И.
Г. Ермолов
На фото: Делегаты съезда евангельских
христиан-баптистов в Днепропетровске в 1943 г.
В
современной исторической науке до настоящего времени остается практически неизученным история евангельско-баптистского братства в период оккупации 1941–1943 годов, представляя собой одну из исследовательских лакун. Как, впрочем, и сам период оккупации в течение послевоенных десятилетий по идеологическим соображениям был вычеркнут из истории. Было принято освещать лишь два момента оккупации: жестокости немцев и факты сопротивления им (партизанское и подпольное движение). Права на духовную жизнь вне контроля Сталина и советского правительства за нашими согражданами не признавалось. Лишь в течение двух последних десятилетий появились исследования о положении Русской православной церкви (РПЦ) за линией фронта. Что же касается евангельских христиан и баптистов, данный период их деятельности по-прежнему остается за рамками исследований отечественных историков, что создает ощутимую брешь, как в общей истории христианства, так и в истории Церкви ЕХБ.Положение евангельских и баптистских церквей под оккупацией невозможно рассматривать в отрыве от постулатов гитлеровской «восточной» политики в отношении христианских церквей СССР. Так, по первоначальным замыслам германского руководства, одним из значительных факторов завоевания симпатий населения СССР, привлечения его к сотрудничеству с оккупантами, стал религиозный. Но оккупанты были вынуждены балансировать между двумя противоположностями. Первая из них заключалась в том, что врагом национал-социализма, наряду с еврейством, масонством, марксизмом и либерализмом было объявлено христианство. Принципы нацизма и христианства диаметрально противоположны: церковь не признает рас, проповедует равенство людей пред Богом, а основателями христианства были евреи. Вторая противоположность заключалась в том, что именно церковь составляла в СССР оппозицию большевизму, подвергалась истреблению со стороны советской власти. Так, из 141 757 служителей РПЦ, отправлявших службу на момент октябрьской революции, на начало Великой Отечественной войны на свободе оставалось около 500, в том числе 4 правящих архиерея. А из 69 000 православных храмов действовало всего 350–400.
У евангельских христиан и баптистов на территории РСФСР дело обстояло еще менее благополучно. Руководящий орган баптистов — Всесоюзный совет баптистов — перестал действовать в 1935 году, а спустя три года, в 1938 году, практически прекратил свою деятельность Всесоюзный совет евангельских христиан. Почти все наиболее заметные руководители этих организаций были арестованы, находились в тюрьмах, лагерях и ссылках, а из молитвенных домов евангельских христиан и баптистов на начало войны действовало лишь четыре: в Москве, Ленинграде, Новосибирске и Ульяновске.
Однако довольно ощутимая часть населения РСФСР на начало войны сохранила приверженность христианству. Так, по Почепскому району Орловской области о сохранившейся накануне войны религиозности населения говорят следующие цифры. Вс. Третьяки из 56 дворов 88 человек при переписи назвались православными, 5 — баптистами, 26 — безбожниками. По участку № 3 г. Почепа 86 записались православными, 5 — безбожниками, по участку № 118: 49 — православными, 3 — безбожниками, по участку № 122: 40 — православными, 6 — безбожниками.
Согласно сообщению СД от 12 декабря 1941 года, проведенная перепись населения Смоленска выявила следующее: 24 100 жителей записались православными, 1 128 — верующими других конфессий, в основном евангельскими христианами и баптистами, и только 201, что составляет менее 1%, — неверующими. Подобное положение складывалось повсеместно — в других городах РСФСР неверующими называли себя от 1 до 4% населения. Интересно, что в феврале 1937 года в докладной записке «О состоянии антирелигиозной работы» на имя секретарей ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановича, А.А. Андреева, Н.И. Ежова Отдел культпросветработы ЦК ВКП(б) докладывал, что полное закрытие церквей и молитвенных домов в ряде районов РСФСР не привело к снижению религиозности населения. В частности, создавались подпольные «молельни». Очевидно, под последними понимается сложившаяся накануне войны практика евангельских христиан и баптистов проводить молитвенные собрания в домах у верующих, разбившись на небольшие группы. Информационная записка III отдела Русского общевоинского союза (РОВС) о положении в СССР от 30 сентября 1941 года констатирует: «Религиозное чувство в народе не изжито».
Учитывая этот фактор, оккупанты были вынуждены пойти на поддержку религии с целью завоевания симпатий населения. В своей докладной записке заместителю начальника ЦШПД Сергиенко от 30 ноября 1942 года представитель ЦШПД на Брянском фронте старший майор госбезопасности Матвеев писал, что в проводимой немцами на оккупированной территории политике религиозный фактор занимает «далеко не последнее место». А также, что «подчеркнуто-благоприятное отношение немцев к религии противопоставляется — в печатной и устной пропаганде — антирелигиозной политике советской власти, якобы «убивающей духовную жизнь народа», отправляющей в тюрьмы за религиозные убеждения». Подобным образом, представитель ЦШПД на Калининском фронте Н. Рыжиков докладывал, что «для использования в своих целях религии, немцы с момента оккупации Калининской области начали усиленно проводить агитацию за открытие церквей».
Однако поддержка германскими властями религии на территории РСФСР не была однозначной. Так, Гитлер считал христианство не меньшим злом, чем большевизм. В июле 1941 года фюрер высказался: «Самый тяжелый удар человечеству был нанесен появлением христианства. Большевизм — незаконное дитя христианства». Один из первых германских нормативных документов — Инструкция уполномоченного по продовольствию и сельскому хозяйству статс-секретаря Бакке о поведении должностных лиц на территории СССР, намеченной к оккупации от 1 июня 1941 года — содержал следующее разъяснение: «По своей натуре русский религиозен и суеверен, с этим вы должны считаться.
Однако разрешение религиозных вопросов не входит в круг ваших задач». В соответствии с указаниями Гитлера, наряду с поддержкой религиозного движения, предусматривалось его дробление на отдельные течения, что было продиктовано боязнью консолидации «руководящих элементов», что в дальнейшем могло вылиться в проблему в деле воплощения «восточной» политики. Уже 11 апреля 1942 года Гитлер заявил: «Нашим интересам соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы».
Следует заметить, что именно такое мнение немецкого фюрера открыло для евангельских христиан и баптистов широкие возможности для проповеди Евангелия и открытия молитвенных домов. Данные верующие оказались в более выгодном положении, нежели православные. Так, опасаясь консолидации русских национальных сил вокруг РПЦ, что в дальнейшем могло вылиться в проблему воплощения «восточной» политики, Гитлер и его окружение понимали, что ни политикой, ни национальным вопросом евангельские верующие не занимаются. Поэтому предоставление им относительной свободы нив коей мере не помешает осуществлению планов по онемечиванию «восточного пространства».
Распространения же евангельского вероучения, духовного пробуждения русского народа Гитлер не опасался, напротив, такую возможность напрочь исключал. Так, в отличие от Сталина, уничтожавшего христианство физически, германский фюрер считал, что «в этом деле нельзя ломать через колено. Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать сплошь дураки, а слушать их будут старухи. Здоровая, крепкая молодежь уйдет к нам».
На прошедшем 22–23 сентября 1941 года в Берлине совещании РСХА водном из десяти прочитанных докладах ставились две задачи. Согласно первой, необходима поддержка церквей меньшинства во вред более мощным. Причем, под «церквями меньшинства» подразумевались в основном евангельские, баптистские и пятидесятнические церкви, а под «более мощными» — православие и старообрядчество. Согласно второй задаче, указанной в докладе, необходимо внедрять в евангельско-баптистские и пятидесятнические общины сеть агентов, чтобы своевременно получать информацию, а также не допускать мощного влияния этих общин на население.
Однако уже в конце июля 1941 года Гитлер издал директивы о запрете военнослужащим вермахта оказывать какое-либо содействие в возрождении церковной жизни на захваченном «восточном пространстве».
Несмотря на это, с началом оккупации, согласно одному из партизанских донесений, немцы активно производили ремонт церквей за счет населения, сами занимались подбором кадров священнослужителей. Благоприятные условия создавались и для евангельских и баптистских общин. Так, в тех местах, где отсутствовали молитвенные дома (практически повсеместно), верующим передавались школьные, клубные, колхозные, общественные помещения с правом их использования для проведения богослужебных собраний.
В целом, оккупационная пресса, документы органов самоуправления, личные свидетельства лиц, переживших оккупацию, мемуары германских военнослужащих говорят о небывалом всплеске религиозности населения. Признавая этот очевидный факт, документы советских партизан и органов госбезопасности, однако, объясняли это тем, что «создание условий, при которых равнодушие к вопросам религии отождествляется чуть ли не с принадлежностью к ВКП(б), заставляет известную часть населения прибегать «на всякий случай» к выполнению различных религиозных обрядов», что выглядит неубедительно. Напротив, большинство существующих источников говорит о том, что религиозное пробуждение в оккупированных местностях, особенно в первые месяцы оккупации, шло не сверху, а снизу.
Повсеместным было явление, когда вновь открывшиеся молитвенные дома ЕХиБ были переполнены. Орловский журналист В.Д. Самарин писал: «Молились так, как давно не молились. Не было семьи, в которой не было бы своего горя, не было бы жертв».
В деле духовного возрождения евангельские христиане и баптисты оказались в более выгодном положении, нежели православные. Так, народ жаждал евангельской проповеди. Но священники, длительное время скрываясь от органов НКВД, утратили способность проповедовать, а выйдя с приходом немцев из подполья, осуществляли лишь обрядовое служение, что вовсе не способствовало обращению населения в христианство.
Эмигрант А.С. Казанцев приводит интересное сравнение. Огромный храм в Смоленске часто пустовал, наполняясь лишь во время праздников. Но в том же Смоленске на окраине города бывший учитель стал проводить евангельские собрания, эффект от которых оказался иным: «Читают, говорят, вслух Евангелие, поют духовные песни… собственного сочинения. И, говорят, приходит все больше и больше народа».
Не менее интересно, что имеющиеся в нашем распоряжении документы органов госбезопасности и советских партизан, рассказывая о деятельности евангельских христиан и баптистов, никогда не упоминали о посещаемости их молитвенных домов. Это косвенно подтверждает тот факт, что наполняемость их была большей по сравнению с православными храмами.
Значительным преимуществом евангельских и баптистских церквей стало то, что они не испытывали недостатка в проповедниках. Глубокое знание верующими Библии, являвшееся принципом существования церквей ЕХиБ, пришлось кстати в период, когда церковь получила относительную свободу. В то же время большинство новоявленных православных священнослужителей плохо знало церковную службу, так как подбиралось не по духовным качествам, а ввиду антисоветской настроенности.
Что касается юридического оформления деятельности евангельских и баптистских церквей, разрешение на проведение богослужений давалось местными немецкими комендатурами, в некоторых случаях — органами местного самоуправления (городскими и районными управами). Причем, процедура получения разрешений на богослужебную деятельность была упрощена. В частности, было достаточно коллективного заявления верующих. В некоторых оккупированных областях никаких законодательных актов, касающихся деятельности евангельских христиан, баптистов и пятидесятников, вообще не издавалось. Так, на территории Локотского автономного округа (8 районов Орловской и Курской областей) деятельность протестантов не была закреплена какими-либо распоряжениями обербургомистра и самоуправления. Однако никаких препятствий со стороны властей баптисты и евангельские христиане не встречали, развив бурную деятельность по части миссионерства и открытия новых молитвенных домов.
В целом, деятельность баптистов и евангельских христиан по сравнению с православием не способствовала поддержанию русских национальных настроений населения, с другой стороны не была направлена и на проведение нужной оккупантам антисоветской политики, что можно объяснить неполитизированностью этих конфессий. Так, в евангельских и баптистских молитвенных домах крайне редко произносились проповеди в поддержку германской армии, молитвы за Гитлера. А заупокойные службы по павшим военнослужащим вермахта здесь и вовсе не могли иметь места ввиду их канонической неприемлемости.
Что касается практики открытия молитвенных домов, это осуществлялось в первые же месяцы оккупации. В частности, к осени 1941 года молитвенные дома ЕХиБ открылись в каждом из оккупированных районов Орловской области. Например, в пригороде оккупированного Брянска, в поселке Брянск-Восточный действовала крупная церковь баптистов, которой для богослужений было предоставлено помещение по улице Слесарной, дом 20. В самом же Брянске и прилегающем поселке Брянск-Южный баптистских богослужений не проводилось. Церковь возглавляли пресвитеры М. Фильченков и М. Пицуренко, молитвенные собрания проходили три раза в неделю: по средам, субботам — в 13.00 и воскресеньям — в 9.00. Каждое богослужение продолжалось обычно около двух с половиной часов
.Зарегистрированы случаи, когда евангельские христиане и баптисты своей принципиальной позицией доставляли оккупантам проблемы. Так, на совещании бургомистров Клинцовского округа (Орловская область) 18 мая 1942 года бургомистр Красно-Горского района докладывал, что вреда от местной общины «евангелистов» больше, чем от советских партизан. Партизаны не мешают севу, а евангельские верующие запрещают сельчанам сеять на колхозной земле, очевидно, исходя из того, что как сеять, так и собирать урожай с колхозных земель имеют право только колхозы, и никто другой. В качестве репрессивной меры было решено лишить евангельских верующих усадебных земель, а самих направлять в принудительном порядке на торфоразработки.
Партизаны в своих сводках также регулярно отмечали, что как пресвитеры, так и рядовые члены евангельских общин в большинстве случаев настроены против немцев. Роль этих церквей в поддержке антисоветской политики нацистов исчерпывалась лишь самим фактом их существования и выражения оппозиционных советскому режиму настроений. Однако в отличие от православных, церкви баптистов и евангельских христиан подвергались ограничениям со стороны германских властей и органов местного самоуправления. Так, в целях контроля за деятельностью баптистов, им запрещалось проводить какие-либо мероприятия вне молитвенных домов, местные власти следили, чтобы богослужения проводились только в стенах культовых зданий.
В то же время необходимо отметить, что нередко молитвенные дома баптистов и евангельских христиан использовались для удовлетворения религиозных потребностей германских военнослужащих. Так, согласно свидетельству В.Н. Черкасова, в оккупированном Мценском районе действовали две баптистские церкви: одна, в Братском поселке, имела собственный молитвенный дом; другая, в деревне Бугры, проводила богослужения в частном доме Черкасовых. Богослужения постоянно посещали немецкие солдаты, во время молитвы преклоняли колени, молясь наравне с русскими. Часто солдаты вермахта просили пресвитера Д.Ф. Зеленина помолиться за их семьи, оставшиеся в Германии. Эти просьбы всегда удовлетворялись. Немцы, посещавшие богослужения, большей частью были настроены антинацистски, постоянно пытались втолковывать русским верующим, что «Гитлер и война — нихт гут».
Посещения немецкими солдатами богослужений баптистов, согласно данным нашего опроса, имели место повсеместно, в частности, на территориях Курской, Смоленской, Ленинградской, Воронежской областей. Интересно, что вопреки нацистским установкам не допускать мощного влияния протестантских общин на население, иногда германские оккупационные власти закрывали глаза на активность протестантов. Так, в упомянутом Мценском районе особую проповедническую активность развила член баптистской церкви Екатерина Андреевна (фамилия неизвестна). В течение двух лет оккупации она беспрепятственно ходила по деревням, проповедовала от дома к дому, в результате чего обе церкви — Бугровская и Братская — пополнялись. Водное крещение годы правления И.В. Сталина, так и в период хрущевской «оттепели», в церквах Брянска, Орла и др. проводилось несколько раз в год, причем, в городской черте, каждый раз собирая большие толпы народа. Гражданская вспомогательная полиция не только не разгоняла верующих, но и обеспечивала при проведении обряда порядок.
Противоположную точку зрения высказал председатель Союза евангельских христиан-баптистов Я.И. Жидков, посетивший освобожденную Красной армией советскую территорию: «Немецкие вандалы так же измывались над нашими общинами, как измывались над всеми другими христианскими организациями. Вместе с группой руководителей нашего Союза я совершил недавно поездку по Украине, Белоруссии и Крыму. Я застал большинство наших общин разогнанными немцами, многие наши молитвенные дома — разрушенными, взорванными или сожженными. Самое тяжелое впечатление оставили у меня сироты, дети расстрелянных и замученных немцами мирных жителей. Поэтому мы решили начать широкий сбор средств среди евангельских христиан и баптистов для помощи обездоленным сиротам».
Однако приходится признать, что в свидетельстве Я.И. Жидкова концы не сходятся с концами. Так, непонятно, какие разогнанные общины и разрушенные молитвенные дома он имел в виду. Напомним, что на начало войны и оккупации просто не существовало никаких легально действующих общин и молитвенных домов кроме как в Москве, Ленинграде, Новосибирске и Ульяновске, которые не были под оккупацией. Председатель ВСЕХБ несомненно выдал то свидетельство, которое от него ожидало советское правительство, но не то, которое отражало действительное положение вещей.
В середине 1943 года в отношениях между христианскими церквами и государством наступило потепление. На этот вынужденный шаг Сталина толкнуло то обстоятельство, что немцами было легализовано Русское освободительное движение, объявлено о создании альтернативного российского правительства — Русского Комитета под председательством генерала А.А. Власова, обнародована его программа. Одновременно объявлялось о создании Русской освободительной армии (РОА). Все это в совокупности грозило выбить из рук Сталина козырь отечественной войны, перевести ее в русло войны гражданской.
Любопытно, что почти за год до этого, в 1942 году, были освобождены из лагерей руководители евангельских христиан и баптистов. Несмотря на отсутствие разрешения, они основали Временный совет евангельских христиан и баптистов, который, одновременно с руководством сохранившимися церквами ЕХиБ, удерживал их в рамках советского патриотизма. Партизаны же за линией фронта получили указание центра не расстреливать служителей евангельско-баптистских церквей (до этого последние приравнивались к немецким пособникам).
В выпущенной советским правительством в этот же период книге «Правда о религии в России» настойчиво проводилась мысль об изменении политики в отношении церкви по сравнению с довоенной. Давая оценку нормализации отношений между религией и государством, Л. Лебедев писал, что «Сталин знаменитым «поворотом» 1943 года эксплуатировал чувство народного себялюбия под маской патриотизма».
В дальнейшем, в октябре 1944 года, было созвано совещание представителей церквей евангельских христиан и баптистов (в дальнейшем оно названо 37-м всесоюзным съездом). Результатом стало объединение этих двух церквей в Церковь Евангельских христиан и баптистов, разрешено создание руководящего органа — Всесоюзного Совета Евангельских христиан и баптистов (ВСЕХиБ), в дальнейшем — ВСЕХБ, раз в два месяца стал выходить духовно-назидательный журнал «Братский вестник».
По всей стране открывались молитвенные дома, однако в основном регистрировались те церкви ЕХБ, которые открылись в период оккупации. Всего же, по данным Совета по делам религиозных культов, на начало 1945 г. в СССР было зарегистрировано и легально действовало около 1 500 общин ЕХБ, из них около 1/3 — на территории РСФСР.
Одновременно с узакониванием открывшихся в оккупацию церквей ЕХБ, они были поставлены в жесткие рамки, исключающие их влияние на массы. Так, евангельским христианам-баптистам отныне запрещалось шефствовать над госпиталями, больницами, детскими домами. А неработающие пресвитеры, как и православное духовенство, были обложены налогами, доходившими до 70% от заработка, тогда как налог при немцах не превышал 10%. В отличие от православного духовенства, вынужденного оставлять служение, пресвитеры крупных церквей ЕХБ стали совмещать служение с работой на производстве (эта практика сохраняется до сих пор).
Таким образом, сам факт деятельности церквей ЕХиБ за линией фронта хотя в некоторой степени и соответствовал целям оккупантов, не нанес большого вреда интересам нашей страны. Напротив, евангельско-баптистские церкви помогали оставшемуся за линией фронта населению перенести тяжесть оккупации.
Нельзя отрицать и то, что именно возрождение религиозной жизни на оккупированных территориях СССР вынудила Сталина и советское правительство создать этому некий «противовес», прекратив политику физического уничтожения религии, в частности, церквей ЕХБ.
Правомерно также утверждать, что именно благодаря оккупации евангельско-баптистское братство отстояло свое право на существование, заняв прочное место в жизни российского общества.
Главная страница | Начала веры | Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика
| Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки