Речь на годовом съезде американских баптистов Северного Библейского Союза, 27 мая, 1924 года, в гор. Мильвоки, Соединенные Штаты Северной Америки
(Журнал «Друг России»: август - ноябрь 1924 г.)
(Перевод с английского)
С великим сожалением и не совсем охотно я стою сегодня перед вами и в вашем лице перед всею Северо-Американской Баптистской Церковью. С сожалением потому, что возникла необходимость говорить о таком предмете; неохотно потому, что боюсь, чтобы меня не поняли неправильно многие друзья нашего дела евангелизации России. И все-таки, нужно говорить, чтоб люди знали истину, чего бы это не стоило, и поэтому я не могу молчать.
В основание моей речи я хочу взять десятый стих из сорок восьмой главы книги пророка Иеремии. Первая часть этого стиха хорошо знакома; ее часто цитируют. Я не слышал, чтобы последнюю часть употребляли часто, но обе части этого стиха вместе составляют основание этой главы. «Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови!» (Иер. 48:10).
Бог произнес Свой суд над Моавом. За грехи и гордость свою Моав должен быть уничтожен. Бог повелел другому народу привести в исполнение приговор над Моавом. Эта другой народ должен был стать орудием в руках Божиих, вернее, Его слугою. В исполнении воли Божией люди этого народа должны были делать правое дело, но они должны были делать правое дело правым путем. Всем сердцем они должны взяться за дело. В противном случае, Бог произнес проклятие на самую их ортодоксальность. Бог предназначил проклятие в наказание тем, кто, зная истину, не стоит за нее, или идет на компромисс с врагом, - если они не займут надлежащей позиции против врагов Господа, и Слова Его, их постигнет проклятие. Сама истина, которую они говорят, что знают, станет для них проклятием. Их медлительность восстать против изменников дела Божия станет проклятием для их собственной же справедливости. Бывают времена, когда опасно оставаться бездейственным, пассивным, если уже не ради дела, то ради себя самого, - времена, когда молчание и снисходительность становятся преступлением, предательством дела представляемого вами, и гибелью для вас самих. Когда русские солдаты сдали позицию и начали брататься с немцами, и великая Российская Империя пала. Керенский по телеграфу просил канадское правительство освободить Троцкого в Галифаксе; он был снисходителен к Троцкому в Петрограде, а потом был вынужден спасать свою жизнь бегством. Война, в которой мы участвуем, это война без компромисса. Мы должны сражаться до конца: «Проклят, кто дело Господне делает небрежно, и проклят, кто удерживает меч Его от крови».
Потому что я за время моего служения лично испытал, пережил эти истины Священного Писания, принципы эти для меня имеют великое значение и в этом направлении будет мое свидетельство.
Прежде всего, позвольте сказать вам, что до известного года и дня никто не сомневался в моей верности учению Нового Завета, или баптистскому делу. На всемирном Съезде Баптистов в Филадельфии я всенародно был признан баптистским представителем. Баптистский Съезд в России, вплоть до моей высылки из России, очевидно, не сомневался в моей верности, чего доказательством было то, что меня конференции избирали на высокие посты в Союзе. Я говорю это для того, чтобы кто-нибудь не подумал, что я приехал в Соединенные Штаты с предрассудками, в каком бы то ни было направлении. Я могу смело сказать, что когда я приехал в Соединенные Штаты второй раз, после изгнания из России, я был совсем “зеленым” в отношение богословия баптистов в Соединенных Штатах. Мой приход был как приход Нафанаила, в котором не было лукавства; и, в своей наивности, полагал, что каждый баптист верит в Библию как в Слово Божие.
Мое первое сомнение возникло в связи с собранием баптистских проповедников в Нью-Йорке. Коль скоро я прибыл из Европы, я присоединился к ассоциации проповедников, ибо меня научили верить, что хорошо и приятно жить братьям вместе (Пс. 132:1). По мере возможности я посещал их (американские) собрания по понедельникам, чтобы получить освежение для своей души, после работы в воскресенье среди русских иммигрантов. Но скоро я нашел, что то, что я приобретал в воскресенье, рассеивалось в понедельник утром. По природе я не склонен к пессимизму, поэтому я не торопился делать выводы в этом направлении.
Однажды в понедельник, однако, случилось нечто, что позже дало первый повод некоторым моим сомнениям. Выдающийся проповедник из Бруклина, штата Нью-Йорк, говорил о некоем божественном баптисте, имя которому было д-р В. Н. Кларк. Он был профессором богословия при Колгейтской Баптистской Семинарии. В речи своей этот проповедник из Бруклина не мог найти слов достаточно хороших и сильных для описания добродетелей этого достойного баптиста. Я тогда же решил приобрести при первой возможности такие книги, из которых я мог бы почерпнуть сведения о том великом человеке. После речи многие из присутствовавших проповедников говорили в подтверждение сказанного о Кларке, и среди говоривших были некоторые члены комитета Русского Библейского Института в Нью-Йорке, ректором которого я в то время состоял.
Русский Библейский Институт основан был под покровительством Общества Домашней Миссии и я был избран ректором. Комитет был организован, и состоял он из нескольких проповедников и нескольких человек из Общества Домашней Миссии. В связи с организацией школы мы имели несколько заседаний, и все шло плавно и красиво. Дух сотрудничества был среди членов комитета. Много русских братьев из разных частей Соединенных Штатов и Канады подали заявления о поступлении в школу, из которых пятьдесят три человека были приняты.
Открытие Института состоялось в Баптистской Церкви на 2-ой Авеню (в Нью-Йорке). Собрание то оставило неизгладимые следы в моей памяти. В моей работе в России я привык переживать присутствие Божие в наших собраниях. Животворящая сила Духа Святого, как правило, должна бы иметь освежающее на нас воздействие. По некоторым причинам, однако, странная безжизненность, казалось, наполняла собой собрание. Я не мог понять этого, но в уме своем я болезненно чувствовал, что здесь что-то не в порядке. Я знал, что я не уклонился от истины; но казалось, что самая ортодоксальность моя была поражена параличом и Дух Святый, казалось, был огорчен.
Причина этих чувствований во мне становилась всё очевиднее по мере того, как собрание продолжалось. Несколько членов школьного комитета присутствовали на собрании. Когда они, один за другим вставали за кафедру и произносили свои речи, которые я переводил на русский язык, ради тех, которые не понимали английского, я был поражен тоном и сущностью их речей. Насколько я могу вспомнить, почти каждая речь была в следующем направлении: “Мир нуждается в сильных и добрых мужах”. “Будьте сильны”. “Будьте храбры”. “Будьте моральны”. “Будьте благородны”. Я обнаружил такую наклонность в речи Sherwood'a Eddy во время его посещения перед войной России, где, в Петрограде, он читал лекции перед русскими студентами о христианстве. Лекции эти были столь странны, с точки зрения Евангелия, что я со своим помощником никак не мог сообразить, чего он хочет. Или хочет проповедовать русским студентам Евангелие, или предписывать им свои рецепты “поправь-себя”. Я очень плохо себя чувствовал от его лекций. И потом, как пастор Первой Баптистской Церкви в Петрограде я этому г-ну Sherwood Eddy написал письмо, в котором обратил его внимание на то, какое впечатление он произвел на людей евангельских кругов Петрограда, и просил его об этом серьезно подумать. Но прошло довольно много времени, но он так и не ответил на мое письмо. Возможно, он думал вместе с некоторыми подобными ему людьми и с такими же убеждениями, что этот обыкновенный русский проповедник не был достаточно развит или так “эволюционирован”, чтобы постичь в своем, отсталом на двести или триста лет уме, пышность современных открытий.
Как уже было сказано, сходство между речами Sherwood'a Eddy в Петрограде и взглядами некоторых членов нашего школьного комитета в Нью-Йорке было для меня поразительным. Ни один из них не говорил об основных принципах, за которые Русский Библейский Институт должен был стоять. Ни слова не было сказано о рождении Иисуса Христа от Девы Марии, о Его божестве, об Искупительной Жертве на Голгофском кресте, ничего о богодухновенности Священного Писания. Некоторые молчали, вероятно, по причине своих убеждений, а другие, возможно, “страха ради иудейского”.
Так как программа была довольно длинная, я решил в тот вечер не держать речи, ограничиваясь только тем, что переводил речи других; но по мере того, как собрание продолжалось, и ораторы один за другим занимали кафедру и ничего не говорили об основных принципах веры, то я не мог удержаться и, прежде чем я пригласил одного из последних ораторов сказать слово, я почувствовал побуждение встать, и сказать нечто вроде исповедания веры. “Эта, первая русская библейская школа в Соединенных Штатах, - сказал я, - будет стоять за существенные и основные принципы нашей, евангельской новозаветной веры: рождение Иисуса Христа от Девы Марии, Божество Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, Его Искупительная Жертва на Голгофском кресте, богодухновенность Ветхого и Нового Заветов, личность и сила Духа Святого и личное пришествие Господа Иисуса Христа. Лучше не иметь школы совсем, чем иметь такую, которая не стояла бы за эти важные библейские истины. Крест Христов должен стать нашею главною темою и слово о кресте силою Божией ко спасению”. В подобных словах я освободил свою душу от бремени, которое было на ней. Мои слова нашли глубокое сочувствие среди собравшихся русских студентов. Какое впечатление это оставило на некоторых из ораторов, я не знаю. Но, что слов моих они не забыли, я узнал несколько недель позже.
Между прочим, в то время, кроме преподавания в Институте, я состоял суперинтендентом Евангельского Комитета по работе среди русских военнопленных (в Германии. - Пер.). Моя канцелярия для ведения дел была в Библейском Доме, в Нью-Йорке. Недалеко оттуда, на восточной стороне, беглый русский еврей, Лев Бронштейн, - или Троцкий, имя под которым он ныне известен, - печатал в погребе русскую коммунистическую газету. Он делал все, что мог, чтобы убедить русских в Нью-Йорке, и по всей Америке, принять учение Карла Маркса. Когда я устраивал в восточной части призывные собрания для пробуждения русских и однажды принес объявление о собрании Троцкому (для размещения его в газете. - Пер.), он отодвинул деньги назад и проворчал: “Я не буду помогать вам в вашей пропаганде”. Я видел его тогда в последний раз.
Когда школа уже была открыта, два выдающихся члена школьного комитета зашли ко мне в канцелярию в Библейском Доме. Во время разговора один из них сказал мне: "Я полагаю, что Вы не будете учить ваших студентов старому богословию?" Вероятно, это было сказано, чтобы “нащупать”, на чем я стою. Я почувствовал это и очень остро. Я ничего не ответил и только посмотрел на говорившего. Думаю, он понял мой молчаливый взгляд и прекратил разговор. Но я сохранил слова его в сердце своем.
Несколько месяцев позже тот самый господин, который пытался перетянуть меня в стан либеральных модернистов, назначен был на высокое место в баптистском обществе. Не знаю, изменил он свои взгляды или нет. Я не имею абсолютно ничего личного против него, так же, как я не имею ничего личного и против многих других ему подобных. Насколько это касается земных отношений, я готов, если б нужно было, чистить их сапоги, или быть у них на посылках. Но когда речь идет о вероисповедании и о миссионерской работе, которая должна быть соединена с Новозаветною Церковью, тогда я вежливо, но твердо скажу: “Пожалуйста, руки прочь. До сих пор и не дальше. Если это ваши взгляды, ладно, - вы можете иметь такие взгляды. Но это не взгляды баптистов. Вы свободны идти и начать создавать новое общество или церковь. Некоторые унитариане были достаточно честны и это сделали. Но вы не имеете права поднимать вековое баптистское знамя, когда имеете в виду нечто иное. Вы не можете и вы не должны действовать под ложными предлогами. Вы не имеете права подвергать продаже верные деяния Баптистской Церкви, Баптистских семинарий, Баптистских Миссионерских Обществ, рукополагая и посылая таких мужей, заполняя кафедры баптистских церквей не баптистскими “баптистами-проповедниками”. Все, что мы требуем, это чтобы вы были честны. Скажите, где вы стоите, и во что вы верите. Не употребляйте наших богословских терминов для выражения чего-то совершенно иного, чем то, что они обозначают. И не вините нас в узости и критичности. Я верю, мы не таковы. Я верю, что мы столь широки, сколько широко Евангелие, рассудительны как апостол Павел и дружественны как добрый Самарянин. Мы готовы сделать все, что можем, чтобы спасти тех, которые попали в руки “разбойников-критиков” по пути из старорелигиозного Иерусалима в Иерихон модернистов. Но в наших духовных отношениях к вам не ждите, чтоб мы были шире слова Божия. Ибо по отношению учения мы очень определенно научены поступать так: «Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его. Ибо приветствующий его участвует в злых делах его» (2Ин. 10-11).
Первое полугодие нашего учебного года приближалось к концу. Это было весной 1917 года. Приближался день предстоящего Съезда Северного Баптистского Союза, который должен был состояться в г. Кливленде. Я был приглашен говорить на этом съезде. По пути на съезд я мимоходом заехал в Крозерскую Баптистскую семинарию, чтобы поговорить о некоторых вещах с президентом той школы, д-ром Мильтоном Эвансом. В то время в Крозерской семинарии учился русский студент. Он иногда посещал мои собрания в Нью-Йорке и через него я узнал о некоторых вещах в их семинарии.
В беседе с д-ром Эвансом мы обсуждали несколько вопросов касательно русских миссий, потом он перевел беседу на другую тему и спросил меня: “Конечно, г-н Фетлер, Вы не будете Ваших русских студентов учить старому богословию?” К тому времени, общаясь с различными людьми, я уже немного набрался мудрости. Я почувствовал, что вместо прямого ответа я должен был установить с ним надлежащие связи. Прикидываясь новичком, я спросил его мягким тоном: “Что Вы подразумеваете под старым богословием?” И по существу он ответил: «Рождество Иисуса Христа от Девы, богодухновенность Священного Писания, Искупительную Жертву Иисуса Христа”. После чего у нас последовала почти двухчасовая беседа. Так как для меня эта беседа стала одним из главных факторов в позднейшем развитии моего служения, я постараюсь из ее содержания передать все, что могу вспомнить.
Коль скоро д-р Эванс так выразился, я обратился к нему со следующими словами:
“Что меня интересует больше всего, д-р Эванс, так это богословие как душеспасительное средство. Если новое богословие, которое Вы пропагандируете, действительно превосходит старое, тогда как же это случилось, что во всех Соединенных Штатах, насколько мне это известно, среди них нет ни одного выдающегося новобогословского евангелиста? Почти все те, которые приобретают души для Христа, о которых мы слышим, типа Муди, Чапмана, Торрея, суть подлинные евангелисты, и все они являются мужами старого богословия”.
Д-р Эванс: “Это не так. Мы тоже имеем мужей, трудящихся на ниве евангелизации, особенно в миссиях иностранных, как Китай и другие страны; там мы имеем проповедниками модернистов. Мы постоянно завоевываем новую почву”.
В. Фетлер: “Но каковы перспективы у Вас на будущность в Америке?”
Д-р Эванс: “Очень даже хорошие. Каждый год наши передовые семинарии, Колгейтская, Рочестерская, Чикагская Богословская Школа, Ньютонская и Крозерская воспитывают мужей нового богословия, которые быстро заполняют церковные кафедры в нашей стране”.
Когда я получил все эти сведения, на сердце стало тяжко, но мысленно я занял определенную позицию. Помню, я сказал д-ру Эвансу очень ясно и определенно о своих убеждениях, что у меня нет иного Евангелия, кроме той старой, старой вести об Иисусе. Что о Нем надо говорить и учить и, что, вероятно, пути наши разойдутся. В то время я не имел ни малейшего представления о том, к чему это потом приведет меня. С глубокой печалью на сердце я расстался с д-ром Эвансом.
Когда я садился на поезд, который должен был доставить меня в Кливленд на конференцию, серьезные мысли теснились в моей голове. Что все это значит? В России мы не имели ни одного модерниста среди баптистов, мы все еще мыслили по-старому, что значит для нас радость в нашем служении и для других спасение. Но теперь … к чему все это ведет?
Приехавши в Кливленд, я отправился в гипподром, где состоялся съезд, чтобы там зарегистрироваться. Контора по регистрации делегатов находилась на одном этаже с книжным магазином Американского Баптистского Издательского Общества. Естественно, интересуясь книгами, я пошел посмотреть, не найдется ли среди них что-нибудь, что могло бы меня заинтересовать. Скоро я заметил книгу озаглавленную: “Шестьдесят лет с Библией”. Автором этой книги был д-р В. Н. Кларк. Это ведь тот самый человек, подумал я, о котором я слышал лично на собрании проповедников в Нью-Йорке. Я должен прочесть эту книгу. Я купил ту книгу и, кажется, еще вечером того же самого дня, придя в свою квартиру, начал читать.
Хотелось бы, чтобы некоторые из вас были тогда со мною, и видели, что я переживал в ту ночь. К двум или трем часам утра я прочел всю книгу. Читая книгу, я должен был снова и снова останавливаться. Снова и снова вы видели бы меня на коленях молящимся. Я взывал к Богу: “Возможно ли, чтобы эта книга была написана тем, который называет себя баптистом? Возможно ли, чтобы этот человек знал Бога, как своего личного Спасителя и чтобы он был возрожденным? Правда ли, что человек, написавший подобную книгу, был учителем других?” Самая та мысль, что молодые люди, приготовляющиеся для служения, сидели у ног такого учителя. Сама мысль эта кажется ужасной. Если бы я жил в ветхозаветные дни, я вероятно разорвал бы одежды свои, столь великую печаль я чувствовал при чтении этой книги. Под конец чтения я почувствовал, что книга эта должна носить иное название. Вместо названия “Шестьдесят лет с Библией”, ее следовало бы озаглавить “Шестьдесят лет без Библии”.
После этого великое противоречие возникло в моем уме. Через несколько дней мне предстояло говорить на съезде. Один голос как будто говорил мне: “Не упоминай этого предмета на съезде; они огорчатся. Они скажут, что ты иностранец, и тебе нет никакого дела вмешиваться в их богословие. Они “закричат” тебя, - говорил диавол, - кроме того, ты здесь для того, чтобы заинтересовывать людей русским делом. Это твоя единственная возможность. Если ты потратишь время на что-нибудь другое, ты можешь утратить и то и другое”.
Другой голос говорил: “Будь верен твоим убеждениям. Стой за Истину, чего бы это ни стоило”. Я вспомнил о Гефсимании и о Голгофе и решил исполнить свой долг.
Между тем еще одно звено было прибавлено к цепи моих печальных открытий. Один студент Рочестерской Баптистской семинарии, который слышал мою речь о России, заинтересовался Россией и писал мне в Нью-Йорк, желая получить от меня дополнительные и нужные ему сведения о России, и о перспективах его миссионерской деятельности на российской ниве. Я уже тогда имел некоторые подозрения касательно модернистского элемента в некоторых семинариях, и потому не хотел дать ему положительный ответ до тех пор, пока не узнаю его духовного состояния. Так как Кливленд не далеко, я написал ему, чтобы он встретил меня на съезде для личной беседы. Свидание это, состоявшееся однажды пополудни, было лучшим подтверждением откровенных утверждений президента Мильтона Эванса о триумфах модернизма в баптистских семинариях.
Я пригласил того студента в отдельную комнату для тихой беседы. Умственно он был хорошим образцом молодого мужчины-студента. Был одним из выдающихся студентов семинарии, работал даже в качестве секретаря в канцелярии президента семинарии. Он кончал курс в том самом году. Я указал ему на то, что в Россию необходимо посылать миссионеров здравых в смысле убеждений, и сказал, что я хочу предложить ему несколько вопросов.
Мой первый вопрос был: “Когда Вы обратились?”
“О, - ответил он - меня крестили, когда мне было лет двенадцать”.
Он был образованным человеком и должен был понимать мой вопрос, но он не ответил на вопрос и тем доказал, что опыта ему недоставало. Его странный ответ открыл мне также другую вещь, именно то, что модернисты перепутаны в своих религиозных мышлениях и выражениях, что в своей богословской номенклатуре они все еще употребляют старые термины, но придают им новое значение и, таким образом, обманывают даже избранных. Кажется, они все еще шествуют под старым флагом, и в то же время разрушают самое основание того, что собою представляет сей старый флаг.
Мой следующий вопрос был: “Верите ли Вы, что Библия богодухновенна, или нет?”
Он ответил: “Я верю в то и другое”.
Мой третий вопрос был: “Каковы Ваши взгляды касательно вопроса об искупительной жертве Иисуса Христа?”
На этот вопрос он ничего не ответил. Тогда я продолжал:
“Со дня Вашего крещения Вы, несомненно, делали ошибки или впадали в грех; как Вы поступали в таких случаях?” Я задал ему этот вопрос, имея в виду текст из первого посл. Иоанна гл. 1, ст. 9.
Но мой модернист, кандидат в миссионеры, один из многих несчастных жертв пропаганды “иного Евангелия” в современных богословских учреждениях, очевидно, не нуждался в Голгофской искупительной Жертве и как всякий последователь графа Толстого, который также отрицал Кровь Христа, этот бедный, заблудший, будущий слепой вождь слепых сказал: “О, если я совершаю какое зло, я сожалею об этом и в своем уме делаю постановление в следующий раз поступать лучше”.
Конечно, хотя он кончал курс одной из передовых баптистских семинарий, он или не знал, или в противном случае не верил в основные принципы Христианства или Библии, что “без пролитая крови не бывает прощения”, и что по этой причине бескровная жертва Каина была отвергнута, и также, что есть “кровь кропления, говорящая лучше, нежели Авелева”.
Опечаленный и разочарованный таким свиданием я, вставши, сказал: “Я сожалею, сударь, но боюсь, что Вас в Россию в качестве миссионера мы взять не сможем. У нас в России и так много мертвых священников”.
“Ладно - ответил он, - я, в таком случае, уеду в Японию”.
Спустя некоторое время я узнал, что его рукоположили в проповедники, и Северная Баптистская Иностранная Миссия послала его в Японию миссионерствовать, вопреки его неевангельским, небаптистским взглядам.
И я думаю иногда, быть может японцы и другие языческие народы обошлись бы лучше без таких миссионеров, ибо тогда они, по крайней мере, знали бы, что они не Христовы ученики, и что нет другого имени под небом, которым надлежало бы спастись, и это побудило бы их следовать истинному спасению, тогда как теперь они научены думать, что они христиане, хотя они только реформированные язычники, без всяких опытов возрождающей благодати Божией по вере в распятого Сына Человеческого. Ибо как может миссионер, или проповедник, другим дать то, чего сам не имеет?
Это напоминает мне свидетельство другого студента богословия, который кончил курс при Крозерской Баптистской семинарии, и который потом сказал: “Когда я поступал в семинарию, я мог кое-что сказать об Иисусе, но по окончании курса ничего не осталось”.
О, что за печальное исповедание! Для такой ли цели строились и содержатся наши семинарии?
Вечером собранию меня представил мой старый друг д-р Роберт МакАртур, состоявший в то время президентом Всемирного Баптистского Союза. Он был при посвящении моей церкви, Дома Евангелия в Петрограде (бывший Петербург), он знал некоторые наши трудности и сочувствовал нашим нуждам.
Многие, бывшие в то время на конференции в Кливленде, что-то ещё помнят из сказанного в тот вечер, но очень немногие поняли, какое значение тот вечер имел для меня лично и, может быть, для всей России.
В своей речи в тот вечер, между прочим, я сказал: “Царь русский свержен с престола. Пришла революция. России нужно новое правительство. России нужны новые законы, но нужно ли России новое богословие?”
В ответ на этот мой вопрос изо всех частей огромного помещения послышались возгласы: “Нет! Нет!” И я нашел, что дьявол после всего этого великий лжец. Вместо того, чтобы “закричать” меня, как он нашептывал мне, моя позиция была одобрена подавляющим большинством.
По окончании речи многие подходили ко мне и благодарили за такие слова. Я почувствовал, что я все еще в доме своих друзей. Это прибавило мне сил, и расчистило путь для следующего шага, который, как я чувствовал тогда это, я должен был сделать.
Возвратившись в Нью-Йорк я созвал всех студентов и учителей и по порядку рассказал им о моих открытиях модернизма; о том, что человек даже с таким авторитетом, как президент одной из передовых баптистских семинарий сказал мне, что почти каждая баптистская семинария занимается подготовкой и воспитанием модернистских проповедников и миссионеров; я объяснил им, что хотя наша русская школа и вне опасности, пока она под моим личным руководством, но никто не знает, что может случиться с ней после моего возвращения в Россию, и что по этой причине необходимы некоторые гарантии, ибо я не хочу посвящать свои силы и влияние школе, которая впоследствии может стать модернистской, школой воспитывающей проповедников “иного Евангелия”, которые потом приедут в Россию разрушать веру, за которую мы и отцы наши терпели гонения, тюрьмы и ссылки.
Простые ревностные русские братья поняли в чем дело. И тогда я объяснил им план действий. Я решил сначала попросить школьный комитет стоять со мною за основные истины Библии. Если они согласятся, у нас никаких препятствий не будет; а если не согласятся, тогда мы возьмем свои посохи и пойдем туда, куда нас поведет Господь .
Все студенты, - пятьдесят три человека, и учителя единодушно заявили: “Мы верим и стоим за Библию от крышки до крышки. Мы или будем отстаивать истину или пойдем с Вами, брат Фетлер, куда бы Вы ни пошли”.
Тогда я пригласил весь школьный комитет на деловое заседание. Мы собрались в помещении Общества Баптистской Домашней Миссии. Перед собравшимися я раскрыл свое сердце. Я рассказал им о своих печальных открытиях модернистской ереси со времени моего приезда из России; я объяснил им, что я приехал в Америку не ради личных выгод; что для меня труд по подготовке русских братьев очень дорог, а любовь к Истине еще дороже. В тоже время я выразил им и свои опасения за будущность этого дела, и сказал о необходимости некоторых соглашений и гарантий, что Русский Библейский Институт и в будущем будет оставаться под правлением мужей, которые всецело стоят за веру, “однажды преданную святым” (Иуды, 3). Я хотел быть уверенным, что члены правления действительно верят Писанию и принимают основные доктрины христианской веры. Я тогда предложил комитету выбор, если его члены желают, чтобы я оставался ректором в этом Институте, подписались (to subscribe), что верят в основные доктрины нашего вероисповедания, т. е. в рождение Иисуса Христа от Девы, в Его Божество, в Его Искупительную Жертву и в совершенную богодухновенность Священного Писания. Я, как баптист, считал что имею право просить их об этом, и в праве ожидать, что мои братья-баптисты должны стоять за эти Евангельские истины. Вы можете себе представить, как я разочаровался, когда все члены школьного комитета отказались изъявить свое согласие стоять за эти истины. И не только это, но они видимо и злились на меня за то, что я этим ставил их в положение необходимости открыто исповедать свое убеждение.
Один из членов комитета тогда назвал меня папою римским, другой - царем назвал. А один из них сказал: “В Америке мы демократы; здесь всякий мажет верить, как он хочет. Тогда я сказал: “Братья! Быть может я не знаю довольно хорошо ваших американских обычаев и привычек. Насколько это касается церковного управления может быть Вы и правы, но что касается баптистских убеждений, я смело утверждаю, что они не демократические, а теократические. И это основной принцип исторического баптистского исповедания этого предмета, - вера в совершенное господство Иисуса Христа в Его церкви . Тогда один из них сказал: “Мой отец так же был баптистским проповедником и веровал так, как и Вы, г-н Фетлер, веруете, но он не боролся за свои убеждения так, как Вы это делаете. Он придерживался своих убеждений и позволял другим придерживаться их убеждений”.
На это я ответил: “В таком случае, если бы Ваш отец жил во дни Моисея и, сходя с горы Божией с двумя каменными скрижалями в руках, услышал бы шум в стане Израильтян и увидел золотого тельца, несомненно Ваш миролюбивый отец сказал бы: “О, вы сделали себе золотого тельца? Ну, ладно, в этой стране мы демократы и вы можете придерживаться своих убеждений, а я останусь с моими. Зачем неприятности среди детей Божиих из-за различных мнений? В стане довольно места всем; вы оставайтесь в вашем уголку, а я буду в моем”. Но что сделал Моисей? Коль скоро увидел он тельца, он разбил скрижали заповедей, стер тельца в прах, а прах рассыпал по воде (Исх. 32:20). В стане народа Божия не было места для компромиссов. «И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень - ко мне! И собрались к нему все сыны Левины. И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возьмите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, в убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего… сегодня посвятите руки ваши Господу, каждый в сыне своем и брате своем, да ниспошлет Он вам сегодня благословение» (Исх. 32:26, 27, 29).
Конечно, сегодня модернистам не следует бояться того, что мы физически будем убивать их в эти новозаветные дни. Но мы решили и будем употреблять Меч Духа против их принципов, за которые они стоят.
В этом направлении рассуждение продолжалось некоторое время. Наконец, они посоветовали мне еще раз, и лучше обсудить этот вопрос. (т.е. заявление об отказе от преподавательства).
Тогда я сделал им другое предложение. Я сказал, что это дело я люблю, и что не стал бы торопиться удаляться от совместного труда. Но я пришел к определенным убеждениям касательно той платформы, на которой нам можно было бы сотрудничать; что для этого совершенно необходимо, чтобы комитет, с которым я должен буду работать, состоял из мужей совершенно здравых в смысле евангельских истин. Ибо некоторые из членов комитета не решаются определенно принять основные истины веры. Я соглашусь оставаться при школе только на том условии, если школьный комитет будет состоять из людей, которых изберут три известных баптистских проповедника: Д-р И. М. Гольдеман, Д-р Кортланд Maйepc и Д-р В. Б. Райли.
К этому предложению они отнеслись с еще большим отрицанием, чем к первому. Таким образом, все дороги к сотрудничеству, стали закрыты. Я не мог идти против чистого учения Писания и против голоса моей совести. Это был один из самых печальных случаев в моей жизни. Тогда я встал и сказал: “Мне очень жаль, братья, что я вынужден сказать то, что я сейчас скажу. Не знаю, где я найду кусок хлеба для жены и детей, но я предпочитаю лучше умереть от голода вместе с ними, если это будет угодно Господу, нежели есть хлеб компромисса. Поэтому я вынужден был подать школьному комитету прошение об увольнении меня от должности ректора Русского Библейского Института. И в дальнейшем моем служении для России идти в том направлении и таким путем, каким поведет меня Господь”.
Спустя несколько дней специальное деловое заседание было созвано председателем комитета, на котором меня просили лучше обдумать вопрос моей отставки. Но так как перемена в богословских вопросах была невозможна, для меня не оставалось иного, как только оставаться при моем первом решении.
И здесь позвольте сказать, что, хотя верность баптистскому вероисповеданию, как я его понимаю, побудила меня прекратить деятельность совместную с комитетом, состоящим из баптистов, которые отказались занять непримиримое отношение к модернизму, я не оставил баптистскую церковь.
Урок, которому научил меня сей важный кризис, открыл мне, что всякая истинная христианская работа есть дело Божие; что Бог имеет Свои принципы и методы, и хотя эти методы могут разниться, принципы Его не меняются; что существенное условие для совместного труда в христианском служении - это соглашение работников в принципе, - это соглашение по отношению богодухновенности и авторитета Священного Писания.
Выйдя в отставку, я ожидал от Бога дальнейшего руководства касательно будущих моих сотрудников. Это побудило меня согласно учению Нового Завета выработать и изложить духовные принципы действий, как это обыкновенно и понимают баптисты.
И Господь побудил меня организовать Русское Миссионерское Общество. Притом, я решил, чтобы всякий, кто примет участие в этом деле, должен был согласился с главными библейскими принципами, включая водное крещение верующих через погружение. Это я сделал для того, чтобы предохранить это Общество от возможного влияния на него модернизма и правления в нем.
Согласно этому плану, в июне месяце 1917 года, в хорошо известном Молитвенном Собрании на улице Фултон, в Нью-Йорке, было организовано РУССКОЕ МИССИОНЕРСКОЕ ОБЩЕСТВО. Первым президентом его стал д-р Кортланд Майерс. Это независимое Общество было организовано как протест против того зла, которое проявляется в Протестантизме наших дней в двояком виде, - против модернизма в либеральных кругах, и против компромисса с ним правоверных христиан. Тогда же было решено открыть новую школу для подготовки русских проповедников и миссионеров, строго придерживаясь Священного Писания. И не только в отношении учения и состава (факультета), но также и в отношении состава школьного и совещательного комитетов.
Из пятидесяти трех студентов, которых тогда мы имели в Нью-Йорке, пятьдесят решили идти со мной, хотя у нас еще не было куда идти.
Вскоре после того, как я ушел в отставку, мне надлежало произнести речь на баптистском съезде в Северной Каролине.
Была ночь. По дороге в Северную Каролину я стоял у окна в вагоне и молился, ибо тяжко было на сердце. Два учителя, которые помогали мне в работе в Нью-Йорке, и которые сначала обещали мне стоять со мною в борьбе за евангельские истины, теперь оставили меня. Одному из них предложили мое место. Это оказалось для него искушением, против которого он не смог устоять, и он оставил меня. Путь человека идущего на уступки противнику трудный: человек этот скоро после сего вынужден был оставить школу по единодушному требованию студентов. Другому из моих бывших помощников предложили должность с установленным жалованьем, которое было больше, чем то, что я мог тогда предложить ему, ибо я жил по вере. Большинство людей в наши дни охотнее верят в Национальный Нью-Йоркский банк, чем в Интернациональный Небесный.
Когда я определенно спросил моего второго помощника, думает ли он помогать мне в моей будущей работе, он сказал, что он об этом помолится. Я узнал, что есть люди, которые во время важных жизненных кризисов вместо того, чтобы стаять за принципы, прячутся за “молитву”. Так было и в данном случае. Когда я спроси его в другой раз, он без дальнейших “молитв” сказал мне: “Нет, я не пойду с Вами; я кушать хочу. Это напоминает мне одного православного священника в России, который одному из наших братьев однажды сказал: “Да, я знаю, что вы, баптисты, правы, но - у меня есть желудок...”.
В то время я не имел ни одного цента для нового начинания. Я не мог предлагать жалованья своим помощникам. Все, что я мог сказать, это следующее: “Братья, если у меня будет кусок хлеба, вы получите половину”.
Когда эти братья оставили меня, это был сильный удар для меня. На поезде по дороге в Северную Каролину, я чувствовал себя одиноким и оставленным. И тогда, стоя у окна, я молился: “О, Боже, Ты видишь, что товарищи оставили меня. Ты знаешь мое положение, и причины знаешь. Теперь, если есть человек, который решил положить на алтарь Твой, ради Истины Твоей, свое имя, таланты, которые он имеет, его настоящее и будущее, его жену и детей, и друзей и всю свою карьеру, что сделаешь с ним Ты?”
И тогда ответ пришел в мое сердце, сладкий, как будто кто говорил душе моей: “Если кто-либо положит на алтарь ради Меня и ради Евангелия свое имя, свое настоящее и будущее, свою жену и детей, свою карьеру и все, что имеет, тогда на сторону такого человека Я положу Мое Имя, Moe Всемогущество, Мое Присутствие и Мои неисследимые богатства”. Когда я получил такое уверение, я сказал: “Господи, я верю Тебе, даже если бы весь мир двинулся под ногами моими”.
Братья мои! Я нашел, что хорошо быть верным Святой Книге. Во всех отношениях, во всех путях Бог был со мною в течение последних семи лет. Во-первых, много русских братьев подготовлены для дела в Русском Библейском Институте в Филадельфии. Господь через слуг Своих, послал нам десять тысяч долларов для первой части уплаты за дома в Филадельфии. Когда пришел призыв двинуться на миссионерскую ниву, мы продали дома и от продажи выручили достаточную сумму денег для покупки за наличные нового помещения в Чикаго, где находится теперь главная контора нашего Общества, и еще добрый излишек остался для миссионерских целей.
30 ноября, 1920 года, с первой группой миссионеров в двадцать три человека мы отплыли из Нью-Йорка на поле деятельности. И теперь, за три года, из слабого начала в Филадельфии деятельность Русского Миссионерского Общества по милости Божией распространилась по всему миру и стала деревом с ветвями в Америке, Канаде, Англии, Шотландии, Ирландии, Германии, Новой Зеландии и пятью отделениями в Австралии; миссионерская деятельность Общества простирается в Россию, Украину, Польшу, Латвию, Румынию, Болгарию и Швейцарию. У нас нет долгов. У нас есть собственность в Чикаго, в Англии и в Польше. У нас сто пятьдесят миссионеров и около пятидесяти работников в различных департаментах; много миссионерских станций, в некоторых местах сооружаются молитвенные дома, восемь печатных органов на четырех различных языках с тиражом в 50.000; создан детский приют, открыта библейская школа, центр для конференции в южной Англии. 81.000 русских Библий только что вышла из печати, - за все это я, и мои помощники, как недостойные служители, можем в глубоком смирении славить Бога, Бога, Который хранит завет Свой и Который есть Бог всех благословений.
Уже после революции Бог даровал России величайшее в истории Христианства пробуждение. В начале войны баптистов и евангельских христиан в России насчитывалось около 150.000, теперь их есть до четырех с лишним миллионов. Насколько мне известно, среди них нет ни одного модерниста; все они простые, ревностные верующие в Господа и Его Слово. Это новое множество новозаветных верующих, это церковь мучеников, которые прошли великие скорби, и смотрят за пределы своей земли в ожидании общения и сотрудничества в жатве на великой российской ниве. К вам, братья и сестры Северо-Американского Библейского Союза, мы простираем руки наши, чтобы пожать ваши руки в нашем общем деле борьбы за веру, однажды преданную святым (Иуд. 3).
В. А. Фетлер
“Родился 28 июля 1883 г. в г. Талсы (Латвия) в пасторской семье. Отец его Андрейс Фетлерс был образованным человеком и талантливым проповедником. Мать Маргарита была образцовой христианкой и в учении Христовом воспитала своих детей. Экзамен зрелости (на аттестат зрелости) В. Фетлер сдал в 1898 г. и в 1903 г. поступил на богословские занятия в Пасторский Колледж им. Сперджена в Лондоне (Англия), который и окончил в 1907 г. Святое крещение по вере принял в 1898 г. Через "иорданские воды" св. крещения провёл его родной отец, пастор Андрейс Фетлерс, в реке недалеко от г. Тукумс поздно ночью в связи с жестокими преследованиями баптистов. Рукоположен на проповедника св. Евангелия в Лондоне в 1907 г. Участие в акте его рукоположения принимали такие пасторы, как: Томас Сперджен, д-р А. Мак-Кейг, Е. А. Картер и др. Супруга В. А. Фетлера Варвара (урождённая Ковалевская) окончила университет в Петербурге. Акт бракосочетания совершил в 1913 г. пресвитер В. В. Иванов в "Доме Евангелия" в Петербурге.
Пастор В. Фетлер преподавал в Илиннойской Лютеранской семинарии и Русском Библейском институте в г. Филадельфии. Владел (8-ю) языками: англ., немец., латв., швед., греч., евр., латинским и русским. Написал много книг и был редактором-издателем религиозных журналов: "Вера", "Гость", "Друг" и др. Основал Русский Библейский Ин-т в г. Филадельфии в 1917 г. (110 студентов), приют для сирот возле Варшавы (Польша) в 1921 г., содержал 75 благовестников на Украине и в России, 100 миссионеров в Польше, Румынии, Болгарии, Латвии и (южной) Америке. Был основателем и пресвитером баптистских церквей в Петербурге, Москве и Риге. Последний раз день своего рождения пастор В. Фетлер отмечал во время миссионерского путешествия 28 июля 1957 г., и в августе этого же 1957 г. Царь царей отозвал Своего верного слугу в Небесный край".
Главная
страница | Начала веры
| Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки