Г. А. Гололоб

КАК КАЛЬВИНИСТЫ НЕ ПОДЕЛИЛИ КАЛЬВИНА

Наследие Кальвина в истории кальвинизма представлено двумя разновидностями его последователей: супралапсарианами (Чарльз Ходж, Луис Беркоф, Артур Пинк, Герман Хоксема) и инфралапсарианами (Алистер МакГрат, Джон МакАртур, Питер Мастерс, Филипп Джонсон). Первые выражают крайние выводы из учения Кальвина, вторые умеренные. Умеренные кальвинисты называют строгих гиперкальвинистами, тогда как гиперкальвинисты своих оппонентов – отступниками от учения Кальвина и полукальвинистами. Обе же эти разновидности кальвинизма называют себя классическими или ортодоксальным кальвинистами.

Понятно, что от очередности этих решений зависит их характер. Например, причинял ли Бог грехопадение или же только допустил? Создал ли человека свободным или нет? Учитывал ли Бог при избрании одних к спасению, а других к гибели человеческое поведение или нет?

Разумеется, арминиане предлагают третий вариант – предопределение, обусловленное Божьим предвидением будущей веры грешника. Избрание к спасению представляет собой цель, осуществляемую непринуждающим образом. Кроме спасительной и условной функции предопределения имеется и безусловная его функция, т.е. забота Бога о сохранности Своего творения (Иов. 37:6,10; 38:8-12,25; Деян. 17:28; Рим. 11:36; Кол. 1:17; Евр. 1:3).

Теперь давайте возвратимся к нашей теме. Так кто же прав: гиперкальвинисты или полукальвинисты? Кто же из них представляет традиционный кальвинизм? Отвечая на этот вопрос, нам придется сделать пару замечаний. Первое состоит в том, что Кальвин был все же супралапсарианином, поскольку даже целый раздел в его «Институтах» (кн. 3, гл. 23) содержит «строгую» формулировку предопределения. Второе основано на известном факте, что кальвинизм ведет свое происхождение не от Кальвина (однако и не от апостола Павла), а от Августина. Рассмотрим эти два утверждения более подробно.

Так, типичным выразителем гиперкальвинистических идей считают Беза, однако, хотя он и систематически оформил кальвинизм, тем не менее полностью опирался на наследие Кальвина, частично не осознававшего всех выводов из собственного учения. Странно слышать от «умеренных» кальвинистов, что «строгие» отошли от учения Кальвина, поскольку если бы полукальвинисты жили в его время, он назвал бы их лютеранами. Дело в том, что именно лютеране отстаивали тогда и представляют сегодня позицию умеренных кальвинистов. Поэтому не гиперкальвинизм отошел от учения Кальвина, а полукальвинизм, хотя как мы увидим чуть ниже, и не во всем.

Второе наше замечание основано на утверждении того, что «традиционный» кальвинизм нужно искать не у Кальвина (1509-1564), а у Августина (354-430), боровшегося с ересью Пелагия. По большому счету, Реформация началась не с Лютера, а с Августина, поскольку Лютер в этом вопросе следовал Августину, католицизм же просто проигнорировал некоторые крайности своего святого. Если так, тогда умеренные кальвинисты должны называться августинианцами. Неслучайно они более склонны заявлять о непрерывности своего учения, возводя его ко времени апостолов.

Между тем Августину присуща та же неопределенность, что и Кальвину? И это уже видно из того, сколько гиперкальвинизма у Августина заимствует Кальвин в своих «Институтах» (русский вариант названия этой капитальной работы: «Наставления в христианской вере»). Разумеется кальвинистические термины мы применяем к учению Августина лишь концептуально, а не исторически.

Однако Августин не остановился на этом понимании вопроса предопределения: споры с адрументскими монахами и с марсельскими семипелагианами привели его к более жесткой позиции, исповедуемой им в таких произведениях, как “О благодати и свободном произволении” (426), «Об укорении и благодати» (427), «О предопределении святых» (428) и «О даре устояния» (429). Монергизм Августина требовал того, чтобы Бог заставлял грешника спастись: «Дух благодати заставляет нас иметь веру с тем, чтобы через веру мы могли, молясь об этом, приобрести способность делать то, что нам повелено» (“О благодати и свободном произволении”, пар. 28). Однако вскоре встал вопрос: «С какого времени началось это принуждение и почему? Отчего Бог вдруг решил принуждать грешника?» Отвечая на этот вопрос, Августин был верен себе, когда заявил, что Бог суверенен абсолютно.

Становится ясным, что Августин действительно верил в абсолютную, т.е. ничем не обусловленную извне форму предопределения, хотя и не до конца представлял всех последствий этого учения. «Если бы Бог захотел, Он сделал бы благочестивыми тех, которые не были таковыми. Но Он по Своей воле призывает и обращает кого хочет». Эти слова повторяются у Августина дважды: «О благодати Христовой и первородном грехе» (1.46.51) и «Об устоянии святых» (19.19).

Может быть Августин вообще не признавал идеи «двойного предопределения». Нет, признавал, поскольку предопределение к злу было призвано объяснить, почему неотразимая воля Божья не выполняется в жизни некоторых людей. Если бы Августин не учил о предопределении к спасению, тогда он не был бы вынужден признавать и предопределение к злу. Тем не менее он боялся учить этому прямо. В этом и вся двойственность его позиции. По отношению к спасению он говорил по-супралапсариански, а по отношению к погибели по-инфралапсариански. Кальвин же сделал лишь то, что обличил своего средневекового учителя в непоследовательности.

Идея неотразимости воли Божьей делает поведение Бога неопределенным и непоследовательным, когда Бог желает спасения всем, в то же самое время определяя его лишь для некоторых. Получалось, что Христос, молясь о том, чтобы вера Петра не оскудела, шел вопреки предопределению, поскольку оно решило, чтобы она все-таки оскудела, и Петр отрекся от Христа. Примерам таких несуразиц нет числа. По этой причине Августину приходилось ловко лавировать между обоими мнениями: «Там и тогда восхотел Христос явиться людям и среди них проповедовать Свое учение, где и когда, как Он знал, будут жить те, которые были избраны в Нем до сотворения мира» («О предопределении святых», 9:18). Не всякому богослову удалось бы в этой цитате определить, что же было раньше: избрание или предведение. Неудивительно, почему выражение «как Он знал» могли использовать полукальвинисты, а слова «которые были избраны в Нем до сотворения мира» – гиперкальвинисты.

По сути как Августин, так и Кальвин были одновременно и инфралапсариями, и супралапсариями (сократим эти имена для удобства). Поскольку оба эти богослова использовали как более мягкую форму кальвинизма (Бог предопределил спасение после грехопадения) и более строгую (Бог предопределил спасение до сотворения людей), объяснить эту двойственность нельзя иначе, как подстраховкой и неуверенностью этих лиц в исповедуемом ими учении.

Итак, нам трудно понять апологетику «умеренных» кальвинистов, упрямо не замечающих в учении Кальвина гиперкальвинистических утверждений и связывающих себя с мнением Августина, который сам не был чужд такому ходу рассуждений. Такой попыткой защитить «подлинное» учение Кальвина является статья пастора минской церкви «Завет Христа» Георгия Вязовского «О гиперкальвинизме». Считая себя сторонником умеренной позиции, Вязовский противопоставляет гиперкальвинизм «подлинному» учению Кальвина. Давайте проанализируем его доводы.

Обращаясь к аргументу о злоупотреблении учением Кальвина, автор данной статьи почему-то заявляет: «Исторически баптистские церкви никогда не верили в то, что рожденный свыше человек может потерять спасение», считая, что «общие» баптисты, верящие в это, возникли только «около ста лет назад». Данное утверждение весьма опрометчиво, поскольку первыми баптистами были как раз баптисты, верящие в возможность отпадения от спасения.

Хотя Англия справедливо считается родиной баптизма, данное заявление требует одной небольшой оговорки. Первые баптисты, которые действительно были английскими индепендентами, в период с 1606 по 1612 годы скрывались в Амстердаме, где в то время проходили бурные арминианские дебаты. В 1609 году они и создали первую баптистскую общину, принявшую в качестве образца арминианское богословие. Лидером первых баптистов стал Джон Смит (ум. 1612), а после его смерти Томас Хэлвис (1550-ок.1616). Когда молодая церковь вернулась обратно в Англию, она опубликовала собственное вероучение под названием «Декларация веры». Община Хэлвиса дала начало так называемым «общим» баптистам, поскольку они исповедовали доктрину всеобщего искупления и тезис Я. Арминия о том, что «Бог ни одного человека не предопределил к погибели». Через тридцать лет после появления «общих» баптистов возникла также и первая община «частных» баптистов, которые придерживались кальвинистической трактовки спасения. Именно с последней разновидностью баптизма и поддерживал отношения лидер немецких баптистов И. Онкен. Этим объясняется близость Гамбургского исповедания немецких баптистов Вестминстерскому вероисповеданию английских пресвитериан (1648), к которому примкнули английские «частные» баптисты.

Вязовский опирается на рассуждения английского богослова, родственного ему по убеждениям, Филиппа Джонсона, настаивающего на необходимости уточнения термина «гиперкальвинизм» с тем, чтобы отклонить от себя справедливую критику, переадресовав ее в сторону своих оппонентов по кальвинистическому лагерю. Ободренный этим прикрытием, минский пастор заявляет, что «арминиане считают, что кальвинисты верят в то, что Бог может спасти избранных, даже если им не будет проповедано Евангелие. Но на самом деле так думают не кальвинисты, а некоторые гиперкальвинисты. Они считают, что Бог спасет любого избранного без какого-либо вмешательства со стороны человека, поэтому благовестие не имеет смысла. Так, когда гиперкальвинист Джон Риланд, старейшина церкви, членом которой был Уильям Кэри, услышал, что последний собирается отправиться миссионером в Индию, он сказал ему: Сядьте, молодой человек. Если Бог решит спасти язычников, то сделает это без вашей помощи».

Между тем «умеренные кальвинисты» не могут избежать части заслуженной критики со стороны арминиан в адрес теряющего свои позиции «гиперкальвинизма», поскольку расхождения между этими двумя разновидностями учения Кальвина незначительны. Анализ же различий между ними сделает эту критику более специфической.

Если супралапсарии считают, что абсолютное предопределение Божье не зависимо от проповеди Евангелия, так что в числе спасенных могут оказаться и люди, жившие до времени закона или благодати, то инфралапсарии, не имея возможности объяснения спасения людей кроме как через «слышание» Евангелия, считают, что Бог не спасет даже умерших в младенчестве детей. Арминиане отвечают на вопрос о возможности спасения вне Евангелия так, как это делает Павел в Рим. 2:11-16 и Лука в Лк. 12:48. Спасение людей, никогда не слышавших о Христе, будет зависеть от степени доступных им знаний о Боге и о грехе. Коль Бог пожелал спасти всех, то, конечно же, позаботится о том, чтобы они и получили минимум необходимого знания об этом.

Конечно же, сама идея уклонения от ударов арминианской критики путем переадресовки направления ее усилий в другую сторону обманчива, поскольку арминиане выступают против всего комплекса кальвинистических идей, известных нам в виде «пяти столпов кальвинизма»: безусловное избрание, ограниченное искупление, полное падение, всепреодолевающая благодать, верность святых до конца. Тем не менее Джонсон пытается отделиться от такого, с 1618 года исповедуемого, кальвинизма, отвергая убеждения, неизбежно следующие из него. Он определяет признаки «гиперкальвинизма» по отрицанию им пяти следующих утверждений:

Посмотрим же, насколько хорошо умеренным кальвинистам удастся избежать «гиперкальвинистических» проблем; их же собственных мы коснеем попутно.

Вязовский представляет первое отличие между собственной и гиперкальвинистической позициями следующим образом: «Они (гиперкальвинсты) считают, что евангельский призыв адресован только избранным. А раз так, то, проповедуя Евангелие, нужно говорить только о том, что сделал Христос и как действует избирающая благодать Божья, но ни в коем случае не призывать никого ни к каким действиям. Призывать грешников покаяться — значит метать бисер перед свиньями. Поэтому очень часто гиперкальвинисты отказываются от всякого благовестия, полагая, что евангельский призыв (приглашение прийти ко Христу для спасения — Откр. 22:17; Мтф. 11:28-29; Ис. 45:22; 55:1-7) не должен звучать вообще».

Мнение умеренных кальвинистов состоит в различении двух призывов в Библии: отразимого для всех (Мф. 22:14) и неотразимого для избранных (Рим. 8:28-30). Действительно, в Библии имеется два значения слова «призвание», однако различие между ними определяется не по признаку неотразимости, а по признаку обладания даром спасения и принадлежности Богу. Первые званы к Богу, но отвергая этот призыв, они остаются просто «званными». Вторые же отвечают на Божий призыв и вследствие этого становятся «призванными». Из того факта, что одно из значений слова «призванные» используется синонимично по отношению к слову «спасенные» (на самом деле оно как раз и выполняет эту роль обозначения верующих людей в Писании), нельзя делать вывод о характере самого спасения.

Попытка же некоторых кальвинистов истолковать значение слова «спаситель» в неспасительном значении «хранитель» внутренне противоречива: зачем же беречь то, что подлежит уничтожению. С другой стороны, контекст говорит о том, что нам как верующим людям стоит «терпеть поношение», поскольку Бог любит «всех человеков», в том числе и тех, кто нас поносит, потому что желает их обращения. Упоминание возможности «отпадения от веры» в ст. 1, «нерадения» в ст. 14, а также условности спасения в ст. 16 подчеркивает мнение о непринудительном характере предлагаемого Богом спасения. Богословие всей книги (см. 1 Тим. 1:15; 3:16; 4:9) говорит об условности «принятия» спасения. Итак, спасение дается Богом, а принимается человеком. Признание же значения «хранитель» делает Бога непоследовательным, поскольку получается, что Он призывает нас «терпеть поношение» от тех, кого Он хранит именно с этой целью. Коль уже говорить о принуждающем действии Божьей воли, то иного смысла из этих слов извлечь нельзя, умеренный ли ты кальвинист или нет.

Поэтому напрасно Вязовский утверждает, что «к сожалению, гиперкальвинисты не видят того, что очевидно для кальвинистов, а именно: в Библии слово “призыв” используется в двух разных значениях». Они это знают, также как и то, что когда Ирод «призвал» волхвов или Пилат сотника, то в этом слове нет ни избрания, ни принуждения, хотя это – одно и то же слово. Они обращают свое внимание на противоречивость принуждения и непринуждения, избрания и неизбрания к спасению. И только арминиане могут избежать обоих крайностей, убеждая, что Божье призвание и даже избрание не принуждает. Вот почему Павел умоляет верующих «поступать достойно звания, в которое вы призваны» (Еф. 4:1), а Тимофея – «держаться вечной жизни, к которой ты и призван» (1 Тим. 6:12). По этой же причине Авраам должен был повиноваться своему «призванию» (Евр. 11:8). Это уже человеческая сторона вопроса.

Кальвинисты говорят, что спасительное значение слова «призвал» может иметь и значение «назвал». Однако, где видно, что Господь и называет нас принудительно? Напротив, мы видим, что «названный» может оказаться неспасенным. В Флм. 24 Димас назван «сотрудником» Павла, однако он отпал от своего служения (2 Тим. 4:10). Был ли он спасен в таком состоянии? Вряд ли. Все мы названы «Божьими детьми», но это не доказывает принудительного избрания. Воля Божья не обязана осуществляться лишь с применением насилия над свободной волей человека.

Итак, может ли спасти умеренных кальвинистов то обстоятельство, что они уточняют значение всеобщего призыва, который не всегда спасает (кажется, он у них «всегда не спасает»)? Нисколько. То, о чем рассуждают гиперкальвинисты, и есть этот же «действенный призыв» полукальвинистов. Все различие между этими мнениями состоит не в результате, а в способе его достижения. Пусть спасение происходит через посредство Евангелия, однако что это изменяет? Это делает исполнение желания Божьего спасти «всех» еще более неисполнимым и ограниченным. Теперь получается, что все, кто не слышал Евангелия в его новозаветном виде, погибли.

Второй признак «гиперкальвинизма» также неудобен для полукальвинистов, поскольку гласит: «Если грешники не могут уверовать без возрождающей благодати Божьей, значит, Бог не может призывать их к вере. Поскольку грешники не могут уверовать, значит, Бог и не призывает их к этому». Бороться с этим доводом Вязовскому пришлось нелегко, поскольку для этого ему пришлось допустить существование свободы воли, по крайней мере, у Адама. А как же у остальных? Ее у них нет. Об этом он умалчивает, а значит проблема переносится в другую область: коль согрешил Адам, то все человечество может нести последствия его греха, но не вины. Следовательно, почему Бог должен был осудить грешников за грех, который они не делали? Значит, их наказывает не непослушание Адама, а воля Божья. Тогда причем здесь апелляция к «первородному греху»? Гиперкальвинисты снова торжествуют: «Это ничего не изменяет, поскольку Бог не может возложить ответственности за чужое непослушание?»

По этой причине Вязовский просто заявляет: «Классический кальвинизм, признавая всевластие Бога, никогда не отвергал учения об ответственности человека. Неспособность грешника повиноваться Богу не снимает с него обязанности повиноваться». Весь вопрос в том, откуда эта неспособность? Кто ее причинил? Если Адам, то все равно – как он посмел это сделать без воли Божьей? И снова воля Божья должна либо допустить грех Адама, как в арминианстве, либо причинить его, коль она имеет принудительное значение, как в кальвинизме. Неужели умеренные кальвинисты считают, что иногда воля Божья не принуждает, коль Адам все же посмел согрешить? Если так, то это шаг не к традиционному кальвинизму, а прочь от него.

Третьей особенности «гиперкальвинизма» Вязовский, следует полагать и Джонсон, уделяют очень мало места: «Раз Иисус Христос умер только за избранных, то нельзя всем без исключения предлагать принять Его (Христа) жертву». И понятно почему: ведь идея избрания противоречит понятию всеобщности. Между тем сказать что-то нужно, и аргумент состоит в констатации факта, что Петр обращался ко всем иудеям, а уверовало лишь «три тысячи» из них. Но что изменилось от того, что услышали «все», что пытаются доказать полукальвинисты? Ничего. Нет смысла во всеобщей проповеди, если она не несет всеобщей возможности уверования.

Двумя последующими признаками «гиперкальвинизма» является его нежелание видеть хоть какую-то долю благодати или любви Божьей, примененной к грешнику: «неизбранные грешники лишены какой бы то ни было благодати Божьей». Здесь критика гиперкальвинизма с их точки зрения правомерна, поскольку сам Кальвин признавал наличие некоторой благодати на невозрожденных людях. Однако с библейской точки зрения здесь он проявил явную непоследовательность: если благодать действует избирательно, то в чем смысл делать часть ее выражения применимой к остальным людям? Ответить здесь способно только арминианское понимание того, что всеобщей благодатью Бог поддерживает способность грешника принять дар спасения и милость Божью. Если же этой благодати никогда не было причин оставлять грешника, тогда она постоянно сопровождает его с самого рождения.

Вязовский пишет верно: «Общая благодать распространяется на каждого жителя Земли. Бог из любви к человеку сдерживает грех и смягчает его разрушительное воздействие на человеческое общество. Он удерживает сатану. Благодаря общей благодати человек имеет представление о морали, о добре и зле, благодаря ей возможно поддерживать порядок в обществе. Одним словом, Бог “повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми” — в этом суть общей благодати». Однако он неверно объясняет характер общей благодати, лишая ее определенного отношения к спасению.

В заключение Вязовский призывает к изучению наследия Чарльза Сперджена и Джеймса Пакера, выставляя их в качестве образцов учения, свободного от крайностей кальвинизма. Однако разбор их богословских предпочтений отдельная тема.

Что же мы можем сказать по поводу недосягаемости умеренного крыла кальвинизма для арминианской критики. Помогло ли ему это отмежевание от «крайностей» гиперкальвинизма? Весьма сомнительно, поскольку там, где он прав, он опирается на библейские данные, там же, где ошибается, он переиначивает их смысл. Скорее всего, это похоже на косметическую правку, которая не может спасти даже делающий уступки кальвинизм от справедливой библейской оценки. Эти уступки арминианству вносят в само содержание кальвинизма еще больше противоречий, чем он имеет благодаря его гиперкальвинистической версии.

Вместе ли или порознь – это два вида ошибочных представлений о Боге, человеке и пути его спасения, которые не могут характеризовать вероучительные убеждения библейского христианина. Там, где борются между собой кальвинисты, арминиане оказываются только в выигрыше. Только арминианское учение является полноценной альтернативой кальвинизму как таковому, несмотря на его дробления и разновидности.

Главная страница | Начала веры | Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки