Однажды Христос удостоил одного книжника, обратившегося к Нему за разъяснением мучавших его вопросов, необычной на наш взгляд репликой: «Недалеко ты от Царствия Божия» (Мк. 12:34). Что означают эти слова Господа? Неужели даже неверующие люди могут находиться от Бога на различной дистанции? Мы обычно делим всех людей на «своих» и «чужих», проводя четкую границу между ними по признаку их веры. При этом мы не различаем в неверующих людях различную степень их отношения как к греху, так и к Богу. Иисус же, похоже, рассматривал вопрос причины сопротивления людей Богу значительно глубже: не все люди отстоят от «места» своего обращения на одинаковом расстоянии. Что же Иисус хотел сказать нам этим заявлением? Давайте попробуем вникнуть в суть этого вопроса и попытаемся найти на него ответ.
В богословии здесь столкнулись интересы кальвинистов и арминиан. Первые утверждают тезис о полной испорченности природы невозрожденных людей, но не могут объяснить, каким же образом этим людям удается грешить не всеми видами греха и не в самой наивысшей их мере. Указание Христа о том, что некоторые люди могут быть «недалеко от Царствия Божия», они описывают с позиций поддельного добра, которое якобы с виду делает людей более благочестивыми. Кальвинисты в любом грешнике видят выражение крайней испорченности и неисправимой порочности. В противовес им арминиане считают возможность приближения к Богу не только реальной, но и необходимой ступенью на пути к обращению. Они различают в грешнике различную степень виновности, позволяющую ему сопротивляться греху в той или иной мере. Даже если внешним образом ему и не удается одолеть свой грех, внутри своего сознания он может иметь к нему отрицательное отношении. Следовательно, его природа испорчена частично, но не полностью. Как видим, эти две точки зрения противоположны одна другой.
Особенность данной истории заключается в неопределенности духовного положения обратившегося ко Христу книжника: с одной стороны, он одобрил учение Христа, с другой – так и не стал Его последователем. Сам Христос одобрил мнение богоискание и стремление к истине этого книжника, но не видно того, что этого было достаточно для того, чтобы считать его спасенным человеком. Из данного факта кальвинисты и арминиане делают различные выводы. Первые видят в нем доказательство неспособности неверующих людей достигнуть спасения своими добрыми усилиями, хотя и не могут объяснить, откуда это «добро» могло возникнуть в полностью испорченной грехом Адама природе. Они убеждены, что в природе человека нет ничего такого, что могло бы послужить не только причиной, но и поводом для проявления милости Бога к нему. Если он и способен на какое-то добро, то это добро есть лишь ловкая ширма, за которой скрывается подлинная сущность человека, состоящая в неисправимом зле. Бог если и использует неверующих людей для достижения добра, то совершенно не опираясь на их личные усилия в этом деле, а просто превозмогая их природное сопротивление. Разумеется, данное место писания такой подход игнорирует в качестве свидетельства о существовании различных степеней как поражения грехом, так и приближения к Богу.
Не отрицая этого толкования, арминиане все же считают его недостаточно полным. Признавая способность грешника к сопротивлению Божьему призыву, они, тем не менее, не считают ее абсолютной и неизменной. Все люди сопротивляются Богу по-разному и с различной степенью. Некоторые же вообще доброжелательны к Нему, хотя и не могут преодолеть грехи в отдельных областях своей жизни. Это объясняется их восприимчивостью к Божьей истине, а не разнообразием или пассивностью самой этой истины. Зависимость обращения от воли самого человека объясняет, почему зло не достигает в его жизни самого максимального выражения. Не исключено даже проявление добра в мыслях и действиях, что можно объяснить лишь тем, что Бог благоволит к ищущим Его, пусть даже и частично. Наконец, некоторые из неверующих людей равнодушны к призыву Господа, так что Духу Святому приходится пробуждать в них их виновность. Тем не менее, нельзя сказать, что Дух Святой призывает грешников к покаянию избирательно, незаинтересовано или безусловно.
Присмотримся же к данной истории поближе, чтобы посмотреть какой картине своей интерпретации она соответствует наилучшим образом. Для этого нам придется поднять более уточненные вопросы. Что может характеризовать книжника как находящегося в некоторой близости к Богу? Проявлял ли он личные усилия, чтобы хоть как-то приблизиться к своему спасению? Можно ли их считать самостоятельными усилиями этого человека, или же Бог пробуждал в нем добрые качества не до конца последовательно, временно и ненастойчиво? Кто, в конечном счете, несет ответственность за неудачу миссии Христа в жизни этого книжника?
Этот человек был способен заметить (см. «видя» в ст. 28), что «Иисус хорошо им отвечал». Кто подразумевается под словом «им»? Контекст подсказывает: фарисеи, иродиане и саддукеи. Скорее всего, к какой-то из этих иудейских партий принадлежал и этот «книжник», будучи посланным для того, «чтобы уловить Его в слове». Разве не должен он был отстаивать эти корпоративные заблуждения? По идее – да, но в реальности – нет. Получается, что-то не то с нашими представлениями об испорченности человеческой природе, ведь этот человек был свободен разочароваться в своих прежних взглядах и, по крайней мере, частично, признать правоту Иисуса Христа. Мало того, этот книжник вдруг задает незапланированный в интересах своей «партии», а чистосердечный вопрос. Это – не просто пассивное согласие, но и активной действие по направлению к истине. Наконец, Господь одобряет его стремление к истине, «видя, что он разумно отвечал». Не мог же Он хвалить за то, что было произведено в этом человеке Духом Святым и без его личного участия? По всему видно, что Иисус не разделял кальвинистского мнения о полной испорченности неверующих людей, по крайней мере, в данном случае.
Кальвинистски настроенные евангелисты и миссионеры воспринимают неверующих людей в качестве сплошных невежд в духовных вопросах, однако слова Христа, одобряющие поведение данного книжника, вступают в противоречие с этим мнением. Этот человек был способен правильно воспринять слова Христа, и даже похвалил Господа: «Хорошо, Учитель! Истину сказал Ты» (ст. 32). Далее евангелист Марк замечает, что книжник отвечал разумно, причем по самым что ни есть духовным вопросам, выражающим суть не только ветхозаветного, но и новозаветного благочестия. Чем объяснить эту частичную способность грешника понимать Божью истину? Получается, что неверующие люди способны не только нести на себе последствия своих грехов, но и осуществлять духовный поиск, пусть даже не до конца последовательно или сознательно.
Христианство дискредитируют фразы
типа «для христиан написана вся Библия, а для
неверующих всего лишь одна строка: «Покайтесь и
веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15)». Приходится только
глубоко сожалеть невежественности по этому
вопросу уже самих верующих, а не неверующих
людей.
Все Писание создано как для тех,
так и для других, преследуя
фактически одну цель – спасение неверующих
через принятие Господа в свое
сердце и верующих через устояние в этом
решении. Если это отрицать, тогда смысл
христианского евангелизма будет отвечать
требованиям церковной традиции, миссионерской
стратегии и чему угодно,
только не учению Иисуса Христа, пришедшего
спасать, а не губить души людские. Откуда же неверующие люди
узнают об Иисусе Христе в самом
достоверном виде, как не из Писания? По
крайней мере, в протестантизме авторитет Писания
всегда стоял выше авторитета Церкви.
Проблема, затронутая нами в данной статье, опирается не на единственный указанный нами текст Библии. Свидетельств тому, что люди были способны понимать истину, в Слове Божьем большое множество, не смотря на то, что Бог адресует Свой призыв обычно противящимся ему людям. Например, в Ветхом Завете мы встречаем египетских волхвов. Эти люди, явно шедшие вопреки воле Божьей, вдруг неожиданно заявляют фараону: «Это перст Божий» (Исх. 8:19). Как же они были способны правильно определить Божье действие, в то же самое время ему не покоряясь? Не говорит ли это о том, что причиной их отвержения воли Божьей было не их невежество, а воля, причем явно свободная отказаться от проявления очевидной силы Божьей и доказательств Его истины? Получается, в природе грешника не все поражено грехом Адама. Есть что-то, что может инициировать не только сопротивление греху, но и посильное приближение к добру и истине.
Такой отец Церкви как Августин учил, что в природе грешника нет совершенно ничего того, что могло бы не только заслужить Божье благорасположение к себе, но и нуждаться в Боге. При этом он часто ссылался на слова Павла: «Никто не ищет Бога» (Рим. 3:11), которые представляют собой выдержку из Псалма 13. В истории Израиля, как и в истории всего человечества были периоды времени отступления или погружения в грех, когда люди «не искали Бога». При Давиде был также такой упадок, однако это вовсе не означало того, что эти же люди не могли начать искать Бога. Павел избрал эту цитату для того, чтобы показать, что перед Приходом Христа на землю люди дошли до такого состояния как при Давиде.
Мы знаем множество мест Писания, свидетельствующих о том, что грешники могут искать спасения. «Да будет тебе по желанию твоему» или «чего ты хочешь?», – часто говорил Христос (напр. Мф. 15:28; Мк. 10:51; Лк. 18:41; Ин. 5:6). Неужели Бог должен был просить о милости вместо самого человека? Также Закхей и некоторые греки искали или желали «видеть Иисуса». Сам Господь обращался к народу со словами: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24; ср. Мк. 8:34; Лк. 9:23). Тому же богатому юноше Иисус сказал: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (Мф. 19:17). Наконец, Иисус говорит об этом прямо: «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (Ин. 7:17). Данный текст весьма убедительно свидетельствует о том, что личное желание человека позволяет Богу дать необходимое для его спасения знание. Он описывает то, как работает предварительная благодать Бога, которая является также даром Божьим, выраженным в виде способности или возможности.
Об этой же возможности говорят и следующие слова Павла: «дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас» (Деян. 17:27; см. также: Мф. 21:29; Лк. 4:42; 6:19; 9:9; 19:3; Ин. 7:14, 34; 11:56; 12:21; 19:12; 1 Пет. 3:10; Рим. 7:19; 9:31; 10:20). Кстати, мы снова встречаем здесь это слово «недалеко». Вот почему человек может оказаться «недалеко» от Господа: Сам Господь решил быть от него «недалеко». Конечно, если бы Господь не гарантировал людям некоторой свободы воли, ее бы у нас никогда не было бы. Если бы Господь не обеспечил бы грешникам толику духовных сил, они бы никогда не могли бы ни искать, ни найти Его. Однако наш Бог таков, что с помощью Своей универсальной предварительной благодати защитил «образ Божий» в человеке от его полного уничтожения. Наш поиск Господа подобен желанию быть найденной заблудшей овечки, которая не самостоятельно не может найти дорогу домой. Однако она ищет и пытается сделать это, так что желание Пастыря найти ее является встречным. Разумеется, грешник – это не заблудшая овечка и не утерянная монета, а личность человека, волю которого вернуть к Богу можно скорее любовью, чем справедливостью.
Ошибочно считать состояние «никто не ищет Бога» необратимым. Да, люди до встречи с Божественным Откровением не ищут Бога, однако Бог ищет их и посылает им Свои свидетельства, чтобы они начали искать Его. Минимум познаний о Нем даруется всем людям через творение и совесть, значительно большие знания через Закон Божий, данный Израилю на горе Синай, и, наконец, их полноту через Христа и Его апостолов. Поскольку же Бог посылает самые необходимые познания о Своем существовании и моральных требованиях всем без исключения людям, люди, прежде «не искавшие Бога» начинают Его искать. Своими «многократными и многообразными» свидетельствами Он привлекает к Себе их внимание и ожидает от них реакции, соответствующей тому уровню знаний, которое было им доступно.
Итак, выражение «никто не ищет Бога» является распространением на всех людей частного случая, относящегося ко времени жизни Давида. Павел сделал аналогию между своим временем и временем Давида, чтобы показать состояние духовного охлаждения, вовсе не говоря о том, временно ли оно или нет, а также обратимо или не обратимо. Обращаясь к другим местам Писания, мы видим, что Бог рассчитывает на поиск Его людьми и на этом основании «ищущим Его воздает». Это позволяет нам узнать, что состояние это временно, поскольку такие периоды были часты и раньше, и обратимо, поскольку Бог продолжает бороться за грешников, подлежащих проклятию (Рим. 2:4). Не случайно те, кто не искал ранее, могли узнать о спасении позже: «Язычники, не искавшие праведности, получили праведность, праведность от веры» (Рим. 9:30).
Конечно, в тексте Рим. 7:18-19 говорится и о том, что же в природе людей подверглось необратимой порче. Подобно Давиду (Пс. 13:3; ср. Пс. 52:4) Павел говорит здесь лишь о неспособности грешников делать добро. Однако в первой главе этого послания Павел еще не говорит об этом последствии «первородного греха». В ней он говорит об общем состоянии мира, заслуживающего осуждение, причем явно не за неотразимое проявление «первородного греха», а за личное согласие с этим проявлением. Разумеется, что здесь личность человека, связанная с духовной его сущностью, реагирует на состояние его сущности телесной. Когда Новый Завет описывает состояние души человека, то указывает на то, что духовная способность человека познавать добро и истину (Рим. 2:14-15), искать ее (Деян. 10:34-35; 17:27), реагировать на Божьи милости (Деян. 14:17) в нем не исчезла. «Сердце» человека способно как на зло (Мф. 15:19; ср. Мф. 12:37), так и на добро (Рим. 2:7,9,15; 7:18,22), имея свободу выбора между ними. Это в точности совпадает с ветхозаветным описанием действенности моральных способностей «души» («нефеш»): стремление как к Богу (Пс. 41:2-3) и к правде (Ис. 26:8-9), так и к греху (Притч. 21:10) и к господству над людьми (2 Цар. 3:21).
Наконец, выражение «никто» имеет относительное, а не абсолютное значение. Павел использовал его лишь для описания большинства людей, приблизившихся к состоянию самых крайних грешников. Тем не менее среди людей было небольшое число тех, кто искал Бога даже вопреки всеобщего растления. Фактически это был литературный прием гиперболы или обобщения, намеренно не учитывающий исключения из общего правила. Христос использовал этот прием преувеличения, чтобы подчеркнуть важность сказанного и общую тенденцию вопреки частным от нее отклонениям (см. «никто» в Мф. 6:24; 9:16; Мк. 3:27; Ин. 1:18; 3:32; 10:28; Рим. 14:7; 1 Кор. 3:11; Еф. 2:9; ср. Мк. 5:3-4; Ин. 17:12; 1 Кор. 12:3). Во всех этих примерах рядом с «никто» подразумевается какое-то незначительное исключение. Этому роду «никто» всегда сопутствует определенное условие или ограничение, которое иногда может просто упускаться как малозначительное для говорящего.
Апостол Павел пишет о верности Тимофея следующее: «Ибо я не имею никого равно усердного, кто бы столь искренно заботился о вас, потому что все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу. А его верность вам известна, потому что он, как сын отцу, служил мне в благовествовании» (Флп. 2:20-22). Можно задаться вопросом: «Входит ли сам Тимофей во число тех «всех», кто ищет своего?» Хотя Павел и сказал, что «все ищут своего», Тимофей не входил в это группу людей. Павел не оговорил это, ссылаясь на очевидный контекст. Подобным образом нам важно рассматривать отдельные места Писания в его полном контексте. В другом месте Павел пишет: «все Асийские оставили меня; в числе их Фигелл и Ермоген. Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих» (2 Тим. 1:15,16). Однако как раз Онисифор был из Ефеса, относящегося к провинции Асии. Павлу же было важно подчеркнуть общую ситуацию, а не частные исключения из нее.
Подобным же образом и выражение «никто не ищет Бога» является обобщением наличной ситуации. Да, в точном смысле это есть преувеличение, однако оно было оправдано в целях привлечения внимания читателя не к частностям, а к общей тенденции. Можно сказать, что Прихода Христа на Землю не ожидал «весь» мир, однако все же были немногие, кто «чаяли утешения Израилю». Можно сказать, что в большинстве своем никто не искал Бога, однако были и ищущие. Общее утверждение не отменяет собой частного исключения. Слово «никто» не обязательно понимать в абсолютном смысле, поскольку оно может быть ограничено контекстом. Апостол Павел перенес в свое время тот же смысл этого слова, которое использовал и Давид. Однако мы знаем, что Давид не учил тому, что грешники не могут искать спасения, покаяться и уверовать в истину. Он не верил в кальвинистское утверждение о полной испорченности неверующих людей.
Данная история беседы книжника с Христом напоминает еще одну: «Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! все это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие!» (Мк. 10:17-23).
Этот человек также был «недалеко» от Царствия Божьего, хотя так и не вошел в него. Почему? Потому что Иисус «полюбил его» (ст. 21), а, следовательно, его было за что полюбить. Давайте рассмотрим и этот случай. Этот по свидетельству других евангелистов «богатый» человек был способен искать Бога так, что не постыдился унизиться, «подбежав» и «упав на колени» перед Иисусом. Не каждый из людей решился бы на это. Он стремился исполнять все заповеди из закона Моисея, но, несмотря на это, имел в своем сердце сильную борьбу, приведшую его к Иисусу. Этот факт духовной неудовлетворенности играет плохую службу кальвинизму, в котором в природе человека невозможно существование ничего доброго. Да, апостол Павел также восклицает: «Не живет во мне доброе», но тут же уточняет: «то есть в плоти моей» (Рим. 7:18). В душе же его это доброе имелось, поскольку он продолжает: «желание добра есть во мне». Эти слова – ключ к разрешению совмещения в одном человеке как добра, так и зла. Апостол Павел объясняет эту возможность их сосуществования, отнеся каждое из них к разным сферам человеческой жизни: добра к «желаниям», зла к «плоти». Иными словами, тело неверующего человека утратило способность к совершению добрых дел, но его душа не утратила способности к совершению добрых желаний.
Из данной истории снова-таки нельзя сделать вывода, что добрые побуждения либо богатого юноши, либо Христа были неискренни или поддельны. Первый искал Бога, хотя и не достиг Его любви, преткнувшись о собственное богатство, Второй искал грешника, хотя и не желал преодолеть Его сопротивление силой. Кальвинистское толкование и данного места сталкивается с неразрешимыми проблемами. Слова Господа «одного тебе недостает» ясным образом свидетельствуют о том, что в жизни многих людей имеет место различная степень приближения к Богу. На пути к принятию (заметьте, не заслуживанию) собственного спасения, они могут сделать необходимые, но недостаточные шаги. Например, человек может искренно каяться в своих грехах, но не верить в возможность их избавления во Христе. И, напротив, он может верить в Бога, но злоупотреблять Божьей милостью, не желая признавать свою греховность. Все это необходимые для спасения условия, которые Бог не отвергает, но желает дополнить.
Чтобы как-то выкрутиться из неудобного положения, кальвинисты пытаются перенаправить внимание с частичных способностей к добру грешников, на их недостаточность достигнуть спасения. Не желая радоваться даже таким слабым шагам человека на встречу с Богом, они всеми силами стараются показать их безрезультатность и ненужность. Такое толкование данного отрывка Писания предпринял Вальтера Чантри в своем трактете «Евангелие сегодня: истинное или измененное?» (цит. по: Чантри В. Евангелие сегодня: истинное или измененное? Слоним: Завет Христа, 1996). Автор этой книги избрал данный случай евангелизации Христа в качестве примера неоправданного и ни в коей мере недопустимого приближения человека к Богу. Конечно, арминиане не исключают такой возможности, поскольку человек может стремиться получить спасение не на библейских условиях как, например, на добрых делах, однако считают, что данный пример крайне неудачен для демонстрации этой истины. Автор этой публикации явно злоупотребил этим местом Писания. Согласно его мнению, Иисус «полюбил» юношу напрасно, ведь в нем не было ничего доброго. Многое в этой книге продиктовано желанием переиначить смысл евангельского благовестия, так что мы несколько дольше остановимся на ее содержании.
Особенно неприемлемо с точки зрения арминианского богословия мнение Вальтера Чантри о побуждающих принципах евангелизма. Этот кальвинистский богослов считает, что любовь Бога к грешникам подчинена Его закона возмездия. Например, указав на необходимость любви к погибающим людям, он пишет: «Однако, забота о душе юного аристократа не была самым главным мотивом, побудившем Христа свидетельствовать ему. Еще глубже в Его сердце пылала любовь к Богу. Желая спасти людей, Христос прежде всего стремился прославить Отца Своего» (с. 14). Получается, что Бог, спасая других, думает все же о Себе и о том, как бы это не повредило Его Собственному авторитету. Такая любовь к грешникам не может быть подлинной любовью. Почему? Потому что, будь Бог таким честолюбивым, Он никогда бы не отдал Своего Сына на смерть, поскольку это включало в себя позор. Такой Бог никогда бы не был способен унизиться, оставить славу небес и сойти на грешную землю ради спасения грешников. Такая любовь подобна самолюбованию, а не жертвенной любви, и потому не достойна подражания со стороны христиан. Нет, проповедь Христа ни в этом, ни к каком другом случае не была и не могла быть эгоцентричной. Да, слава Богу важна, но эту цель Бог достигает как раз ценой отречения от этой славы, чтобы получить ее не с уст благочестивого робота, а свободного существа.
Не соглашаясь с этим выводом, Чантри жалуется на антропоцентричность современных евангелистов и миссионеров, требуя, чтобы она была принесена в жертву теоцентричности: «Евангелисты сосредоточивают свое внимание на человеке. Человек согрешил и утратил великое благословение. Если человек хочет восполнить эту огромную потерю, он должен сделать то-то и то-то. Но Евангелие Христа говорит о другом. Оно начинает с Бога и Его славы» (с. 15). Чантри явно не удовлетворен Божьей заинтересованностью не столько в Собственной славе, сколько в любви к грешнику. Подлинно же библейская позиция должна состоять не в противостоянии этих двух элементов Евангелия, а в их гармонии. Вредны обе крайности в понимании содержания спасения: небесные блага (там и тогда) и блага земные (здесь и сейчас). Первая разновидность проповеди предлагает человеку только потусторонний рай, а вторая – только посюсторонний. Однако с библейской точки зрения важно и то, и другое без их противопоставления: «антропоцентричность» и «теоцентричность» призваны взаимно дополнять друг друга, поскольку спасение невозможно как без спасаемого, так и без Спасителя.
По Чантри, совместить и то, и другое невозможно, хотя эту разницу он сглаживает при помощи слова «больше»: «Библия больше говорит о святости Божьей, чем о Его любви» (с. 17). Понятно, что злоупотреблять опасно как любовью Бога, так и Его справедливостью. Однако откуда уважаемый богослов взял, что в Божьей природе святости больше, чем любви. Мы этого не только не найдем в Библии, но с ее помощью можем доказать обратное. В моральном естестве Бога больше как раз любви, поскольку, хотя Божья справедливость требовала расплаты за грех, саму эту расплату принесла не она, а именно любовь. Именно любви в Боге больше, чем справедливости, так что кальвинизм искажает библейское учение о Боге. Исходная его посылка о примате справедливости над любовью Бога ложна и определяет все остальные заблуждения этого учения. Она ведет его к утверждению о том, что закон Божий призван не вызывать потребность в спасении, а выбивать ее силой.
Евангелие в устах Чантри превращается из «Благой вести» в весть злую: «Сказать мятежнику: «Бог любит Вас и имеет прекрасный план для Вашей жизни», – это ужасная ложь. Истина в том, что Бог свят. Поэтому в этот момент Он гневается на грешника. Меч гнева Его уже занесен над головой виновного и будет всегда терзать его, если он не покается и не обратится ко Христу» (с. 18). Горькая правда, касающаяся заботы кальвинистов о гневе Божьему «больше», чем о Его любви состоит в том, что указанное выше «если» является фикцией в их глазах. На самом деле, в самом последовательном кальвинизме Бог заинтересован в излиянии Собственного гнева вне зависимости от человеческого поведения. Этому учит доктрина о «двойном» предопределении. Чантри, правда, умеренный кальвинист, однако, несмотря на это, пребывает в полной власти типично кальвинистской концепции примата святости над любовью в природе Бога.
Вся агрессивность кальвинистской проповеди обусловлена данным заблуждением. Спасти человека невозможно без того, чтобы его прежде не «истерзать» Божьим гневом. Это похоже на то, что врач для того, чтобы исцелить человека, прежде наносит ему как можно больше ран, чтобы еще больше прославиться в их исцелении. Мало собственных страданий грешника, ему нужно добавить их еще и со стороны Божьего гнева! Какая ужасная ложь о сути евангельской проповеди, превращающая миссионера из врача в прокурора! Конечно же, арминиане этим не хотят отказать от пользы закона, но сводить его только к этому было бы очень опрометчиво. Покаяние в арминианстве не только предполагается, но и поднимается на должную высоту своего положения, поскольку является условием спасения (Мк. 1:15; 6:12; Лк. 24:46-47; Деян. 2:38; 3:19; 17:30; 26:18-20).
Разумеется, благовестник обязан говорить о вреде безбожной жизни и опасности вечного осуждения, однако чрезмерный акцент на этом вредит делу спасения грешников. Невозможно спасать грешников путем их запугивания, поскольку Бог ожидает от них не страха, а любви. Однако кальвинистов последняя вовсе не интересует. Они нагнетают разговор о вине грешника до такой степени, что последний начинает понимать, что ему просто нет места у ног Господа, и по этой причине уходит без надежды на спасение. Он понимает, что для того, чтобы его спасти, Бог подвергнет его такому бичеванию или «терзанию», чтобы ему уже больше никогда не захотелось вернуться в греховный мир.
А чего стоит только одна эта фраза Чантри: «Пока мы не научимся наносить раны человеческому сознанию, нам нечего будет перевязывать бинтами Евангелия» (с. 30)? Уважаемый богослов забыл прописную истину, что раны наносит грех, а не благовестники. И их дело «не сыпать соль на рану», а ставить диагноз, чтобы исцелять раны, к которым они не причастны. Фактически, в этом своем аспекте кальвинистская доктрина губительна для христианского благовестия, превращая его в проповедь суда, а не милости «больше», чем это необходимо. Как можно поверить евангелисту, который говорит об опасности больше, чем о пути выхода из нее? Не унижает ли он этим саму возможность спасения? Да, унижает. Нечто подобное происходит и с кальвинизмом, который лишь придирается к работе современных евангелистов, а не помогает ей. В целом же, кальвинистская доктрина о евангелизме изображает Божью святость чрезмерно ревнивой, видящей в любой степени естественного добра в человеке своего конкурента. До какого унижения они ее свели?
Кальвинисты типа Чантри не понимают той простой истины, что когда неверующий человек совершает свое покаяние, он уже не тот, с кем Бог должен бороться и изливать на него Свой гнев. Такой человек не видит потребности просить у Бога пощады, как это должны делать Его враги. Раскаявшийся враг – это друг, а не противник Божий. Тем не менее, у кальвинистов покаяние – это не дело человека. Отсюда получается, что Бог спасает не нуждающуюся в спасении личность, а некое обезличенное существо, которому то это спасение вовсе не нужно. А затем Чантри жутко удивляется, почему этот грешник предъявляет к Богу какие-то «собственные» требования. Ему следовало бы убедиться в том, что он обращается не к тому лицу. Не человек виновен в своем нераскаивании, а Бог, не пожелавший дать ему эту способность.
Если Христос «пришел призвать к покаянию грешников» (Лк. 6:32), как же Он станет это делать вместо них? Чантри даже не замечает внутреннего противоречия между своей претензией к грешникам и собственной доктриной. На странице 25 он пишет: «До тех пор, пока этот юноша не увидел свою душу в свете закона Божьего, он не был готов услышать Евангелие». Однако, если он был не готов услышать Евангелие, тогда Христос поспешил со Своей проповедью ему. Но пусть, Христос подготовил его к этому. Почему же и после этого он не обратился? Ему чего-то явно не хватило, но чего? На этот вопрос у Чантри не нашлось ответа. И не удивительно, поскольку ответа этого он боится сам.
Рассуждая о проповеди закона, а не благодати, этот богослов забыл слова Павла о том, что даже для любящих Божий закон его требования неисполнимы. Законом грех познается, но не преодолевается. Мало того, закон отталкивает человека от Бога, а приближает к Нему исключительно любовь. Только проявив эту любовь, Бог мог рассчитывать на покаяние человека. А о законе уже говорилось людям веками. А у Чантри грешники даже «не мучаются собственной греховностью, потому что не знают, что есть грех» (с. 28). Получается, мучаться вместо них должен Бог, поскольку для своего покаяния грешники должны выпросить у Него специальное разрешение!
Примечательна слепота кальвинистов к любым добрым деяниям неверующих людей. Даже говоря о богатом юноше, исполнившем в законе «все это», они не видят ничего кроме искусной формы богопротивления. Да, это добро не могло спасти этого молодого человека, однако оно не было осуждено Христом. В словах и поведении Иисуса мы не видим ничего того, что приписывает ему Чантри. Христос действительно показал недостаточность внешнего послушания для угождения Богу. Христос действительно показал важность соблюдения условий, выдвигаемых не только справедливостью Бога, но и Его любовью, чего не знал этот юноша. Однако Господь Иисус вовсе не считал этого юношу либералом, пришедшим поторговаться с Богом. Он не видел в нем лица, так и старающегося злоупотребить Божьей милостью. Все это домыслы самого Чантри, а не свидетельства евангельского текста. Юноша не достигнул той высоты, которая от него требовалась, однако из этого вовсе невозможно сделать заключение о том, что любые человеческие усилия не нужны для принятия спасения в дар.
Если Иисус сказал юноше: «Одного тебе недостает», то в устах Чантри эти слова видоизменились в следующие: «Ничего тебе недостает». Чантри ревниво следит за тем, чтобы в падшей природе грешника ничего не осталось такого, чтобы он мог посвятить Богу. Он даже не замечает того, что Павел «все почитал за сор, чтобы приобресть Христа» (Флп. 3:8). Это была своего рода условность, которую увидеть Чантри не позволила слепая вера в неспособность такой жертвы со стороны неверующего Савла. Чантри же даже не относит эти слова к состоянию Павла до его уверования, хотя в тексте недвусмысленно стоит слово «было»: «Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою» (Флп. 3:7). И только далее он сменяет свое «почел» на «почитаю». Павел говорит здесь о верности однажды принятому решению, которое как раз отвечало требованиям условиям спасения.
Показательна изворотливость Чантри, когда речь заходит о его собственных проблемах: «Заблудшие души считают, что они могут продолжать жить старой жизнью, «добавив» к ней Христа как личный страховой полис, защищающий от попадания в ад после смерти» (с. 33). Конечно, автор употребил здесь известный риторический прием переноса собственной проблемы на голову своего оппонента. С какой это стати он считает, что роли личного страхового полиса соответствует лучше либеральное учение, а не кальвинистское? Не кальвинизму ли обязаны все те, кто привык злоупотреблять Божественной благодатью? Не кальвинизм ли разделил всех людей на тех, кому определена гарантированная Божья любовь, и тех, кому предназначена гарантированная погибель? Вначале он приучил злоупотреблять Божьей милостью верующих людей. Теперь же, когда их нельзя уже отличить от неверующих, в этой трагедии он обвиняет либералов. Вполне показательная ловкость!
Неверующие люди «продолжают жить старой жизнью», поскольку кальвинистские богословы их научили просто ждать нисхождения от Бога и покаяния, и веры, и обращения и всего того, что им следовало бы сделать самим. Даже когда они обращались к Богу, они понимали, что не могут обещать Ему ничего, кроме своей пассивности. Какой верности и посвящения Богу можно ожидать от таких «обращенных»? И у Чантри еще поворачивается язык обвинять в попустительстве всех кого только угодно, кроме себя? Да, «чтобы обрести спасение, юноша должен был не только признать свой грех, но и отречься от него», но в кальвинизме это невозможно требовать в качестве условия спасения? Только что Чантри высмеивал личную потребность грешника в Боге, а здесь он сменяет тактику и выступает в роли его защитника. И он еще осмеливается заявлять о том, что «люди рвутся, чтобы «принять Иисуса как личного Спасителя», ни от чего не отрекаясь». Зачем же требовать этого отречения, когда неверующие люди не способны отвечать этим требованиям?
Конечно, похвальна озабоченность Чантри опасностью занижения требований Евангелия к людям. Похвально и его желание защититься от злоупотреблений любовью Божьей. Однако не понятно, зачем для этого необходимо использовать угрозу закона? Злоупотребляющие Божьей любовью погибнут не потому, что нарушил закон Бога, а потому что отвергли Божью любовь, от этого закона их защищавшую. У любви есть свои условия, отличные от условий, выдвигаемых людям со стороны закона. Если закон Бога требовал дел, то Его любовь – лишь покаяния и веры. Но именно в этом Чантри отказывает неверующим людям. Это не позволяло ему сделать его убеждение в неискоренимой порочности человеческой природы. Человек, по Чантри, просто обязан быть мятежником и мятежником самой высшей пробы, иначе вся его кальвинистская система рухнет. Однако именно этому убеждению противоречит Писание. Кальвинисты привыкли относиться к этим свидетельствам Писания как к не заслуживающей внимания формальности. И в этом состоит их главная проблема.
Да, Бог находится у основания всех добрых дел или желаний неверующих людей, однако вопрос состоит в следующем: «Достигнуто все это принудительным или непринудительным образом? Участвовал ли сам человек в том добре, которое пожелал Бог проявить в нем? Использовал ли для этого Бог именно его желания и внутренние побуждения? На все эти вопросы кальвинисты отвечают «нет» и тем дискредитируют свое учение. Если от человека не зависит вопрос его спасения, как можно ожидать от него послушания в состоянии этого спасения? Неудивительно, что люди перестали пользоваться своей волей для удовлетворения Божьих требований спасения.
Примечательно, что проблема эта началась в Церкви и распространилась на мир. Что оставалось делать верующим, когда Вестминстерское исповедание веры объявляло им безусловные гарантии спасения: «Верующий никогда не лишится окончательно этого дара Божьего... Эта уверенность в должное время возродится и охранит его от отчаяния» (статья 4 параграфа «Об уверенности в спасении»). Проходило время, а «в должное время» благодать не приходила. Когда же люди в кальвинистских церквах начали извлекать выгоду из своего положения «предопределенных к спасению», они совсем отучились опасаться греха. В ответ кальвинистам пришлось объявить их «никогда не знавшими Господа», поскольку их доктрина исключала возможность отпадения от состояния спасения.
Что касается евангелизма, то кальвинизм с неприкрываемым отвращением относится к робким попыткам неверующих людей приблизиться к Богу и тем препятствует им сделать недостающий шаг. Вместо того, чтобы сказать грешнику или любому «полухристианину» о возможности спасения, кальвинистский миссионер указывал ему на его невозможность, ожидая более радикальных перемен, на что в действительности способны лишь некоторые люди. Когда же кому-то и удавалось стать «избранным» счастливчиком, его духовные неудачи и ошибки подвергались самой суровой критике как свидетельства поддельности его уверования. Отвергая же возможность отпадения от веры, кальвинистам оставалось только сомневаться в самом факте уверования таких христиан. Получалось, если либералы обманывали неверующих людей, неся им ложную надежду, то кальвинисты – верующих.
В отличие от кальвинистов, для арминиан феномен «полухристианства» не является трагическим явлением. Для них он был свидетельством того, что всякий человек приближается к Богу не без проблем. Бог достиг в этом человеке только половину желаемого, поскольку тот не охотно предоставлял Ему возможность действовать в нем. Эту слабую волю нужно было поддержать, а не дискредитировать. Уподобляясь Нееману, такой человек смог сделать первый шаг к Богу, значит, есть уверенность, что он сможет сделать и второй, недостающий. Конечно же, он имеет право на надежду, которой его пытается лишить кальвинизм.
Конечно, нельзя считать в каждом лишь слегка интересующимся Евангелием будущего христианина, однако необязательно считать в нем и искусно замаскированного грешника. Если либерализм, как считает вполне справедливо Чантри, «подавляет чувство самоосуждения» в таких остановившихся на полдороги людях, то кальвинизм его даже и не подразумевает. Для него постепенное приближение к Богу заведомо невозможно, поскольку исключается неотразимым характером Божественной благодати. Если либерализм недоговаривает людям полное число условий спасения, то кальвинизм умалчивает о подлинных исполнителях этих условий. Кто из них более опасен, судить читателю. Если из либеральных церквей «уходят в мир» новообращенные, то из кальвинистских – бывшие «спасенные».
Самым загадочным для кальвинизма явлением в данной истории является непоследовательность поведения юноши. Но даже в этом состоянии его нельзя было назвать «непредопределенным к спасению» или же полностью испорченным духовно. Это, кажется, вынужден признать даже сам Чантри: «Когда богатый юноша ушел домой по-прежнему грешным, он, по крайней мере, чувствовал угрызения совести, благодаря которым его неповиновение Богу было неприятно ему самому. Возможно, настанет день, когда он уверует в Христа» (с. 53). Ну что ж, спасибо и за это признание. Правда, как мы узнаем чуть ниже, Чантри употребил его только «для красного словца».
С виду кажется, что Чантри нигде не оспаривает возможность грешника покаяться и получить спасение, однако это не так. Автор припрятал свою собственную позицию на этот счет под конец. При этом ему пришлось сделать очередной потрясающий трюк, подменив одно слово Христа, а именно «трудно», другим – «невозможно» (Мф. 10:23-27), употребленные по отношению к разным людям. Свои карты Чантри открыл вот где: «Господь сказал юноше, что он должен делать, чтобы иметь жизнь вечную. Он узнал, что войти в Царствие Божие можно только через покаяние и веру. А теперь Иисус прямо говорит Своим ученикам, что требовал от него невозможного! Для молодого богача было невозможно продать все и пойти за Ним. Он был рабом сатаны. Его разум был извращен, чувства испорчены, воля порабощена. Он не мог исполнить то, что велит Евангелие – покаяться и уверовать. Сама его природа противилась таким действиям... Ни единой икры добра не было в нем, чтобы заставить его волю принять сказанное Христом» (с. 56-57).
Для неосведомленного в хитростях кальвинизма человека этот пассаж просто ошеломляет: как говорится «приехали»! Весьма показательно и текстуальное обоснование данного тезиса автора. Если Христос говорит о том, что «трудно богатому войти в Царствие Божие», а затем уточняет: «невозможно», то в устах Чантри оба эти слова отрываются от слова «богатый» и применяются ко всем без исключения людям. В действительности же Христово «невозможно» относится к спасению лишь богатых лиц, а не всех остальных людей. Человеку не под силу не возможность его участия в собственном спасении, а власть богатства, которая в реальности несет эту угрозу лишь малому проценту населения земного шара. Однако Чантри вырывает слово «невозможно» из его контекста и вкладывает в другой, собственный. В итоге и делает свое припасенное напоследок заявление. Конечно, слово «невозможно» имеет прямое отношение к вопросу спасения, и арминиане его признают, однако на условии того, что именно поражено в человеческом естестве до «невозможности» изменить что-либо к лучшему (Рим. 7:18-19). Мы уже упоминали, что это слово можно применить лишь к части человеческого естества, но не ко всему ему.
Итак, с легкой руки Чантри Бог обязывался сделать вместо человека не то, что тот был неспособен сделать, а все, что он был не способен сделать. Этому кальвинистскому богослову, кажется, удалось свести концы с концами, кроме одного «но». Он упустил из виду весьма важный вопрос: «Было ли отвержение юношей предложения Христа его личным решением?» Если Иисус требовал от него невозможного, тогда положительный ответ от него никак не зависел. А если так, тогда подлинной причиной отказа Христу этот юноша не был. Фактически, призыв Христа был обращен в пустоту, поскольку на самом деле Господь не был заинтересован в положительном ответе юноши. И здесь не могло помочь Чантри даже излюбленное сравнение неверующего человека с мертвым Лазарем, которого Христос воскресил без участия его воли. А ведь действительно, почему же юноша не послушался Христа так же, как Лазарь?
Чантри побоялся задать этот закономерно вытекающий из всей доктрины кальвинизма вопрос, потому что боялся отвечать на него. Ну что ж, от этого сам вопрос не изменился, и нам пришлось сделать это вместо автора разбираемой книги. Конечно, зачем Чантри нужно было отвечать на этот вопрос? Пустяки какие! Бог спасает и губит кого хочет: сегодня неверующих, завтра – верующих. Он вправе делать это совершенно единолично. Однако стоит только признать правомерность постановки данного вопроса, как кальвинистское учение о полной испорченности природы грешника разлетается в щепки, претыкаясь об него.
Итак, проблемы кальвинистов есть проблемы, а как насчет их доказательств? Кальвинистское учение предполагает, что возрождение предшествует личным вере и покаянию грешника, однако этот тезис опирается почти на исключительные текстуальные доказательства: случаи обращения Лидии из города Фиатиры (Деян. 16:14) и самого апостола Павла (Гал. 1:15). Вопрос этот важен, поскольку касается возможности невозрожденного человека самостоятельно инициировать желание спастись, а, значит, и принять Божье спасение в дар. Однако попробуем убедиться в силе этих аргументов самостоятельно.
О том, как уверовала Лидия, Лука говорит следующее: «И одна женщина из города Фиатир, именем Лидия, торговавшая багряницею, чтущая Бога, слушала; и Господь отверз сердце ее внимать тому, что говорил Павел. Когда же крестилась она и домашние ее, то просила нас, говоря: если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите у меня. И убедила нас» (Деян. 16:14-15). Что же здесь предшествовало чему: действие Божье или человеческое? Разумеется, такая постановка вопроса не исключает роли предварительной благодати в деле обращения каждого человека, а как раз ее предполагает.
В пользу действия Божьего говорит тот факт, что никто из других слышавших проповедь Евангелия не обратился. Впрочем, это можно объяснить и чисто по-арминиански. Более серьезным аргументом является характер описания этого события: «Господь отверз сердце ее внимать». Бог несомненно произвел определенное действие на эту женщину, однако было ли оно безусловным, как учат кальвинисты, или же обусловленным, как считают арминиане? У кальвинистов нет доводов в свою пользу, кроме указания на то, что действие произошло в «сердце» Лидии, что они относят к избирательному призыву Божьему. Однако воздействовать на сердце можно и без кальвинистского принуждения.
Каковы же аргументы арминиан? Их два. Первое замечание касается названия Лидии «чтущая Бога», которое говорит о том, что эта женщина уже была заинтересована Богом Израиля. Это выражение, как и подобное ему «боящиеся Бога», используемое у Луки, весьма показательно. Дело в том, что «боящимися Бога» в новозаветное время называли одну из разновидностей (причем самую последнюю) прозелитов (обращенных в иудаизм). Не случайно, как мы видим, собрание верующих в этом городе было своего рода синагогой, поскольку проходило регулярно (ст. 16-18). Это были те язычники, кто, не входя в иудейскую общину, разделял с ней веру в единого Творца и обязывался соблюдать так называемые «заповеди Ноя».
Всего было семь «заповедей Ноя»:
1) не поклоняться идолам;
2) не заниматься кровосмешением и прелюбодеянием;
3) не убивать;
4) не осквернять Божье имя;
5) не красть;
6) проявлять справедливость по отношению к другим;
7) не есть мясо животного с кровью.
Разумеется, трудно не увидеть в этом обязательстве поиска Истинного Бога, который разделяла Лидия. Иными словами, эта женщина была не просто язычницей, которая, по кальвинистской доктрины, была обязана чинить сопротивление Божьей благодати. Подобно Корнилию, эта женщина уже служила Богу, хотя и не в той мере, как это делали ортодоксальные евреи. Иными словами, проповедь Евангелия вере Лидии не предшествовала, хотя и могла ее усилить, что не отрицают арминиане.
Второй аргумент, подтверждающий тезис о существовании некоторой самостоятельности неверующих людей в вопросе их обращения к Богу, связан со словом «слушала». Это слово в контексте повествования Луки плохо соответствует описанию обычного процесса слушания. Его смысловая коннотация такова, что позволят думать об особого рода «слушании». Это было внимательное слушание. «Кто имеет уши слышать, да слышит», – часто говорил Господь, тем самым обращая внимание Своих слушателей на человеческую ответственность в том, чтобы услышать Божий призыв. При этом Иисус эти слова часто произносил, «возгласив» (напр. Мф. 25:30; Лк. 8:15). Эту же фразу любил повторять автор книги Откровение. Все люди имеют способность слышать, но не все из них умеют слушать внимательно. Разве это не свидетельствует об условии ниспослания на Лидию Божественного действия, способного пробудить в ее сердце веру? Вполне.
Теперь нам предстоит задача объяснить условным образом обращение Павла. Об этом он говорит сам следующее: «Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам» (Гал. 1:15-16). При этом кальвинисты, часто опускают фразу, идущую вослед за данным текстом: «я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью» (Гал. 1:16). Они считают, что Павел здесь просто не поскромничал, а приписал себе то, что Бог сделал вместо него. Довод в пользу кальвинистского понимания данного текста Писания состоит в том, что слово «избравший» предшествует слову «призвавший», однако само избрание здесь не выглядит как предвечное. Выражение же «от утробы матери» вполне может быть понято как описание места рождения и социального положения родителей апостола, сыгравших свою роль в получении им классического образования и статуса римского гражданина. Слово «избрание» может этим и ограничиваться, поскольку контекст говорит о цели этого «избрания» или «призвания», состоящей в «благовестии Сына язычникам».
Примечательно, что данным местом Писания не ограничивается описание обращения апостола Павла. Изучение того, что об этом говорит Лука, свидетельствует о том, что обращение Павла опиралось на его личное решение. По крайней мере, оно плохо соответствует кальвинистскому тезису непреодолимой благодати, предполагающей быстрое и беспроблемное обращение. Сам момент обращения Павла кальвинистами определен неверно. Это произошло не на дороге в Дамаск, а в самом Дамаске, где пылкому фарисею Савлу было сказано ждать Божьего окончательного ответа на его вопрос: «Что мне делать, Господи?» Этот ответ передал ему один из учеников Христа в этом городе, Анания: «Что ты медлишь? Встань, крестись и омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса» (Деян. 22:16). Он показывает, что Павел упустил одно важное условие, необходимое для его личного спасения – покаяние. Он забыл о том, сколько зла он сделал последователям Христа, и хотел по-мальчишески исправить все своими на этот раз уже новыми «делами». Слова Анании его просто ошеломили. Итак, Павел обратился не сразу и не совсем правильно. Если бы от него вопрос обращения вообще не зависел, этого не могло бы случиться.
Наконец, интересно и другое свидетельство о себе Павла, причем сделанное в конце его жизни: «Благодарю давшего мне силу, Христа Иисуса, Господа нашего, что Он признал меня верным, определив на служение, меня, который прежде был хулитель и гонитель и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии» (1 Тим. 1:12-13). Здесь внимание каждого арминианина привлекают сразу две фразы: «признал меня верным» и «помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии». Эти слова говорят сами за себя. Даже сознательно идя против воли Бога, в своем сердце Павел старался поступать по совести (Деян. 23:1; ср. Рим. 9:1). Подобно ему Петр своими словами отрекся от Спасителя, но не переставал Его любить в своем сердце. Перед нами налицо подтверждение того же, что некоторые люди находятся к Богу ближе или дальше, даже находясь в греховном состоянии. Иными словами, их воля к добру не уничтожена полностью, а, следовательно, кальвинистский тезис о полной испорченности человеческой природы библейски несостоятелен.
Кальвинисты часто говорят о том, что сам факт борьбы с Богом говорит против возможности поиска людьми спасения и возможности принять его в дар. Здесь они ссылаются не столько на пассивность человеческой воли, безосновательно обращаясь к истории воскрешения Лазаря, сколько на ее отрицательную активность. При этом они умудряются приписать спасенным зло, а неспасенным добро, чтобы показать, что предыдущее поведение этих людей не могло определять вопрос их обращения. Чаще всего они любят говорить о различных судьбах Иакова и Исава.
Между тем, библейское свидетельство о судьбах этих двух людей не только не поддерживает кальвинизма, но и свидетельствует против него. Да, она не определялась предвидением Бога их заслуг, однако она определялась предвидением их отношения к дару первородства. Иаков, несмотря на все свои ухищрения, все же желал получить это первородство. В отличие от него, несмотря на все свои законные права, Исав этим первородством пренебрег, так что Бог допустил обман, лишивший его отцовского благословения. Автор Послания к евреям указывает на этот факт как предостережение всем верующим ценить Божий дар благодати и спасения, чтобы никому не повторить судьбу Исава.
Часто говоря против возможности условного спасения, кальвинисты цитируют слова Павла: «Итак помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9:16). Действительно, не всякое желание может быть принято Богом в качестве условия спасения, а лишь то, которое выражается в виде покаяния и веры. Все остальные желания непригодны для получения «помилования». Заслуги же тем более не могли служить основанием для определения судеб Иакова и Исава, впрочем, земных, включая и их потомков.
Несостоятельным оказывается и аргумент борьбы, поскольку не все люди борются с Богом, а если борются, то не одинаковым образом. Да, Иаков боролся с Богом, однако кто же оказался победителем в этой борьбе? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать причину конфликта. На первый взгляд, Иаков защищался от какого-то таинственного неприятеля, однако в действительности он изначально понял, с кем имеет дела. По этой причине в роли напавшего был не Бог, а патриарх. Чего же он хотел? Благословения. В книге Бытие об этом говорится следующее: «И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? И благословил его там. И нарек Иаков имя месту тому: Пенуэл; ибо, говорил он, я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя» (Быт. 32:24-30).
При внимательном чтении, мы обнаружим, что Иаков боролся с Богом даже после того, как получил повреждение в своем бедре. Следует полагать, что его неприятелем был довоплощенный Логос или Иисус Христос, который назван в Ветхом Завете «Ангелом Господним». Также и просьба отпустить последовала после этого повреждения. И Иаков явно победил, поскольку все-таки добился благословения. Да, оно не было исключительно безусловным, поскольку Иакову нужно было назвать свое имя. При этом именно согласие Иакова со своим порочным именем, а не его физическая сила была подлинной причиной этой победы. Таким образом, Иаков вытребовал у Бога благословение.
Пророк Осия это описывает очень ясно: «Еще во чреве матери запинал он брата своего, а возмужав боролся с Богом. Он боролся с Ангелом - и превозмог; плакал и умолял Его» (Ос. 12:3-4). Заметьте, что Иаков «превозмог» не своей телесной силой или богатством, или умением или еще чем-нибудь, но только «плачем и умалением» Бога. Вот она та новозаветная истина о том, что не дела, а желания человека учитывает Бог при решении его вечной судьбы. Кальвинистский аргумент «борьбы с Богом» снова не попадает в свою цель. Конечно, есть и другие места Писания, которые используют кальвинисты, чтобы доказать свой тезис о полной испорченности природы грешника, но самые важные из них мы рассмотрели.
Итак, в настоящей статье мы попробовали довести, что неверующий человек не является совершенно безынициативным в духовном отношении, хотя его природа явно неполноценна. Он болен, пускай смертельно, но он еще не умер. Фактически он беспомощен в одном отношении и вполне дееспособен в другом. Он не может трудиться для Бога, но может попросить Его сделать его способным для этого. Он не может познать волю Бога, но может познать Его действия в мире и собственной совести. Он не способен проявить полноценные покаяние и веру, однако может попросить Бога укрепить ту их малую часть, проявить которую он в состоянии. Никто не далек от Царствия Божьего настолько, чтобы не мог обратиться к Богу за помощью и оказаться неуслышанным. Таких людей не существует. Да, есть отвергнутые Богом, но отвергнутые Им по собственной вине.
В подавляющей своей массе люди могут искать, просить и нуждаться в Боге, даже если они и не осознают свою нужду в Нем как источнике своей духовной жизни. Каждый человек носит внутри себя вопрос, ответ на который ожидает получить хоть в каком-то месте. На нас, христианах, лежит ответственность познакомить его со Словом Божьим, чтобы ответ на этот вопрос был получен именно от Бога. Конечно, грешник не может сказать, почему ему нужен Бог, как, впрочем, почему ему нужна истина. Мы сами не сразу дадим ответ на этот вопрос. Бог нужен нам потому, что способен дать нашему разуму истину, воле добро, а чувству счастье. На подсознательном уровне это понимает или чувствует каждый человек, что составляет сущность его религиозности, но передать вербально и посредством разума не всегда может.
Кальвинистское мнение о полной испорченности природы человека не выдерживает библейской и богословской критики. Полностью духовно мертвое существо следует хоронить, а не спасать, творить заново, а не оживлять. Даже оживить приходится что-то, а не ничто. Человек даже в падшем своем состоянии продолжает носить в себе неизгладимые даже «первородным грехом» качества своего богоподобия. Единственное, что нужно Богу из нашей прежней природы, это смирение. При этом в покаянии грешник должен не только отвергнуть конкретные грехи, но и отречься от самого принципа своеволия, который лежит в их основе. Только такое покаяние вместе с верой в Божье прощение Бог принимает в качестве условий спасения с человеческой стороны.
Не правы кальвинисты и в том, что учение о частичной духовной порче человеческого естества угрожает доктрине благодати и верховенству Бога. Покаяние и вера не могут выступать в роли заслуг, требуемых законом, поскольку являются выражением нужды и потребности в даре милости Божьей. К делу благодати они ничего добавить не могут. Равным образом от слабых человеческих способностей не страдает Божье величие. Напротив, оно страдает от кальвинистской доктрины. Если Бог делает для грешника то, что тот не в силах сделать самостоятельно, то Он ведет Себя как Верховный Владыка. Когда же Он делает вместо грешника буквально все, включая и то, что тот мог бы сделать сам, тогда Он теряет Свое лицо, превращаясь в обыкновенного раба.
В третьей серии известного мультфильма «Король Лев» Тимон обращается к Пумбе с вопросом: «Ты как-то странно бежал?» На что последовал ответ: «Я давал тебе возможность меня догнать». Эта иллюстрация позволяет нам лучше понять характер взаимосвязи Божьего предопределения и всезнания с человеческой ответственностью в деле спасения. Бог замедляет Свой «бег» настолько, чтобы человеческая воля смогла «бежать» с Ним рядом. Это замедление более способного «бегуна» является условием партнерства между ними, а вернее любви. Господь идет на эту необходимую жертву, поскольку знает, что любовь человека к Нему как к Царю Царей проигрывает перед любовью к Нему как к другу. Такова разгадка вопроса о соотношении между собой Божественного промысла и человеческой воли. Кальвинистское понимание высоты Бога не позволяет им признать синергический (взаимосвязанный) характер спасения. Между тем Библия свидетельствует о том, что спасение – есть акт обоюдный: Бог проявляет к человеку милость прощения, а человек эту милость принимает свободной и личной верой. Самый частый образ этого синергизма – семя, посаженное в землю (Мк. 4:26-29; Лк. 8:13; Евр. 4:2; 6:7-8).
«В предопределении Бог обращается с людьми не как с неодушевленным творением, а как с личностями – планирующими, рассуждающими, борющимися за свои цели, которые во всех обстоятельствах жизни обязаны сами определять свое отношение к Богу и Его воле... Достоинство, разум и сила человека не влияют на исполнение плана спасения, а Бог, Который самостоятельно решает все, поступает с человеком соответственно его отношению к благодати» (Шмидт Б.Я. Книга борьбы. Жизнь Иакова. Часть 3. М: Христианин, 2002, с. 33, 34). Да, человеческое существо свободно настолько, что может отвергнуть Божий призыв, однако не обязано ли оно этим любви своего Творца, Сделавшего его таким? Безусловно. Эта любовь и противостоит свободе человека, которую тот призван добровольно сложить у ее ног. Сделав это, человек оправдает существование своей свободы и обретет возможность подлинного ее выражения.
Главная
страница | Начала веры
| Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки