (то есть постоянно совершающегося). Якобы "приход Сына Божия поистине был судом, который продолжается в веках... Новый народ Божий... будет постоянно переживать "судные дни", доколе борьба добра и зла не достигнет высшей точки напряжения, и тогда произойдет последний суд, перелом, прорыв истории за свои пределы, очищение и преображение мира..." (Сын Человеческий, 243-244). "Суд уже происходит, новая эра уже наступила" (Сын Человеческий, 191). Так и хочется спросить автора: так что же. Суд произойдет или уже происходит?
Столь же туманно выражается протоиерей и о признаках Второго Пришествия. Якобы, "говоря об этом, Иисус указывает не на отдаленное будущее, а на то, что происходит сегодня и всегда" (Сын Человеческий, 244). Да и вообще-то "можно думать, что и сегодня история христианства переживает скорее всего только начало" (Сын Человеческий, 123), а там, где "Иисус говорил о гаснущем Солнце и падающих звездах... символику этой апокалиптической иконы не следует принимать за точное описание событий" (Сын Человеческий, 244). Допотопный патриарх Енох, взятый живым на небо (Быт. 5, 21-24), по толкованию Александра Меня — не конкретный человек, а лишь "собирательный образ" (Как читать Библию, 41). Вознесение пророка Илии на небо — это, оказывается, легенда (Магизм и единобожие, 470-471). Значит, лишается достоверности и свидетельство Апокалипсиса о двух пророках, которые будут проповедовать во времена антихриста (Откр. 11) и которые, по толкованию святых отцов, будут именно Енох и Илия.
Главного виновника мирового зла — диавола — Александр Мень старается замаскировать. Вот, например, его объяснение стиха Откр. 12, 9. Напомним этот текст: И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную. Что же пишет по этому поводу Александр?
"Здесь сливаются воедино все проявления зла (выделено нами — авт.): чудовище Хаоса, Нахаш (т.е. змей — авт.), соблазнивший человека в Эдеме, и падший дух, извративший пути мироздания" (Магизм и единобожие, 598).
Получается, что апокалиптический дракон, соблазнитель человека в Эдеме и падший дух — это различные существа, которые "сливаются воедино" только в последней книге Библии, и непонятно, личности это или бессловесные животные, так как Александр Мень называет их туманным термином "проявления зла". Идем дальше. "Дракону, — пишет протоиерей, — содействует Антихрист, воплощенный в зверях, выходящих из моря" (Магизм и единобожие, 598-599). Кто же такой Антихрист? Человек? Или дух? Непонятно! И как это он воплотился в зверях? Это значит, что мы его увидим, скажем, в виде тигра? По изъяснению Александра получается, что так!
Но совсем другое говорит Священное Писание. Апостол Павел совершенно определенно пишет, что антихрист будет человек — человек греха, сын погибели (2 Фес. 2, 3), который не только установит свою единоличную власть над миром (Апок. 17, 12-13), но и будет требовать себе божеского поклонения (2 Фес. 2, 4). Называется же он в Откровении зверем (гл. 13) по причине лютости нрава. Зверь, выходящий из моря — это антихрист, а зверь, восходящий от земли — это лжепророк, который ложными чудесами будет привлекать людей поклоняться антихристу, подобно тому, как Иоанн Креститель своей проповедью привлекал людей ко Христу. То есть два зверя из 13 главы Откровения — это две человеческие личности — антихрист и его лжепророк, причем первый из них является самым послушным орудием диавола, почему и сказано, что дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть (Откр. 13, 2). Но все-таки он — только орудие, а не воплощение диавола, то есть самостоятельная личность, добровольно подчинившаяся "отцу лжи".
Еще одна незначительная, на первый взгляд, деталь. Зачем бы Александру Меню утверждать вопреки истине, что число колен Израиля больше 12 и что оно вообще неопределенно? (См. выше). Но оказывается, это тоже косвенно связано с искажением эсхатологии. В Откровении перечисляются колена, но колено Даново там пропущено (Откр. 7). Именно это дает основание церковной традиции считать, что Антихрист произойдет именно из колена Данова. "Брюссельская Библия", во многом использующая комментарии Александра Меня, в толковании на Откр. 7, 5-8 умалчивает об этом, повторяя лишь мысль протоиерея о непостоянстве числа колен (Сын Человеческий, 256).
В периодической печати Александр Мень высказывает более определенно свои взгляды на учение о последних судьбах мира. И построены его высказывания по той же весьма простой логике: раз не было потопа, который является прообразом конца света, не будет и самого конца света. В качестве примера процитируем одно из его выступлений в прессе.
Вопрос корреспондента: "Был ли ранее конец света — Атлантида, всемирный потоп? И будет ли он?"
Ответ Александра: "Второй вопрос актуальней... Что касается первого — признаться честно, концепция заманчивая. Она увлекает нас романтическими картинами погибшей цивилизации. Но должен вас огорчить. Серьезных (выделено нами — ред.) данных о том, что была цивилизация, погибшая при потопе, — нет. Жалко, правда?" ("Московский комсомолец" 24.05.1989).
Вот так! Звучит веско и основательно, гораздо более основательно, чем в книгах протоиерея. На чем зиждется это утверждение, мы уже имели случай выяснить. Здесь только отметим, что и Новый Завет для Александра Меня — источник недостоверный. Ведь недвусмысленные свидетельства Христа и Его апостолов о всемирном потопе, запечатленные в Евангелии (Мф. 24, 37-39; Лк. 17, 27-28) и апостольских посланиях (1 Пет. 3, 20; 2 Пет. 2, 5; 3, 5-6), отнесены им к разряду несерьезных.
Но вернемся к ответу Александра Меня корреспонденту "Московского комсомольца". Протоиерей с подкупающей убежденностью заявляет, что человечество может еще долго спать спокойно. "Что касается ближайшего конца света, я думаю... верю, случись катастрофа на Земле, человеческий род все же останется, будет продолжать развиваться. И чем больше он будет учитывать свои ошибки в прошлом, тем меньше он будет их повторять в будущем" (МК 24.05.1989).
На это можно только заметить, что ни по Библии, ни по газетам пока нельзя сказать, что человеческий род, наконец-то, стал учитывать свои ошибки в прошлом, особенно главную ошибку — желание жить и строить свою цивилизацию без Бога. Напротив, бедное человечество, все более и более отдаляясь от Христа и Его Церкви, стремительными темпами приближается к тому финалу, который так четко и недвусмысленно описан в последней книге Библии — Апокалипсисе.
Говоря о конфликте между Христом и фарисеями, автор "Сына Человеческого" допускает ряд искажений, существенных для понимания не только причин этого конфликта, но и самой сути нравственного закона и смысла всего дела Христова.
Протоиерей представляет Христа как некоего религиозного новатора, свободно относившегося к обрядам, столь ценимым фарисеями (Сын Человеческий, 141), и даже позволявшего себе изменять некоторые из них (Сын Человеческий, 109). И этим якобы Он вызвал раздражение фарисеев, которым была "свойственна особого рода гордыня" по причине того, что "за плечами их стоит многовековая традиция" (Сын Человеческий, 143). Однако по Евангелию суть конфликта в ином. Нравственный недуг фарисеев состоял в том, что они, будучи учителями закона, не исполняли заповеди закона на деле (Мф. 23, 3). Именно отсюда рождалась их гордость. Именно нежелание исполнять заповеди закона заставляло их вводить взамен свои обрядовые предписания, которые не требовали самого главного и самого трудного — внутреннего, душевного подвига. Именно эти предания старцев и не признавал Христос, как не соответствовавшие сути закона. Никаких обрядовых постановлений закона Христос не отменял, ибо Он пришел не нарушить их, а исполнить (Мф. 5, 17). И только после того, как было все Им исполнено, после Его крестной смерти, апостолы на Соборе в Иерусалиме (ок. 50 г.) признали почти все обрядовые постановления закона Моисеева необязательными для христиан (Деян. 15, 29). Суть же конфликта между Христом и фарисеями в том, что в отличие от них Он учил как власть имеющий, у Него никогда слово не расходилось с делом, они это чувствовали и исполнялись ненависти и зависти.
Согласно христианскому вероучению, Христос — и истинный Бог, и истинный человек, причем абсолютно чуждый всякого греха. Некоторые места из "Сына Человеческого" заставляют думать, что автор умаляет Божественное достоинство Христа и не считает Его безгрешным по человечеству. Довольно странно звучит фраза: "Церковь исповедует во Иисусе... Бога в действии" (Сын Человеческий, 176). Церковь исповедует во Христе "Бога по существу". Единосущного Богу Отцу. Выражение "Бог в действии" употребляется по отношению к Божественным энергиям (благость, творческая деятельность и т.п.).
Непонятно, зачем было искажать текст 1 стиха псалма 109, три раза цитируемого в Новом Завете. Во всех новозаветных текстах (см., например, критическое издание Нестле-Аланда, Лондон, 1975) сказал Господь Господу моему (Мф. 22, 44; Мк. 12, 36; Лк. 20, 42), у Александра Меня: "сказал Господь Владыке моему" (Сын Человеческий, 230). Искажены слова благоразумного разбойника. По Евангелию: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! (Лк. 23, 42). У Александра: "вспомни меня, когда Ты приидешь как Царь" (Сын Человеческий, 288). Значит, по протоиерею, разбойник считает, что пока, на кресте, Христос еще не Царь. По Евангелию же он уже прозрел в Нем очами веры Царя и только просит помянуть его, когда Царь придет в Свое Царство. Кстати, и надпись на кресте: Иисус Назорей, Царь Иудейский — это свидетельство истины, а вовсе не ирония, как считает Александр (Сын Человеческий, 284).
И еще один текст подвергается искажению. Возглас сотника: воистину Он был Сын Божий (Мф. 27, 54) протоиерей изменяет на "сын богов" (Сын Человеческий, 289), полагая, что так естественнее в устах язычника (Сын Человеческий, 436, прим. 15). С этим нельзя согласиться. Язычникам, жившим в Палестине, вполне могла быть понятна сила слов Сын Божий — сравн. Ин. 19, 7-8. Поправка протоиерея явно умаляет свидетельство веры сотника.
Есть и более серьезные искажения. Например, протоиерей считает, что Христос творил чудеса не силой Своего Божества, а за счет тех возможностей, которые даны человеку при творении. Это весьма серьезная догматическая погрешность. Христос и Его святые совершают чудеса нетварной Божественной энергией, тогда как обычные природные явления — вполне тварного происхождения. Современному человеку особенно важно помнить об этом различии, поскольку "чудеса" колдунов, экстрасенсов и пр. совершаются за счет тварных энергий, главным образом — благодаря демонам. Это различие в "источниках энергий" истинных и ложных чудес проявляется на практике. Известны случаи, когда чудеса факиров и сеансы "психотерапевтов" срывались, когда кто-то из присутствующих творил Иисусову молитву.
Еще один пример догматической погрешности — об искушении Христа диаволом в пустыне (Мф. 4, 1-11). Александр Мень допускает, что это могло быть "видение... или все совершилось в душе Христа незримо" (Сын Человеческий, 70). Но диавол может приступить в видениях или помыслах только к человеку, не очищенному духовно, подверженному власти греха. Ко Христу диавол мог подступить только извне. Так что допущение Александра Меня равносильно признанию греховности Христа, что присуще ереси.
Еще одно спорное место. "Самоотдача Иисуса не могла стать трагедией. Тот, Кто соединился с падшим миром, неизбежно становится причастным его страданию" (Сын Человеческий, 187). Напротив, согласно христианскому вероучению, Христос в силу безгрешности воспринятой Им человеческой природы не должен был страдать. Его страдания были совершенно добровольными, воспринятыми ради любви к падшему человечеству.
И еще один текст — о крестных страданиях Христа.
"Он умер даже не как мудрец, перешагнувший грань обычных человеческих чувств, победивший страдание силой духа. Он мучился как миллионы людей, как каждый ребенок или раненая птица, как любое живое существо" (Сын Человеческий, 294).
Эти слова Александр Мень вкладывает в уста апостолов, только что переживших смерть Божественного учителя. Конечно, еще не видев Воскресения Христова, ученики Спасителя не могли вместить той истины, что на Кресте Господь завершил дело спасения человеческого рода, "смертию смерть поправ". Однако, совершенно безосновательно со стороны автора "Сына Человеческого" приписывать простым галилейским рыбакам столь изощренные еретические мысли. Кощунственно сравнивать страдания Богочеловека со страданиями животных, которые не сознают, что страдают. Нельзя сравнивать их со страданиями любого другого человека. Всякий другой человек небезгрешен; даже младенец, как получивший естество падшего Адама, причастен первородному греху. Для всякого другого человека страдания и смерть биологически оправданы и психологически приемлемы, мы уже от самого рождения как бы имеем смерть, живущую внутри нас и постоянно напоминающую о себе телесными болезнями и душевными страстями: гордостью, завистью, ненавистью и т.п. Но Христос не имел этого "греховного корня" и поэтому не должен был вкушать горького плода — страданий и смерти. Он добровольно согласился принять смерть только по любви к человеческому роду. И, наверно, только Его Гефсиманская молитва, когда Он, будучи в борении до кровавого пота, склонил Свою человеческую волю принять чашу крестных страданий — наверно, только это поможет нам понять, как трудно, как противоестественно было соглашаться на смерть Сыну Божьему. Благоразумный разбойник на кресте умирает гораздо легче, ибо сознает: Мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли (Лк. 23, 41). Христос же испытал всю глубину несправедливости страданий абсолютно невинного человека.
Еще более кощунственно — противопоставлять Христа (Который "страдал как все") и неких мудрецов, которые умеют побеждать страдания силой некоего духа. Этим дается понять, что страдания — не для всех, что некоторым избранным "героям духа" удается их преодолевать. Неясно, кого имеет в виду Александр Мень, но ясно уже из самого противопоставления, что эта идея — антихристианская. Христос показал единственный путь, которым действительно преодолеваются страдания: нести свой жизненный крест со смирением и терпением ради любви к Богу и людям. Всякий же иной путь преодоления страданий — на ложной основе. Известно, скажем, что от приема наркотиков человек может приобрести нечувствительность к боли. Многочисленные восточные учения излагают системы тренировок, чтобы достичь того же эффекта. Роль наркотика здесь выполняет какая-нибудь страсть, чаще всего — гордость. Заметно, что человек, обладаемый гордостью, бывает способен совершить большие подвиги и легко переносить тяжкие страдания. Чаще всего к этой страсти присоединяется и прямое воздействие демонов, которые еще более помогают человеку "возвыситься" над обычными потребностями и ощущениями естества. Конец таких "сверхчеловеков" известен — вечная погибель, а иногда и при жизни сильное психическое расстройство. И вот этот-то дух демонической гордыни и предлагается взамен несения креста Христова.
Если обратимся к трудам Александра Меня, то найдем, что он самым существенным образом смешивает то, что никак нельзя смешивать — нетварную Божественную благодать и тварные энергии. Приведем пример.
"Моисей вернулся с Синая в таком же состоянии, в каком был Магомет, покинув пещеру горы Гиры. Он осознал себя пророком Божиим и был готов начать то дело, которое Ягве возложил на него" (Магизм и единобожие, 311).
Неожиданно, конечно, читать в книге православного автора сравнение пророка Божия Моисея с Магометом. Субъективно, конечно, Магомет тоже сознавал себя пророком. Но объективно... Как отличить истинного пророка от ложного, указывает святой апостол Иоанн Богослов: Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога. А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет, и теперь есть уже в мир (1 Ин. 4, 2-3).
Согласно этому признаку, указанному апостолом Иоанном Богословом, Моисей — истинный пророк Божий. Сам Христос засвидетельствовал это, когда сказал иудеям: Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне (Ин. 5, 46). Что же касается Магомета, то он признавал Христа как одного из пророков (и притом ниже себя), но никак не признавал Его как воплотившегося Единородного Сына Божия. Отсюда ясно, из какого источника было пророческое вдохновение Магомета и насколько неправомерно сравнивать его состояние — состояние прелести и обольщения — с подлинно благодатным состоянием пророка Божия Моисея.
Иоанн Дамаскин прямо называет Магомета лжепророком и пишет о нем, что "он случайно познакомился с Ветхим и Новым Заветом, равным образом побеседовал будто бы с арианским монахом и затем составил собственную ересь. Расположив к себе народ видом благочестия, он пустословит, что ему ниспослано с неба писание. Написав в своей книге некоторые измышления, достойные смеха, он передал ее им для почитания" (О ересях вкратце. // Полное собрание творений св. Иоанна Дамаскина. Т. 1. СПб. 1913. Сын Человеческий, 149).
Основной недостаток трудов Александра Меня в том, что он "размывает" четкие и в общем-то простые истины учения о спасении. Православный протоиерей отрицает, что грех — первопричина зла как в мире естественном, так и в человеческом обществе. Искажает нравственный облик ветхозаветных святых. Ставит знак равенства между Божественной благодатью и энергией демонических сил. Вплотную подводит к отрицанию того, что Христос — единственный Спаситель человечества. И, наконец, отрицает реальность грозного финала человеческой истории — Второго Пришествия Христова.
Каковы последствия такого искажения истин христианства? Самые печальные. Человек, доверившийся идеям отца протоиерея, попадет в объятия антихристианства, что гораздо хуже "чистого" атеизма.
Евангелие учит, что один из признаков конца света — крайнее умаление в человечестве истинной веры (Лк. 18, 8). Святой апостол Павел называет это религиозно-нравственное состояние "отступлением", и говорит, что оно будет предшествовать пришествию антихриста (2 Сол. 2, 3-5). Но это не будет "чистый атеизм". Видимым проявлением всеобщего отступления будет создание единой универсальной религии, в которой постараются объединить не только различные направления христианства (католицизм, протестантизм, православие), но и нехристианские религии (ислам, иудаизм) и разные формы язычества (буддизм, конфуцианство и др.). Естественно, что христианство, чтобы войти в такое суперэкуменическое объединение, должно изменить самую свою суть при видимом сохранении, быть может, обрядов, и каких-то обычаев. А суть христианства составляет учение о грехе как источнике зла и о Христе, как единственном Спасителе человечества от власти греха.
Нужно ли говорить, как способствуют труды Александра Меня формированию такой "теплохладной" веры, уводящей от чистого атеизма, но не приводящей к единому истинному Спасителю — Христу! И действует православный протоиерей вполне в стиле ложных пророков последнего времени: он не прямо высказывает нужные ему положения, а как бы подталкивает к ним читателя, стараясь обольстить его. Для этого и ссылки на "современность", "научность" и обращения к доводам "здравого" (то есть неверующего) разума. Для этого и мешанина понятий, чтобы в этом мутном "богословии Хаоса" поймать современного человека, который знает очень много, но, к сожалению, почти ничего — о самом главном. О смысле своей жизни. О конце человеческой истории. О том, что ему делать, чтобы приобщиться истинному Добру и не сделаться навечно беспомощной добычей зла.
Особо стоит напомнить о приверженности Александра Меня лженаучным взглядам на сотворение мира как эволюцию. Учение об эволюции противоречит взглядам христиан, считающих Библию истинным и правдивым Словом Божьим. Тем более, что Александр Мень не мог не знать о наличии другого, креационистского взгляда на происхождение и развитие жизни на земле, которое учитывает наряду с научными фактами еще и откровение Слова Божьего. И тем не менее он намеренно выбрал следование за изменчивой наукой мира сего, лишь бы угодить неверующим людям.
Если признать эволюционизм истинным учением, то не только все изложенное в Писании оказывается заблуждением и не только наше понимание творения становится ошибочным — сама наша вера в спасение через смерть и воскресение Христа превращается в заблуждение! Если принять на веру эволюцию и концепцию «миллионов лет», то Книгу Бытия следует рассматривать не как историю о реальных событиях, а как некую аллегорию. Адам, первозданный человек, должен тогда восприниматься не как реальное историческое лицо, а как некий метафорический образ, представляющий неопределенное множество людей, эволюционировавшее на каком-то этапе истории из «гоминидов». Следовательно, и Христос, Второй Адам, пришедший, чтобы исправить то, что сделал Адам первый, и вернуть то, что тот потерял, не более, чем метафора. Аллегоризация Книги Бытия неизбежно ведет к аллегоризации жертвенной смерти Христа на Кресте.
Доктрины сотворения и эволюции настолько сильно расходятся, что примирение просто невозможно. Теистический эволюционист, а в нашем случае, Александр Мень, пытается интегрировать две доктрины, однако подобный синкретизм лишает Библейскую весть смысла и низводит ее к незначительности. В Библии не существует оснований для теистической эволюции. Поэтому невозможно верующим принимать лжеучителя, который будучи одетым в сутану, учит о гипотетических мифических «миллиардах лет» эволюции всего живого, зачем-то постепенно превращающегося из одного вида в другой.
На курсах нетрадиционного целительства протоиерей Александр Мень сказал:
“Если человек обладает парапсихологическими способностями (а они, конечно, есть у всех, но у некоторых людей они более развиты, некоторые люди более одарены ими, как и любой талант не в одинаковой мере дается людям), нередко развивая в себе эти способности, изучая их в себе, как вы, он должен очень строго относиться к своему нравственному миру и часто задавать себе вопросы: “Для чего это делается? Умею ли я быть открытым к людям? Или я делаю это из тщеславия, для ложного самоутверждения?” Это одно из усилий гармонического развития духовного, психического и парапсихического обучения. Это необходимо вы ведь отдаете больному какую-то часть своей духовной и душевной энергии. Вы можете меня спросить: “А такое донорство не опасно ли?” Ваши учителя и преподаватели могут вам об этом рассказать более подробно. Безусловно, известный риск здесь есть, но я говорю вам с полной ответственностью, что человек, который устанавливает для себя принцип открытости и отдачи, в значительной степени гарантирован и застрахован от тяжких негативных результатов этого процесса, часто непредсказуемого. Этот принцип ограждает пациентов от малоизученного влияния, ограждает вас, лечащих, от обратного восприятия их отрицательного поля... Человеку сознательно религиозному следует помнить, что его помощь людям, парамедицинская помощь, есть служение, в процессе которого он не может целиком только из себя извлечь все эти силы. Но он может получить новый заряд духа, если он бескорыстно служит людям... Протестантские церкви также устраивают общие молитвы об исцелении. И сегодня в наши дни и в нашей стране постоянно происходят эти массовые молитвы и довольно многочисленные и вполне достоверные исцеления людей” (сс. 151 155).
Уже одно позитивное упоминание о “христианских целителях”-харизматиках не может не удивить. Достаточно хоть раз посмотреть на эти стадионные шоу, на которых “евангелист” размахивает пиджаком, от веяния которого десятки людей падают на пол, сраженные силой “святого духа”, чтобы понять, что все это неотличимо похоже на оккультные сеансы массовых “исцелений”. На харизматические секты практически с равным ужасом смотрят и православные, и католики, и обычные протестанты. Эпоха неоязычества, эпоха оккультных вкусов по своим рецептам создала и усвоила себе и соответствующую разновидность “христианства” — со столь же легкими и массовыми чудесами, видениями и исцелениями. Джон Уимбер, один из основателей харизматического движения, так описывает одну из практик своего движения (под названием “покой в Духе”): “Об этом феномене, когда люди падают на пол и иногда лежат на спине или на животе по нескольку часов, известно нам не только из сообщений истории Церкви. Он случается часто и в наши дни. Случается, что такое состояние длится от 12 до 48 часов. Случаются ситуации весьма драматические, когда так падает пастор или духовный руководитель. Как правило, многие действительно повергаются в Духе ниц и продолжают лежать на животе. Были случаи, например, когда один пастор на протяжении почти часа бился ритмически головой о пол".
На эти шоу с их “святым смехом”, “покоем в Духе” и исцелениями от веяний пиджака приглашает людей лекция протоиерея Александра Меня... И совсем как у Кашпировского, у харизматических “целителей” есть чудотворные телевизоры: “Есть еще и телевизионные проповедники, которые призывают людей у телеэкранов при заключительной молитве возложить руки на телевизор и таким способом получить благословение или помазание”. Так что Александр Мень прав, есть прямая связь между парапсихологией и харизматами. Вот только зачем же давать этому действительно единому феномену положительную религиозную оценку?
У протоиерея Александра не вызывает сомнения и допустимость “парапсихологического” целительства. Он не ставит вопрос об источнике энергий, к которым подключается экстрасенс. Весь его интерес сосредоточен на проповеди “бескорыстия”. И это самый обычный прием оккультной пропаганды: в любом учебнике по магии рассказывается, что энергия черной и белой магии одна и едина, а разница между магиями лишь в том, что белый маг эту силу использует бескорыстно и для добра, в то время как черный маг за плату и для служения злым целям. Я же, слушая такие рассуждения, не могу не согласиться с суждением авторитетнейшего российского демонолога В. И. Ульянова-Ленина, по мнению которого желтый черт ничем не лучше синего черта.
И весьма страшненько звучит успокоительная рекомендация протоиерея Александра: “Ваши учителя и преподаватели могут вам об этом рассказать более подробно”. Сказано это ведь не студентам семинарии и даже не студентам лесотехнического института. Это сказано “слушателям курсов по обучению методам нетрадиционной медицины”. И преподаватели таких курсов всего лишь учителя оккультизма. И вот в такой ситуации православный священник, по сути, благословляет аудиторию: да, да, слушайте своих наставников, Церковь не возражает против того, что они вас обучат технике “парапсихологии”. А в качестве защиты от “негативных полей” священник порекомендовал лишь “открытость”. Молитвы, хранения ума он не предписал этим “целителям”. “Гарантию” от неприятных последствий и контактов он увидел лишь в любимых демократической прессой “открытости” и “широте взглядов”.
Насколько мне знакома церковная традиция в отношении к таким “феноменам” здесь обычно предписывается “закрытость”, а не “открытость”. Но сказать ясное “нет!” означало бы повредить своему имиджу всеоткрытого и всетерпимого пастыря...
При чтении лекций протоиерей Александра у меня действительно нередко возникало ощущение, что он не видит аудитории, не понимает, как могут в судьбах людей отозваться его слова. Лектор отрабатывает свой имидж, ему важно, чтобы о нем шла молва как о поборнике либерализма, творчества, свободы, терпимости, открытости, как о столпе “современного христианства”. А вот то, что кто-то из слышавших его слова может в итоге укрепиться на погибельном пути лектора интересует меньше.
Протоиерей Александр выступал в художественном училище. И говорил о творчестве, творческой свободе, творческом дерзновении, творческом призвании христианина. Аудитории все это было приятно и понятно. Они давно уже считали себя творцами, а вот теперь и батюшка поддержал их собственную высочайшую самооценку... Иногда ведь проповеднику надо не поддерживать стереотипы своей аудитории, а бороться с ними. И именно в среде художников полезнее было бы говорить о послушании, смирении и покаянии. Красивые слова о творчестве они и сами умеют говорить. Иногда миссионер должен уметь говорить “нет!”. У Александра Меня это слово выговарилось плохо... В каждой аудитории он старался быть “батюшкой да”.
Спрашивают его о йоге и он говорит:
“Занятия хатха-йогой не противопоказаны” (с. 166). “Как Вы относитесь к Ванге?”
“Что тут относиться? Дар прозрения издавна был известен человеку. Если она человек одухотворенный, благочестивый, это хорошо. Я ее не видел, судить не буду. Но есть такой дар, существует” (с. 168).
”Ваше мнение о книге “Роза мира”?”
“Двойственное, потому что я глубоко верю в подлинность интуиции и мистического опыта Даниила Андреева, но я их отличаю от той литературной, поэтической формы, в которую они облачены” (с. 166).
Если бы Александр Мень сказал иначе, например: “У меня отношение к творчеству Андреева двойственное, потому что я отличаю интересную, высоко-художественную литературно-поэтическую форму книги Андреева от ее сомнительного мистического содержания...”. Если бы он сказал, что мистика Андреева — есть дурная, прелестная мистика, облаченная в красивые художественные формы это был бы ответ христианского миссионера. Но для протоиерея Александра Меня благим в книге Андреева оказалась именно “подлинность интуиции и мистического опыта”.
Если не считать “мистический опыт” Д. Андреева плодом обычной психической болезни, то ведь придется считать его плодом бесовского одержания. Ну какую “подлинность мистического опыта” можно усмотреть в таких, например, текстах “Розы мира”: “Великий враг не дремал, и даже в книгах Нового Завета явственно различается местами его искажающее влияние... Враг, проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи, снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова, которых Спаситель мира не мог произнести... Само учение оказалось искаженным, перепутанным с элементами Ветхого Завета как раз теми элементами, которые преодолевались жизнью Христа, а если бы эта жизнь не оказалась оборвана, были бы преодолены окончательно. Основная черта этих элементов привнесение в образ Бога черт грозного судьи и приписывание Ему законов нравственного возмездия... Вместо продолжения Христова дела апостол Павел развертывает широчайшую организационную деятельность... Павел не испытал нисхождения Святого Духа... лишенный благодати Павел оказывается центральной фигурой”.
О силе и “подлинности” мистических интуиций Андреева можно судить по его интерпретации растерянности Сталина в начале первых военных дней и по его описанию всей Второй мировой войны: “Вождь испытывал страх за то, что этой минутой он дискредитировал себя в глазах Урпарпа: ею он вызвал в демоническом разуме Шаданакара сомнение: не хлюпик ли он?.. Ему всей своей мощью помогает Жругр и Великий Игва Друккарга пользуется его способностью к состоянию “хохха”, чтобы вразумлять его и откорректировать его действия... Демиург и Синклит России прекратили свою трансфизическую борьбу с Друккаргом в тот момент, когда на эту подземную цитадель обрушились орды чужеземных игв их царства Клингзора. Как отражение этого, была прекращена и борьба с теми, кто руководил Российскою державою в Энрофе... К концу войны Жругра распирала неслыханная сила. Множество игв и раруггов пали в борьбе, но уицраор окреп так, как никогда еще не видели... В состоянии хохха Сталин многократно входил в Гашшарву, в Друккарг, где был виден не только великим игвам, но и некоторым другим. Издалека ему показывали Дигм. Он осторожно был проведен, как бы инкогнито, через некоторые участки Мудгабра и Юнукамна, созерцал чистилище и слои магм. Издали, извне и очень смутно он видел даже затомис России и однажды явился свидетелем того, как туда спустился, приняв просветленное тело, Иисус Христос".
Но все эти фантазмы Д. Андреева вызывают у протоиерей Александра лишь симпатию: “Как бы существуют два мира Даниил Андреев об этом очень интересно пишет как бы облако, стоящее над страной, над культурой, где сосредоточиваются ушедшие по ту сторону силы духа, носители культуры, Он даже называет их такими словами, как небесный кремль ”.
Так и чувствуется здесь любимое Александром Менем оккультное словечко “ноосфера”. Вроде речь идет о христианском миропонимании и вдруг апелляция к книге, которая является не просто нехристианской, а книгой-паразитом: она паразитирует на христианской традиции, на библейских образах и сюжетах, под предлогом “углубления” христианства вливая в сознание людей абсолютно неевангельские представления.
Спрашивают протоиерея Александра о Кашпировском и тот, оказывается, тоже не вызывает у “миссионера для племени интеллигенции” желания возразить и предостеречь.
«Что Вы можете сказать о феномене Кашпировского? Известно, что у нас некоторые служители культа называют его сатаной?»
«Подобные вещи требуют серьезного, комплексного подхода, это надо изучать. А назвать сатаной это ведь дело плевое. Почему не назвать так-то, что тебе не нравится или что-то необычное? Это пережиток зоопсихологии в человеке... Я считаю, что гипнотические способности есть у каждого психотерапевта. Вероятно, у Кашпировского хорошие способности, прекрасные. Но можно ли всем подряд смотреть его по телевизору и полезно ли — для меня большой вопрос. Потому что могут быть совершенно неожиданные и негативные результаты. Короче, к этому нельзя подходить легкомысленно. И я прошу каждого из вас, кто почувствовал при сеансе какой-то дискомфорт: немедленно прекратите и больше не делайте этого. Кашпировский за это не отвечает ” (сс. 168-169).
Аудитория настаивает:
«В “Журнале Московской Патриархии” (1989, №12) опубликована статья, призывающая не верить экстрасенсам, парапсихологам и психотерапевтам. Существуют ли среди духовенства различные точки зрения на Чумака и Кашпировского?»
«Понимаете, я не спрашивал, но считаю, что должно быть различие. И потом, те, кто пишут эти статьи, я не уверен, что они изучают этот вопрос тщательно. Просто отмахнутся, и все. Так было ” (с. 170).
И “так” удобно демонстрировать свою “открытость” на фоне “зоопсихологических пережитков”. Опыт тысяч людей, имевших дело с проблемами от сеансов Кашпировского, отклоняется как проанализированный недостаточно “тщательно”.
Еще одна тема, вызывающая жгучий интерес у советской аудитории и при этом чреватая расхождением во взглядах между миссионером и его потенциальной паствой вопрос об НЛО. Если “современная публика” увлекается НЛО, как же может восстать против этой моды самый “современный” пастырь? Никак. Иначе он отстанет от паствы и разминется с духом века сего.
И вот диалог:
«Не думаете ли вы, что отрицая сегодня существование внеземных цивилизаций, Церковь немного отстает от жизни?»
«Как раз наоборот: в Ватикане недавно была конференция, на которой теологи высказались в пользу существования внеземных цивилизаций, а вот многие наши советские ученые отрицают это. По-видимому, они отстают от жизни... Предположим, что где-то во Вселенной есть разумные существа. В общем, это вполне вероятное предположение, хотя и недоказанное. Трудно согласиться с мыслью, что человек Земли — уникум мироздания, хотя, впрочем, и это вполне возможно. Итак, допустим на минуту, что разумные существа в космосе есть. Что это могло бы доказать? Что принесло бы принципиально нового? Ничего. Лишь увеличилась бы вселенская семья людей... Если окажется возможным контакт с людьми Земли, то произойдет, говоря словами П. Тейяра де Шардена, “встреча ивзаимное обогащение двух ноосфер ” (сс. 166—167).
К этому времени было уже вполне понятно, что уфология становится новой религией. Пресса, все более становящаяся бульварной, полна признаниями “инопланетян”, что Иисус их соотечественник. “Контактеры” претендуют на роль пророков и чудотворцев, инопланетяне на роль спасителей человечества и творцов земных мифов и религий. И этот новый языческий культ находит поддержку у протоиерея Александра. Его распространению надо содействовать под страхом быть объявленным “отсталым”.
Да и зачем же так сочувственно говорить о “ноосфере”? Вернадский, благодаря которому термин “ноосфера” стал широко известен, конечно, замечательный ученый, однако термин-то был подсказан ему священником Павлом Флоренским. Но сам Флоренский позаимствовал эту идею из оккультной литературы. И у Вернадского, и во всей литературе по “русскому космизму” “ноосфера” есть всего лишь вежливое приглашение в мир оккультизма.
“Ноосфера” есть не научно-философское открытие Вернадского, а просто новый термин для старой каббалистики. Хочется верить, что Александр Мень популяризировал учение Вернадского о “ноосфере” лишь по незнанию истоков и сути этого учения.
Наконец заходит речь об астрологии, и здесь взгляды протоиерей Александра настолько же современны, насколько нетрадиционны для христианина и настолько нетрадиционны, насколько шокирующи.
«Что такое судьба?»
«Человек впервые выходит в этот мир из лона матери, и на него сразу воздействия обрушиваются. Но обрушиваются не случайно, как-то это все экранируется. В частности, экранируется планетами нашей солнечной системы. Их конфигурация каждый раз разная, и отсюда имеет значение, когда родился человек, в какой астрономический период. Правда, для того, чтобы это точно вычислить, необходимы очень сложные и точные расчеты совсем не те, которые приводятся в журнале “Крестьянка” или “Наука и религия”. Это упрощенные до предела, сделанные в основном для забавы людей расчеты. Настоящий научный астрологический расчет гораздо более сложный...»
«Как относится православная Церковь к астрологии?»
«Астрология допустима, если она не притязает быть эрзац-религией, как это часто у нас бывает. Если взять ее научное ядро, то в чем оно заключается? В том, что при рождении человека конфигурация нашей Солнечной системы экранирует те или иные физические или какие-то еще воздействия, действует на новорожденного и таким образом накладывает свою печать на его характер. Значит, есть еще некое космическое воздействие».
«Как вы лично относитесь к астрологии?»
«Астрология возможна как наука. Тогда она говорит о том, что на нас влияет космос — материально и, возможно, духовно. Но она может стать и суеверием. Каким образом? Вот в статьях Глобы очень правильно сказано: когда человек считает, что астрология его связала по рукам и ногам, что он уже детерминирован, что никуда не денешься, что выбора нет, вот тут начинается суеверие, начинается рабство» (сс.162-163).
И как прежде протоиерей Александр солидаризировался с преподавателями парапсихологии и нетрадиционного целительства, так теперь он вдруг оказывается единомышленником Павла Глобы.
Блаженный Августин писал: “Так как это служит к уловлению людей, то оно бывает действием совратившихся духов, которым попускается знать кое-что истинное из области временных предметов отчасти потому, что они обладают более тонким чувством, или более тонкими телами, или более богатым, благодаря своей продолжительной жизни, опытом. Поэтому истинный христианин должен остерегаться как астрологов, так и всяких прорицателей, особенно тех, которые говорят правду, чтобы, уловив при содействии демонов его душу, они не запутали его в свое сообщество”.
Итак, если протоиерей Александр Мень советует от ошибочно-популярных гороскопов “Крестьянки” обращаться к “научной астрологии” (очевидно, достачно научным оказывается Павел Глоба), то Августин советовал, напротив, более всего сторониться тех астрологов, чьи предсказания сбываются. Как верно подметил Л. Василенко, выбор позиции зависит от того, что человек считает “выигрышем” и к какому “продукту” он стремится. Одни хотят быть популярными, другие спасти душу свою и души ближних от бесовских влияний “ближнего космоса”.
В суждениях протоиерея Александра об астрологии меня поразила их очевиднейшая несовместимость с тем мотивом, который вроде бы был основным в проповеди А. Меня. Как будто бы основной пафос его проповеди утверждение непротиворечивости, совместимости науки и религии. Евангелие не противоречит науке; Библия не сдерживает прогресса научных знаний. И вдруг такие заявления, к которым не обязывают ни Библия, ни церковная традиция, но которые при этом явно не могут быть обоснованы в качестве научных.
Что это за “космические воздействия”, что это за “экраны”? Зачем людей, воспитанных в традициях научного миропонимания и работающих в области науки, людей, которые и так возмущены повсеместной пропагандой лженаук, оккультизма и суеверий, дразнить еще и от имени православной церкви?
Советских позитивистов-“физиков” надо было бы превращать в союзников Церкви через провозглашение нашей солидарности в том, что касается нашего общего противостояния лженауке и лжевере (суе-верию). Сначала негативная солидарность (солидарность в отрицании чего-либо равно неприемлемого с точки зрения обоих партнеров по диалогу), а затем по мере взаимного узнавания и солидарность позитивная, солидарность в исповедании некоторых фундаментальных ценностей... Так, мне кажется, должен был бы работать христианский миссионер в “интеллигентской” среде. Легкомысленные ответы протоиерей Александра Меня, боюсь, лишь помогли закрепить негативное отношение к Церкви (“вместилище вековых суеверий”) в сознании немалого числа слушателей его размышлений о “научной астрологии”.
Протоиерей Александр за десятилетия своей пастырской, литературной и просветительской деятельности не был избалован признанием, и радость общения с аудиторией единомышленников стала доступна для него слишком поздно. И все же не все можно приносить в жертву ради сиюминутной эйфории всеобщего единомыслия и ради аплодисментов публики. Он очень хотел быть услышанным. И ему было что сказать. Он был миссионером по всему складу своей души. А быть миссионером это очень опасно. Миссионер, ушедший к язычникам, может потеряться среди них.
Миссионер обращается к людям, далеким от Церкви. Естественно, он должен говорить на их языке, использовать их способы аргументации и общения. Естественно, что при этом он сам испытывает встречное воздействие своей аудитории. Их язык становится его языком несколько в большей степени, чем хотелось бы, может быть, даже самому миссионеру. Его собственная, даже внутренняя, речь становится менее церковной...
С эллинами надо быть как эллин, с иудеями как иудей, а со студентами лучше не говорить державинским стилем. Но, кроме языка, миссионер заимствует от своих собеседников еще и некоторые их представления. Любое общение двусторонне, да и мир достоверных знаний не тождествен кругу догматически выверенных принципов Церкви. Лингвистика или генетика, например, не упоминаются в Библии но это не значит, что христианину следует гнушаться этих дисциплин, как заведомой лжи. Можно и нужно брать из источников “внешней мудрости”.
Но иногда степень неизбежного приспосабливания миссионера к его потенциальной пастве становится угрожающей. О таком священнике с похвалою отзывался Баламут (бес-“инструктор” из богословской сказки К. С. Льюиса “Письма Баламута”): некий священник “так долго и старательно разбавлял веру водой, чтобы сделать ее более доступной для скептического и трезвомыслящего прихода, что теперь он шокирует прихожан неверием, а не они его”.
Стремясь быть понятным, такой миссионер слишком упрощает и уплощает христианство. Формула “каждый ересиарх миссионер” никак не означает, что “каждый миссионер ересиарх”.
Александр Мень был миссионером. Причем в ту эпоху, когда советская интеллигенция больше всего ценила в человеке толику диссидентства и еле проглядывающий кукиш в кармане. “Все под углом гражданского протеста”. И слегка диссидентствующий батюшка, слегка западничающий батюшка оказался очень социально востребованной фигурой. Инстинктом популяризатора Александр Мень ощутил эту потребность и создавал себе соответствующий имидж. Чувство меры ему отказывало. И тогда рождались те суждения, что были приведены выше. Или же начиналась пропаганда католичества.
Сближение о Александра с католичеством носило негативный, а не позитивный характер. Через апологию католичества он пробовал подчеркнуть свою особость, свою обособленность от “кондового православия” с его “зоопсихологическими пережитками”. Будь он католическим священником в США, возможно, он симпатизировал бы баптизму. Исторические и богословские представления Александра Меня далеко не всегда глубоки и корректны. Нет, здесь была изначальная установка, которая подбирала факты под себя.
Инстинкт диссидентства у отца Александра был заложен, похоже, уже на уровне национального характера. Быть иным и ощущать свою инаковость и подчеркивать, культивировать ее одна из характерных черт еврейского мироощущения (точнее, самоощущения) и в отце Александре она присутствовала вполне. Причем проявлялась она очень ярко вплоть до непристойно-расистских заявлений типа того, которое он сделал по поводу знаменитого письма Эшлимана:
“Если уж обязательно нужно было выступить с каким-то заявлением, то надо было выступать при Хрущеве — после Хрущева это было уже ненужно. Если включаться в борьбу, то здесь скорее должны были действовать какие-то подставные лица. В каком смысле “подставные” — не фиктивные, а лица, которые ни на что другое не годились бы. Если бы подписал письмо не священник Эшлиман (фамилия его мало украсила письмо), а некто Иванов, который бы просто соглашался с содержанием письма, то пускай бы эти люди и несли за это ответственность. Их бы не посадили за этописьмо, они бы имели значительные неприятности — пускай бы даже это были священники. Но такой человек, как Эшлиман, который столько бы мог сделать для Церкви, был выбит из седла”.
Ивановых не страшно подставить и сломать им судьбу, Эшлиманы — люди более нужные...
Национальная ли склонность к диссидентству тому причиной, или нечто иное, но во всяком случае отношение протоиерея Александра к католичеству, понимаемому как нечто более современное, западно-цивилизованное и демократичное, нежели православие, было очевидно пристрастным. Каждый раз, когда в своих беседах и лекциях он касался расхождений между православием и католичеством, он неизменно поддерживал католиков.
Тем, кто представляет протоиерей Александра как мученика, который подвергался травле со стороны “официальной Церкви”, стоило бы помнить, что протоиерей Александр был награжден всеми священническими наградами в том числе и высшей: правом ношения митры.
Как проповедник отец Александр сложился в 60-е годы. Это были годы “торжествующего” атеизма, годы эйфории, связанной с успехами НТР, годы космических полетов и позитивистской самоуверенности. Даже те, кто не считал себя коммунистами, искренне видели в религии всего лишь недоразумение. И задача проповедника в атеистической стране была понятна: посмотрите, это лишь в наше время и в нашей стране верующие люди запуганное меньшинство. Но в иных странах и в иные времена все было иначе. Вся мировая культура создана верующими людьми. Если уж кто и обеспечивал нравственный прогресс народов, так это были религии. Неправда, что религия есть мрак: добро есть в любой религии и, между прочим, в христианстве. Надо было во что бы то ни стало показать, что те лучшие ценности, что есть в подсоветско-светской культуре, не чужды христианству и разделяются им. Достоинство личности, творчество, свобода, дерзновение все это есть и в христианстве и по большому счету только там и может быть логически обосновано.
Но такова судьба миссионера: тот, кто говорит на языке современной ему культуры, оказывается слишком устаревшим, когда эта культура уходит. Сегодня мы живем в ином мире. На смену торжествующему атеизму пришел торжествующий оккультизм.
Чуть не все религии мира пришли в наш дом и дружным хором объявили христианство “устаревшим”. И тут оказалась необходимой совсем иная интонация, не та, что была в книгах Александра Меня. Когда островкам христианства грозит быть проглоченными оккультной стихией, то уже не до поиска “общего”. Время проводить границы, разделительные межи. Время конфликтовать. Христос не только Тот, Кого “ожидают все народы”. Он еще и Тот, Кого отвергли жрецы всех народных религий. Он для иудеев скандал и для эллинов безумие.
В учениках протоиерея Александра действует инерция мысли, инерция речи. Именно они слишком консервативны, слишком непеременчивы; и в новом мире они продолжают повторять миссионерские штампы ушедшей эпохи. Именно они несамостоятельны, ибо слишком подвержены влиянию модных газет и салонов. Именно у них не хватает толики протестантизма, то есть умения протестовать против мод и увлечений, против идеологических штампов, постоянного повторения которых требует новая цензура и новая идеология.
В мире атеизма еще можно было считать, что всякая “духовность” ведет в конечном счете ко Христу. Сегодня же, услышав слово духовность, сразу подозреваешь худшее. Те, кто громче всех сегодня говорят о духовности, чаще всего просто-напросто вызывают духов. Как хорошо было спорить с атеистами! Они мыслили рационально и с ними можно было говорить языком рациональных аргументов. Но как разговаривать с человеком, который заявляет, что он каждую ночь беседует с посланцами звезды Сириус?!
Еврейский анекдот живописует такую сценку. В ешиве один мальчик доказывает другому, что его приходский ребе гораздо благочестивее, нежели наставник его одноклассника. “Представляешь, наш ребе так свят, что каждую субботу разговаривает с самим Господом Богом!” — “Да откуда ты это взял?” — “Мне сам ребе об этом рассказывал!” — “Да врет он все, твой ребе!” — “Ну, ты сам подумай — как может врать человек, который каждую субботу разговаривает с Господом Богом?!”
Итак, благостное и терпимое отношение к оккультизму, которое демонстрировал Александр Мень, совершенно недопустимо для христиан. И тех, кто признает нечто духовное в иных религиях и практиках, в церкви ЕХБ проповедовать бы точно не допустили. Отчего же допускаются книги Александра Меня? В чем видится верующим ЕХБ его близость к протестантам? Все идеи и подходы Александра Меня коренным образом противоположны здравым баптистским богословским взглядам.
В №117 "Вестника РХД" опубликовано интервью, данное протоиереем Александром Менем сотруднику самиздатского журнала "Евреи в СССР". Почти все основные положения интервью Александра Меня вызывают серьезные возражения. Но коснемся только некоторых.
1. Отвечая на вопрос корреспондента, в чем он усматривает призвание еврейского народа, Александр Мень заявил, что в силу того, что через еврейский народ "было дано Откровение и совершено Воплощение, этот народ навсегда посвящен Богу". Таков, по мнению Александр Меня, "смысл слов, сказанных некогда на Синае: "Вы будете царством священников и народом святым".
То, что через еврейский народ действительно было "дано Откровение и совершено Воплощение", — факт непреложный. Но почему из этого факта следует, что еврейский народ посвящен Богу навсегда? Не естественнее ли предположить, что вместе с окончанием служения закончилось и посвящение? "Когда окончите все порученное вам, — учил Спаситель, — говорите: "Мы рабы ничего не стоющие" (Лк. 17, 10).
Что же касается ссылки на Синайское обетование, то Александр Мень не учел следующего: хотя Господь наш Иисус Христос, по Его собственным словам, "пришел не нарушить закон или пророков, но исполнить" (Мф. 5, 17), из этого однако не следует, что новозаветные исполнения должны совпадать с ветхозаветными обетованиями по мертвой букве. Напротив того, согласно учению Апостола Павла, особенно ясно выраженному в третьей главе второго послания к Коринфянам, правильное понимание Ветхого Завета (а, следовательно, и всех его обетований!) возможно только через Завет Новый.
Известно, что Христова Церковь не знает никакого иного священства, кроме того, которое установил ее Основатель — "Священник во век по чину Мельхиседека" (Евр. 7, 15-20). Воспринятое Апостолами ("двенадцатью" и "семи десятью"), в лице которых "избранный остаток" Израиля действительно стал "царством священников и народом святым", новозаветное священство было сообщено далее всем народам, вошедшим в состав Вселенской Церкви, и простерлось до всеобщего священства Народа Божия (1Пет. 2, 9). Совершенно очевидно, что христиане и христианские верующие из евреев не имеют в этом священстве ни малейшего преимущества перед представителями других народов.
Догматически этот вопрос совершенно ясен. Что же касается стороны психологической, то возникает следующее недоумение: неужели Александр Мень, совершая Божественную Литургию, исповедуя и причащая народ, участвуя в богословских собеседованиях или стоя на келейной молитве, ощущал при этом какие-либо национально-обусловленные преимущества перед своими священниками других национальностей?
Если Александр Мень что-либо подобное ощущал, то ему необходимо было немедленно обращаться к духовно-опытному наставнику за исцелением от националистического недуга; если же не ощущал, — а мы хотим надеяться, что дело обстоит именно так, — то это значит, что во внутренней жизни Александр Меня произошел раскол, так что его доброе христианское сердце оказалось в "прекрасном противоречии" с его же отнюдь не добрыми и совсем не христианскими идеями.
2. Отстаивая иудохристианскую концепцию, согласно которой крещеным евреям следует исполнять и основные предписания "иудаистского ритуала", Александр Мень сказал: "В ту эпоху, когда Церковь состояла в основном из евреев, многие христиане считали, что крещение должно предваряться принятием иудаизма. В связи с этим в 51 году н. э. был созван собор, который постановил, что иудаистские обряды (обрезание, суббота и др.) не обязательны только для христиан из язычников, но сохраняют прежнюю силу для евреев христиан. Решения этого апостольского собора не отменены. Да и вряд ли можно "отменить" слово апостолов".
То, что Апостольский Собор в Иерусалиме оградил духовную свободу уверовавших во Христа язычников от покушения со стороны самочинных ревнителей закона — это, конечно, несомненный факт. Но утверждение, будто согласно постановлению того же Собора иудаистские обряды (обрезание, суббота и т.п.) "не обязательны только для христиан из язычников", но сохраняют, однако, "прежнюю силу для уверовавших во Христа евреев", является ни чем иным как собственным изобретением Александр Меня. Ни в 15 главе "Деяний", в которой повествуется об Апостольском Соборе, ни в каком-либо другом месте Священного Писания об этом не сказано ни слова.
Если бы Собор в Иерусалиме, действительно, постановил, что закон для кого бы то ни было "сохраняет прежнюю силу", — то он был бы не Собором Апостолов, но сборищем христоборцев. (Да не будет!). Ибо слишком хорошо известно (и в посланиях Апостола Павла многократно разъяснено), что закон как обязательное установление раз и навсегда отменен. И не каким-либо авторитетным постановлением Церковной власти, а самой Крестной Жертвой Господа нашего Иисуса Христа, Который истребил "бывшее о нас рукописание", пригвоздив его ко Кресту (Кол. 2, 14). Ибо Христос — "конец закона" (Рим. 10, 4).
Соблюдение ветхого закона никак нельзя рассматривать как преимущество, ибо рабство отнюдь не преимущество в сравнении со свободой. "Скажите мне вы, желающие быть под законом, — как бы обращается к современным "иудохристианам" Апостол Павел, — разве вы не слушаете закона? Ибо написано: "Авраам имел двух сынов, одного от рабы, а другого от свободной" (Быт. 16, 15; 21, 2-3). Но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот — по обетованию. В этом есть иносказание. Это два завета: один от горы Синайской, рождающий в рабство, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму; потому что он с детьми своими в рабстве. А вышний Иерусалим свободен; он — матерь всем нам. Ибо написано: "Возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучившаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа" (Ис. 54, 1). Мы, братия, дети обетования по Исааку. Но как тогда рожденный по плоти гнал рожденного по духу, так и ныне. Что же говорит Писание? "Изгони рабу и сына ее: ибо сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной" (Быт. 21, 10). Итак, братия, мы дети не рабы, но свободной" (Гал. 4, 21-31).
Так для чего же крещенным евреям исполнять закон, отрекаясь от свободы во Христе?
С точки зрения "иудохристиан" ответ может быть только один: ради подчеркивания национальной исключительности еврейского народа. (Дескать, нам одним закон писан!).
3. Отвечая на один из заданных ему вопросов, Александр Мень сказал, что "для христианина-еврея родство по плоти с пророками, апостолами, Девой Марией и Самим Спасителем — великая честь и знак двойной ответственности, как члена Церкви и как члена народа Божия".
С христианской точки зрения родство по плоти само по себе еще никакой чести не составляет. Апостол Иаков удостоился чести именоваться "братом Господним" не потому, что был сродником Христа по плоти, а потому, что был единственным из братьев Иисуса по плоти, который согласился поделиться своей наследственной долей с юным Иисусом. Родной брат Иакова, будущий Апостол Иуда, этого не сделал и хотя стал одним из Двенадцати, братом Господним не именовался.
Крещенные евреи, которые в своем происхождении по плоти склонны усматривать для себя "великую честь", должны согласиться и на соответствующее бесчестие: ибо если они родственники Пророкам и Апостолам, то они же родственники и тем, кто Пророков убил, а Апостолов изгнал. От евреев мать Иисуса и Сам Христос — это бесспорно. Но разве не от евреев также предатель Иуда и грядущий антихрист?
Александру Меню следовало бы знать, что истинные "сотелесники" Иисуса Христа не те, кто являются сродниками Его по плоти, а те, кто с верою приобщаются Его Пречистого Тела и Крови. Они же и суть истинный народ Божий, "где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос" (Кол. 3, 11).
Александр Мень испытывает "двойную ответственность". Эта неловкая ситуация проистекает оттого, что он, по его собственным словам, является одновременно и "членом Церкви и членом народа Божия".
До чего странное сопоставление! Если евреи и по сей день — народ Божий, то что же такое Церковь? Разве не к Церкви обращается Апостол Петр: "Вы — род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий..." (1Пет. 2, 9)?
Но если сейчас народ Божий — это Церковь, то что же такое современное не верующее во Христа еврейство?
Неужели у Единого Бога два Божиих народа? Зачем?
"Отломившиеся ветви" (Рим. 11, 9) не составляют дерева. Изгнанный "сын рабы" (Гал. 4, 30) не получает наследства. Дом, ocтавленный пустым (Мф. 23,38), отнюдь не Храм Бога Всевышнего.
Если Александр Мень с этим не согласен, то нам придется признать, что от "двойной ответственности" не так уж далеко и до "двойного сознания" — мучительного разделения личности между двумя полюсами притяжения. В данном случае между Христом и отвергнувшим Его еврейским талмудичским иудаистским народом.
4. Отвечая на вопрос, как он смотрит на то, что "Христианская Церковь присвоила (!?) себе наименование "Новый Израиль" (это именование, кстати, не столь и популярно в христианстве, а у верующих ЕХБ и вообще отсутствует), тем самым подчеркнув, что отныне только ей принадлежит избрание и обетования, а еврейский народ отвергнут Богом", Александр Мень заявил: "Хотя с приходом Христа все народы стали сынами Божиими, Израиль как народ, по слову апостола, сохраняет свое избранничество, оставаясь сыном-первенцем".
Этому заявлению Александр Мень предпослал ссылки на места из 11 главы послания Апостола Павла к Римлянам. Сразу сосредоточим внимание на понятии "сына-первенца", при помощи которого Александр Мень пытается выразить свою веру в особое положение евреев не только среди народов, находящихся вне Библейской традиции, но и среди народов, входящих в состав Христовой Церкви.
Очевидно, что "народом-первенцем" может называться либо тот из народов, который имеет в очах Божиих преимущество по происхождению, либо тот народ, который хотя и не первенствует по происхождению, но имеет преимущества перед другими в силу своей особой близости к Богу. Так, допотопный род "сыновей Божиих" (Быт. 4, 26; 6, 2) происходил не от первенца Каина, но от третьего сына Адама Сифа.
Если Александр Мень полагает, что из всех народов, усыновленных Богом во Христе, еврейский народ является "сыном-первенцем" по происхождению, то это, конечно, справедливо, но столь же справедливо и то, что это первенство принадлежит не всему еврейскому народу в целом, но одному только "избранному остатку", т.е. Апостолам и тем первым уверовавшим и крестившимся евреям, которые вместе с Апостолами стали основанием Христовой Церкви.
Если же Александр Мень полагает, что еврейский народ и посей день является у Бога "сыном-первенцем" в силу особых по плоти наследуемых преимуществ, то с этим невозможно согласиться. Ибо Христова Церковь никаких преимуществ для кого-либо по плоти не знает. На том самом Апостольском Соборе в Иерусалиме, постановления которого Александр Мень хотел истолковать в пользу "иудохристиан", Апостол Петр "по долгом рассуждении", встав, сказал: "Мужи братия! Вы знаете, что Бог от дней первых избрал из нас меня чтобы из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали; и Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, как и нам; и не положил никакого различия между нами и ими, верою очистив сердца их..." (Деян. 15, 7-9).
Итак, если по слову Апостола Бог "не положил никакого различия", то кто смеет такие различия полагать? И если Бог всем "даровал Духа", то где место для преимуществ по плоти?
Толкуя ссылку Апостола Павла на Пророка Иоиля: "Всякий, кто призовет имя Господне, спасется" (Рим. 10, 13), св. Иоанн Златоуст пишет: "Поелику Иудеев особенно возмущало то, что они пользовались преимуществом перед всем человеческим родом, а теперь вера низлагает их с сего престола и предоставляет им не более прав, как и другим, то Апостол неоднократно делает указания на пророков, которые предвещают им о таком равенстве. "Всякий, верующий в Него, — сказано, — не постыдится, и всякий, кто призовет имя Господне, спасется". В устранение всяких возражений в том и другом месте поставлено слово "всякий"".
Кажется, все ясно!
Избранность по плоти была уместна только до тех пор, пока не явилась Истина, обращенная ко всем народам. Какой-то конкретный "этнос" должен был послужить делу Боговоплощения и Благовестия. Народ, избранный Богом для этого служения, должен был до времени находиться "под стражею закона" (Гал. 3, 23) и воспитываться Пророками. Но после того, как Вселенская Истина явилась и была проповедана народам, примиряя в Себе людей доброй воли (Лк. 2, 14), независимо от их происхождения, настаивать на избранности по плоти значит проповедывать религиозный расизм. Ясно, что никакой расизм не может быть терпим в Церкви Божией.
Апостол Павел писал: "Итак, спрашиваю: неужели Бог отверг народ Свой? Никак. (Именно на этом "НИКАК" пытаются строить свою идеологию "иудохристиане". Послушаем, однако, что говорит Апостол дальше). Ибо и я Израильтянин, от семени Авраамова, из колена Вениаминова. Не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал. Или не знаете, что говорит Писание в повествовании об Илии? Как он жалуется Богу на Израиля, говоря: "Господи! Пророков Твоих убили, жертвенники Твои разрушили; остался я один, и моей души ищут" (3Цар. 19, 14). Что же говорит ему Божеский ответ? "Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени перед Ваалом" (3Цар. 19, 18). Так и в нынешнее время, по избранию благодати сохранился остаток... Что же? — спрашивает затем Апостол. И отвечает: "Израиль, чего искал, того не получил; избранные же получили, а прочие ожесточились..."" (Рим. 11, 1-7).
Таково учение Апостола Павла об "избранном остатке". Что же касается "ожесточившихся", т.е. тех евреев, которые Христа отвергли ("отпавшие ветви" Рим. 11, 17), то Апостол Павел не об их избранности учит, — что противоречило бы всему Новому Завету, — но рассматривает их религиозную судьбу под двумя аспектами, по отношению к двум основным реальностям Божественного Домостроительства:
1. "В отношении к благовестию", т.е. по отношению к Христу, Новому Завету, Церкви, Евангельской проповеди, обращенной ко всем народам, и
2. "В отношении к избранию" (Рим. 11, 28), т.е. по отношению к национально-мессианской истории Ветхого Завета. По отношению к Новому Завету отпавшие евреи — враги (в Промысле Божием — для того, чтобы на место отпавших привились язычники. Рим. 11, 31), по отношению к национально-мессианской истории Ветхого Завета — "возлюбленные Божии ради отцов" (Рим. 11, 28). Несмотря на то, что иудеи отвергли Мессию, о Котором свидетельствовали Моисей и пророки, Милосердный Бог "ради отцов" не исключил отпавших из круга Своей Мирообъемлющей Любви, но так же, как и все народы, определил к спасению через обращение к вере во Христа Иисуса. Что и совершится после того, как "войдет полное число язычников" (Рим. 11, 25), т.е. в конце времени.
Не верующие в Иисуса евреи сегодня не отвергнуты Богом навсегда, но вслед за язычниками определены к спасению. Но при условии их добровольного уверования во Христа Иисуса.
Апостол Павел внушает христианам из язычников, чтобы они не "мечтали о себе" (Рим. 11, 25) и не превозносились над отпавшими. Мысль эта — чрезвычайно важное дополнение к тому, что сказано о судьбе отпавших евреев в других местах Нового Завета. Если бы не 11 глава послания к Римлянам, то некоторые из этих мест (Мф. 21, 33-46; Гал. 4, 21-31; 1Фес. 2, 14-16) можно было бы легко истолковать в том смысле, что все евреи всегда и везде отвергнуты Богом навсегда. Но надо обладать слишком пылким воображением, слишком "мечтать о себе", чтобы из того факта, что Бог отпавших евреев не отверг навсегда, сделать вывод, что Бог сохранил за отпавшими их избранность как действующего «народа Божьего».
Богоизбранность — это не парадный сюртук, который можно носить в отставке, но это призвание к определенному служению.
В чем состояло служение древнего Израиля совершенно ясно: в том, чтобы дождаться Мессии (для этого нужно было сохранить истинное Единобожие, находиться "под стражею закона" (Гал. 3, 23), вместить пророков), войти в созданную Церковь, а затем понести Благую Весть о пришествии Мессии всем народам Земли, что и совершали Апостолы и первые христиане-евреи.
Единственное преимущество, которое отпавшие евреи действительно имеют перед древними и современными язычниками, состоит в том, что евреям, признающим пророков, объективно легче принять Иисуса Христа, чем тем народам, которые находятся вне библейской традиции. Но это преимущество скорее не похвала евреям, а укор им от Бога. "Пришел к своим, и свои Его не приняли" (Ин. 1, 11). Что же касается самой иудохристианской идеологии, то в ee иудейской составляющей мы пока что не можем усмотреть ничего иного, кроме раздутой до мессианских притязаний национальной самости.
Еврейскому националистическому (по большей части, кстати, светскому) движению сионизму, и его союзникам, нужна церковь-кукла, по видимости христианство, а по сути подделка. Такой вселенской «церковью» можно было бы управлять как угодно и прежде всего для того, чтобы она признала истинным Христом израильского лжемессию, Антихриста, и помогла бы установить в мире его духовное и политическое господство.
Не случайно в наши дни многие люди разных стран и народов, в том числе и многие евреи, стали обращаться к Церкви. Потому что сами эти люди — подлинные израильтяне, в которых нет лжи, но есть еще и мудрость, свойственная подлинному Израилю. И когда такие люди начинают по-настоящему жаждать правды, они непременно находят ее в должной полноте и сохранности в христианстве.
Эта вера близка и понятна душам людей любых наций. Так что если бы Александр Мень был в самом деле возрожденным человеком по духу и человеком, искренне любящим тот народ, от которого произошёл по плоти, и человеком, не ложно стремящимся к единству Церкви, он не то говорил бы, что он говорил.
Церковь, принявшая Господа Христа, имеющая в себе все лучшее, чем обладал Древний Израиль, не может не любить Израиля. Она любит его и теперь, хотя он стал лишь тенью своих великих прародителей, и ждет его обращения.
Пусть только подлинные израильтяне сотворят достойный плод покаяния и, по слову Иоанна Крестителя, ...не думают говорить в себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф. 3, 9-10).
Очень сложно найти такое христианское учение, которое бы как-то не исказил или по-своему не интерпретировал Александр Мень. Он поистине собрал в себе всевозможные ереси и заблуждения в богословии, какие только были. В его трактовке христианство преподносится совсем иным, отсюда иное получается и евангелие, принимать которое в таком виде опасно для вечной души читателей.
Можно объяснить погрешности сочинений Александра Меня многими факторами. Это и чрезмерное увлечение западным богословием, католическим и либерально-протестантским. Это и недостаток систематического богословского образования (Александр Мень и в семинарии, и в академии учился только заочно). Это и огромная занятость на приходе, при которой вообще удивительно, как он находил время писать книги, и не удивительно, что в этих книгах оказались сомнительные, а то и просто ложные идеи. Это, наконец, и склад личности Александра, которому при его осведомленности во многих областях, представлялись слишком узкими и тесными строгие рамки "классического" христианского богословия.
Но все же факт остается фактом: книги Александра Меня разрушающе действуют на самые основы христианства. И церкви евангельских христиан-баптистов обязаны охранять свои библиотеки от проникновения в них ложных идей и ересей, а верующих предупреждать о заблуждениях этого православного писателя.
Как тут не вспомнить предупреждающие слова Спасителя, сказанные о последних временах: "Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас" (Мф. 24, 4).
Главная
страница | Начала веры
| Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки