ВОЗНИКНОВЕНИЕ БАПТИЗМА В РОССИИ

Русско-украинский баптизм, после англо-американского и немецко-европейского, является третьей разновидностью всемирного баптизма. Его отличает не только особенность богослужений в церквах, но и сама история возникновения первых баптистских церквей в России и развития евангельско-баптистского движения.

Возникнув в разных местах и независимо друг от друга, первые поместные общины-церкви объединялись в совместной работе для Царствия Божия, образовывали группы общин, слившиеся позже в единое братство (союз).

Наименование “евангельские христиане-баптисты”, изначально присущее лишь русско-украинско-белорусским общинам баптистов, исторически сложилось из двух родственных евангельских течений в народной среде России: баптистов, первоначально называвшихся “христианами, крещенными по вере”, общины которых возникли в 60-х годах на юге России, и евангельских христиан, появившихся значительно позже и преимущественно на севере страны.

В истории евангельского пробуждения российского народа есть много своеобразного, оригинального, не встречающегося у других народов. В поисках правды Божией и пути спасения русско-украинский народ прошел мучительный многовековой путь от первых сомнений в правомерности установлении православной церкви до обращения к христианству первоапостольской церкви, указанному в Святом Евангелии. Этот исторический путь показан на основании углубленного исследования официальных документов, материалов и других первоисточников, относящихся к истории русско-украинского баптизма.

Прежний примитивный взгляд на происхождение русско-украинского баптизма, как на продукт “злокачественной” немецкой пропаганды, не выдерживает самой элементарной критики. Согласно современной концепции возникновения первых русско-украинских общин, это был самобытный процесс, исходящий из глубин народного духа: духовное пробуждение народа произошло под влиянием Евангелия при действии Духа Святого в определенной исторической обстановке.

Задолго до официального принятия Киевской Русью христианства, оно начало проникать на территорию, заселенную восточными славянами. По свидетельствам церковных писателей IV—V веков, Скифию посещал с проповедью Евангелия Апостол Андрей. Когда в 94 году в Херсонес (Крым) был сослан римский епископ Климент, он нашел там христианскую общину, насчитывающую до двух тысяч членов. За четыре года жизни в Херсонесе Климент успел обратить в христианство значительную часть жителей полуострова.

Первые сведения о христианах Киевской Руси связаны с именами Аскольда и Дира. В 865 году по Р.Х. их дружины потерпели бедствие на море при попытке овладеть Константинополем. Оставшиеся в живых воины после посещения храмовых богослужений в Константинополе обратились от своих идолов к живому Богу и в 866 году по Р.Х. приняли крещение.

В 955 году по Р.Х. после посещения Константинополя княгиня Ольга приняла христианство, а ко времени официального принятия христианства на Руси в 988г. по Р.Х. многие дружинники ее внука, князя Владимира, уже были христианами.

Христианство принесло славянам прежде всего учение о почитании единого живого Бога. С почитанием языческих богов официально было покончено, хотя множество языческих обычаев и поверий сохранилось в народе и бытует до настоящего времени. Принятие христианства способствовало крупньм сдвигам в развитии культуры, особенно благодаря деятельности христианских миссионеров Кирилла (826-869 гг. по Р.Х.) и Мефодия (820—885 гг. по Р.Х.), которые разработали первую упорядоченную славянскую азбуку и привезли славянам свои переводы Священного Писания.

Именно христианству мы обязаны бурным развитием на Руси архитектуры, изобразительного и прикладного искусства, поэзии и многих других проявлений человеческого духа, выведшим и поставившим Киевскую Русь на один уровень с европейскими государствами того времени.

Искание правды Божией и пути спасения в русско-украинском народе обнаружилось с того времени, когда Священное Писание стало доступным значительному кругу лиц православного духовенства, то есть со времени князя Ярослава, положившего начало книжной культуре на Руси. Уже тогда в среде духовенства находились личности, искавшие живого общения с Богом, которых не удовлетворял внешне пышный, но внутренне омертвелый •церковный обряд. Умевшие читать и имевшие доступ к Св. Писанию обращались непосредственно к Евангелию, как к единственному авторитетному источнику правды Божией. Это приводило к разномыслием внутри официальной церкви и порождало различные ереси и секты.

В конце XIV столетия впервые на Руси обнаружило себя движение евангельского направления, названное в литературе движением стригольников. В 70-х годах XIV в. псковские диаконы Никита и Карп открыто восстали против “поставления пастырей на мзде” (за плату). Кроме того, они отвергали церковную иерархию и платное исполнение церковных треб. Они нашли себе много последователей среди прихожан, из которых вначале и образовался религиозный круг, получивший свое название от специфической стрижки новообращенных — “на три перста под ухом”. Стригольники отвергали важнейшие установления православной церкви. Отвергая иерархию, они выступали за всеобщее священство, предпочитая духовенству как сословию проповедников, избранных общиной. Они отрицали также монашество как сословие;

отвергали право священников совершать исповедь, признавая лишь за Иисусом Христом посредничество между Богом и человеком; отрицали почитание изображений святых угодников, апостолов и даже Христа.

Стригольники считали себя носителями новой веры, основанной на правильном понимании Св. Писания. В основе их вероучения были заложены важнейшие евангельские принципы: признание в деле спасения авторитета Евангелия и непризнание его за преданием; всеобщее священство верующих; оправдание верою; необходимость общественного покаяния (а не исповеди у священников); призыв общества к нравственному возрождению. Свою задачу стригольники видели не в обновлении православия, а в отходе от него. Их общины по простоте устройства напоминали ранние христианские церкви (имеется большое сходство стригольников с ранними штундистами середины XIX столетия). Евангельское движение конца XIV века на Руси в лице стригольников на целое столетие опередило евангельское движение Лютера-Цвингли в Западной Европе. И, что немаловажно, движение стригольников было явлением самобытным, возникшим в среде низшего духовенства, не искушенного в богословии.

Иерархи господствующей церкви, начав с увещания отпавших от православия стригольников, вскоре перешли к более решительным действиям. Последовал разгром общин стригольников и физическое истребление их проповедников: диаконы Никита и Карп были утоплены в р. Волхов. Это движение продолжало существовать более полувека, но затем угасло в не просвещенной Словом Божьим народной среде

Следующие столетия (XV—XVI) отмечены возникновением на Руси рационалистических направлений религиозной мысли. Основоположники их (“нестяжатели” Башкин, Косой и другие) обычно ограничивались поисками путей обновления родного православия. При всей очевидности внутренней несостоятельности установлении официальной церкви и уклонения православия от истинного христианства в сторону мертвого обряда многим церковным иерархам представлялось слишком страшным идти на полный разрыв с православием. Однако старые мехи не способны были сохранить новое вино: евангельские принципы в практической жизни церкви утрачивались. Высшее духовенство жестоко расправлялось с “нестяжателями”, как и с прочими религиозными вольнодумцами, но идеи их еще долго жили.

В конце XVII столетия в православной церкви произошел старообрядческий (Никоновский) раскол. Он, как известно, имел побудительные причины, не имеющие ничего общего с евангельским пробуждением. Вместе с тем этот раскол способствовал возникновению последующих как рационалистических, так и мистических движений в религии. Жестокие церковно-госу дарственные меры, применявшиеся к раскольникам, и условия их религиозного и социального быта в изгнании после отделения от официальной церкви способствовали разделению их на изолированные друг от друга группы (толки, течения, согласия, скиты).

Одной из них была мистическая изуверская секта хлыстов, названная так в народе за их обычай хлестать себя прутьями в приступе экстаза при радениях. Доверяясь лишь внутренним (исходящим от духа человеческого) “озарениям”, не проверяя их Писанием и пренебрегая разумным служением Богу, мистические уклоны в религии приводили к тупикам, к замкнутым сектам. Такими были, кроме хлыстов, “духоносцы”, “духовный союз Татариновой” (цивилизованное хлыстовство) и другие подобные им группы.

От хлыстовства к середине XVIII века отпочковалось еще более изуверское мистическое направление — скопчество, с его противоестественным актом оскопления.

В начале XVIII века впервые обнаружилось влияние на религиозное сознание русского народа западного протестантизма. Так, появилась “секта вольнодумца Тверитинова”. Тверитинов, обучаясь медицине в Немецкой слободе Москвы, увлекся протестантизмом. Он прямо и открыто порицал установления православной церкви, доказывал несообразность их со Св. Писанием, внутреннюю несостоятельность и позднейшее происхождение множества обрядов. Однако, пытаясь перенести западное протестантство в русскую народную среду, Тверитинов отвергал важнейший протестантский догмат об оправдании верою. Он доказывал, что спасение можно приобрести лишь через добрые дела и заслуги перед Богом. Отрицал он также и практику установлении Христа и апостолов о крещении и хлебопреломлении, понимая их лишь духовно. Приобретя в первое же десятилетие своей проповеди несколько тысяч последователей, он позднее, не выдержав суровых преследований со стороны православной церкви, сам отрекся от своих взглядов.

К середине XVIII века получили развитие мистико-рационалистические идеи. Начало мистико-рационалистическому направлению религиозной мысли было заложено в учении духоборцев (духоборов). Они отрицали авторитет вселенских соборов, святых отцов, иерархов, вообще всю внешнюю религиозность во имя поклонения в духе и истине. Основной догмат духоборцев состоит в том, что спасение идет от духа, а не от книги печатной; оно — в книге живой, “переходящей от одного поколения к другому, и в живой памяти”. Быть письмом Христовым, “узнаваемым и читаемым всеми человеками”, считалось неотъемлемой составляющей жизни духоборцев. Единственным источником веры и спасения признавалось живущее в человеке Слово Божие. Божественное происхождение Библии они признавали, но предоставляли всякому брать из нее то, что он считал для себя полезным. Они отрицали клятву, присягу, участие в войне. Распространению духоборчества в России во многом способствовала их трезвая, тихая, праведная жизнь, полная трогательной заботы о нуждах других. Во многом они напоминают квакеров. Не случайно поэтому квакеры, посетившие общины духоборцев в конце столетия, увидели в них своих духовных братьев. За свою историю жизни в России духоборцы пережили немало противоречивых периодов: до начала XIX столетия — жестокие преследования и гонения; десятилетия благоденствия (в середине столетия) и, наконец, жизнь в изгнании в Канаде, куда они выехали в 1895г.

Непосредственно от духоборцев ведут свое начало молокане, являющиеся представителями наиболее выраженного мистико-рационалистического направления религиозной мысли в простом народе. Сами они называют себя “духовными христианами”, прилежно изучающими Слово Божие и питающимися Им, как “чистым словесным молоком”.

Основателем молокан был крестьянин Семен Уклеин, бывший прежде в общине духоборцев. В противоположность духоборцам, которые не рекомендовали читать Библию, считая ее большою “хлопотницею”, Уклеин учил признавать за истину только то, что написано в Библии, считая остальное вымыслом человеческим. Он не отрицал “внутреннего просвещения”, “озарения”, но считал необходимым проверять его Библией.

К концу 70-х годов XVIIIвека Уклеин имел уже много последователей как среди духоборцев, так и среди православных. Молоканство распространилось по губерниям Центральной России, Украины, по Поволжью и Кавказу. Долгое время царское правительство не отличало молокан от духоборцев, подвергая их репрессиям в равной степени. Но в царствование Александра I молокане получили официальное признание и даже удостоились благосклонного отношения за их примерную христианскую жизнь. Молокане-уклеинцы учили, что Христос основал церковь, которую вначале составляли апостолы, а потом — все уверовавшие во Христа. “Но истинная церковь существовала только до вселенских соборов, на которых учителя церкви, утратив христианство, ввели в него языческие верования и обряды. Теперь настоящую церковь составляют только истинно духовные христиане, исповедующие только то, чему учит Евангелие”. Вместе с тем некоторые евангельские установления они объясняли духовно, отрицая необходимость водного крещения и хлебопреломления. “Священники в церкви не нужны, —учили молокане, — мы имеем единого Первосвященника, Который воссел одесную престола величия на небесах”. Они признавали святость Богородицы и Апостолов, но не поклонялись и не молились им.

В 20-е годы прошлого столетия среди молокан распространилось “пророчество” пиетиста Юнга Штиллинга о скором (в 1836 году) пришествии Христа. Стали объявляться среди них лжепророки, лжехристы и даже “царь Салима Мелхиседек”. Прошел 1836 год, и трепетное ожидание пришествия Христа сменилось разочарованием, глубоким духовным кризисом в их среде и появлением нескольких молоканских толков. В Закавказье искренние искатели истины при молитвенном размышлении над Словом Божиим пришли к убеждению о необходимости водного крещения и хлебопреломления, как установлении Христа и Апостолов. Их стали называть “водными”. Им суждено было стать предшественниками баптистов среди русских молокан. Крайне мистически настроенные молокане восприняли хлыстовские элементы, образовав секту “прыгунов”. Появились среди молокан и такие, которые являли собой возврат в православие.

Евангельское пробуждение в российском народе подготавливалось бурным развитием исторических событий конца XVIII — первой половины XIX столетий. Наиболее существенными в этом отношении были: закрепление России в северном Причерноморье с заселением присоединенных земель; победоносные войны Наполеона в Европе и разгром его армии в Отечественной войне 1812 года; продолжение заселения Причерноморья и внутригосударственные мероприятия русского правительства.

К концу XVIII столетия в результате многочисленных войн с Турцией Россия приобрела выход к Черному морю и утвердилась на его северных берегах. Новые земли представляли собой в то время обширные, никем не заселенные пустыри. Для заселения их правительство Екатерины II пригласило иностранных колонистов (преимущественно немцев), среди которых значительную . часть составили меннониты и, частично, лютеране из Пруссии и Данцига. Приглашенные меннониты, как наиболее организованные в общинно-хозяйственной жизни, получили от русского правительства целый ряд льгот и привилегий. В период с 1789 по 1815 годы их колонии организовали два меннонитских округа: Хортицкий (из 18 колоний) и Молочанский (40 колоний). Несколько колоний в Херсонской губернии организовали лютеране из Данцига. Все переселения немцев довоенного времени диктовались сугубо хозяйственно-экономическими соображениями: возможностью заселения пустующих земель с намерением обрести безбедную жизнь.

Значительные площади плодородных южных земель раздавались царским правительством российским дворянам, которые создавали здесь крупные поместья. Здесь же селились крестьяне-малороссы и отчасти ремесленники.

Наполеон Бонапарт в 1805 году вовлек французскую нацию в политику завоеваний. До 1811 года империя Наполеона распространилась почти на всю Западную Европу и имела под своей властью около 100 миллионов жителей. Окрыленный победами, Наполеон в 1812 году с полумиллионной армией двинулся на Россию. После сражения при Бородино он вступил в Москву, но, не добившись ответа на свои предложения о заключении мира, вынужден был начать отступление. Это отступление кончилось гибелью великой армии: в Париж Наполеон возвратился в крестьянских санях с 15 тысячами уцелевших французов. Попытка восстановить былую славу привела Наполеона к полному краху и низложению.

Мировые события 1805—1815 гг. потрясли христианский мир Европы. Стремительное восхождение Наполеона и ужасное его падение произошли на глазах одного поколения, которое в немом изумлении следило за событиями и еще при первых успешных завоеваниях принялось осмысливать происходящее. Многие христиане, в особенности в пиетических кругах Запада, называли Наполеона апокалипсическим “зверем из бездны”. После разгрома его армии императора Александра I стали называть “белым ангелом”. К этому присовокупили толкования немецких богословов Бенгеля (1687—1752 гг.) и пиетиста Юнга Штиллинга (1740—1817 гг.) о времени наступления тысячелетнего царства и второго пришествия Христа за Церковью. Указывался 1836 год. Появились “пророки” и “пророчицы”, которые указывали на восток, пустыню, где должно спастись “жене, скрывающейся от ярости дракона”. Таким местом большинство указывало на пустующие места юга России, куда был открыт свободный доступ. В наиболее сильной форме дух таких пророчеств отразился на пиетистах Вюртемберга крайнего толка (Южная Германия). Они назывались сепаратистами (выделившимися). Будучи недовольными греховной жизнью окружающих их людей, они стремились устроить на земле общество верующих, в котором “не существовало бы условий для греховной жизни”, но обитала бы “правда Божия на земле”. Поэтому значительная часть пиетистов (в том числе и пиетисты-сепаратисты) стали переселяться в большом количестве в другие страны, главным образом в северное Причерноморье, образовывая свои колонии. Так образовались колонии Рорбах, Вормс, Нейгоффунг и другие. Эти переселения, побудительной причиной которых, в основном, были религиозные мотивы, составили вторую волну иммиграции в Россию.

В 1861 году в России была объявлена крестьянская реформа, которая явилась отдаленным последствием Отечественной войны 1812 года. Освободившись от крепостной зависимости, безземельные крестьяне, не имевшие в большинстве своем возможности приобрести землю, вынуждены были изыскивать пути содержания себя и своих семейств. Владевшие ремеслами уходили на заработки в ближайшие строящиеся города (Николаев, Херсон, Одессу, Александровск). Другие нанимались работниками к немцам-колонистам. И лишь немногие, так называемые десятинщики, арендовали на кабальных условиях небольшие участки земли у бывших своих помещиков. Крепостному человеку было не до духовных вопросов. С реформой изменился нажитой уклад жизни крестьянина. Чувство человеческого достоинства пробудило в нем духовные потребности. Дух свободы и независимости личности отразились в той или иной форме на многих сторонах освобожденного народа, и неудивительно, что это проявилось и в религиозной жизни. Известный пионер евангельско-баптистского движения В.Г. Павлов отмечал, что “... лишь с освобождением крестьян от крепостной зависимости, началось пробуждение религиозного сознания русского народа, которое выразилось в движении, получившем название "штундизм"”. Дух народа, жаждущего духовной свободы, пробудился от вековой дремоты.

Побудительной причиной возникновения протестантских библейских обществ и миссий в историческом плане были те же мировые потрясения 1805—1815 гг. Если до наполеоновских войн в Европе существовали лишь “Баптистское общество распространения Евангелия”, “Лондонское общество миссий” и “Британское” и “Иностранное” Библейские общества, то после войны было основано еще 12 обществ и миссий .

В 1813 году в России было учреждено “Российское Библейское общество” во главе с президентом князем А.Н. Голицыным и членом общества императором Александром I. Общество поставило себе целью издание и распространение Слова Божиего как на славянском, так и на других языках народов Российской Империи. Важнейшим направлением деятельности общества был перевод и печатание Св. Писания на живом русском языке, понятном всем русским, украинцам и белорусам, составлявшим основное население России. В 1822 году переведенный Новый Завет поступил в распространение.

Распространителей книг Св. Писания было немного. История сохранила на своих страницах имена трех личностей, отдавших этому благословенному делу не один десяток лет своей жизни. Это Мельвиль (шотландец, русские помнят его по имени Василий Иванович), Яков Деляков (ассириец) и Отто Форхгамер (датчанин). Благодаря им и другим подобным им за 13 лет своего существования (до 1826 г.) общество издало и распространило свыше полумиллиона экземпляров Нового Завета и Библии на сорока одном языке, в том числе свыше 40 тыс. экземпляров Нового Завета на русском языке.

В 1820 году была начата работа по переводу на русский язык книг Ветхого Завета, но с наступлением мрачного 30-летнего периода николаевской реакции она была прервана: “Российское Библейское общество” было закрыто, напечатанные книги Нового Завета не были допущены в продажу, а Пятикнижие Моисееве... сожжено. В этот период распространялись лишь немецкие и русские переводы Нового Завета Лейпцигского и Лондонского изданий через магазины “Британского” и “Иностранного” Библейских обществ.

Лишь через сорок лет, благодаря настоятельным ходатайствам блаженной памяти митрополита (Московского) Филарета, было возобновлено дело перевода Св. Писания на русский язык. Так, в 1862 году было положено начало периодическим изданиям так называемого синодального перевода Нового Завета, а в 1876 году — полной Библии, которыми до сего времени пользуется русскоговорящее население России.

Распространению этих изданий среди народа с 1863 года способствовало специальное “Общество для распространения Св. Писания в России”. С 1876 года к этому делу подключилось “Общество поощрения духовно-нравственного чтения”. Первое просуществовало 30 лет, второе — всего восемь. За этот период обоими обществами было распространено более полутора миллиона экземпляров Нового Завета, его частей и Псалтирей разного формата, в том числе 150 тыс. в Сибири, Приамурском крае и Туркестане.

Непосредственными распространителями книг Св. Писания были так называемые книгоноши. Их было немного. Назовем некоторых из них, внесших значительный вклад в это многотрудное дело: первые книгоноши Отто Форхгамер и Мельвиль (уже упомянутые нами); Синклития Филиппова (“старушка с книгами”);

Ян Тиденберг (молодой эстонец); Иван Голубев (распространял книги Св. Писания по азиатской части Российской империи и Туркестану); С. Васильев и Э. Синицын (в Москве и Подмосковье) Так по промыслу Божию при содействии Дух;

Святого через немощных и ничего не значащие в мире людей подготавливалось поле, “которое есть мир”, для сеяния семени благодати спасения в российском народе.

Ко времени евангельского пробуждения в России народы, населявшие ее, были по преимуществу право славными. Мы далеки от мысли порочить православие как таковое, памятуя о том, что православие породило в российском народе великое богоискание. Из православия вышли первые благословенные проповедники евангельской истины Михаил Ратушный, Иван Рябошапка Ефим Цимбал, Модест Корф, Елизавета Черткова, Василий Пашков, Наталья Ливен и многие другие. С благодарностью мы отмечаем заслуги православной церкви в деле сохранения Священного Писания для народа и в том, что она сделала его доступным всякому читающему. Изложенное в это”-разделе преследует единственную цель — показать, в каком состоянии была народная среда накануне принятия Слова Божия.

Для большей объективности оценка состояния внутренней жизни приходских общин дана с точки зрения самих православных иерархов — таких, как Арсений Рождественский, Епископ Алексий , архиепископ Никанор, священники Ушинский и Терлецкий, А. Воронов. По единодушной оценке, внутренняя жизнь православных приходов находилась в глубоком религиозном упадке. Духовная жизнь народа “...выражалась во внешнем исполнении предписаний церкви... в произнесении слов молитвы, часто бессвязных, в присутствии на богослужениях без понимания высокого значения его, без всякого знания начал христианского учения”. “Он называет себя христианином и не может дать отчета, почему так называется; он молится Богу, болтая только языком, ограждая себя крестным знамением машинально; он содержит праздники и посты, говеет, почитает святых, поклоняется иконам и все это делает потому, что так делали его предки, и так поступать ему заповедали. На христианских святых он переносит грубые представления язычества, называя их богами”. Простой народ жил если не во тьме, то во мраке духовном.

Сельские пастыри, погруженные в бездну забот о содержании своих семейств, ограничивались отправлением богослужения и сбором “доброхотных даяний” с прихожан за требоисполнения. Плата за требы определялась священниками произвольно, что обременяло прихожан и вызывало ропот и недоверие к духовенству. Религиозное невежество простонародья и недоверие его к пастырям повлекло за собой нравственную распущенность. “Главные пороки прихожан, — как сообщал благочинный Киевской епархии, — составляют: пьянство, воровство и прочие необузданности”. “Пьянству предавались не только мужчины, но и женщины и обоего, пола подростки”, — сообщал священник Дьяковский. Самые искренние и благожелательные попытки некоторой части сельской интеллигенции внести в жизнь народа начала высокой культуры часто оканчивались неудачами:

голос одиноких просветителей зачастую не достигал народного слуха. Невольно вспоминается сокрушенный возглас Иоганна Онкена, который проезжал через всю Украину в 1869 году, направляясь в немецкие колонии Юга: “Сколько великих благодеяний влечет за собой Евангелие! Сжалься, Господи, над этим бедным и несчастным народом... Какое несчастье натворили неверные церкви...”^.

Не в лучшем состоянии пребывало и великосветское общество, столичная аристократия. Для него, по преимуществу, характерно было< легкомысленное отношение к вере. Перенесенная на русскую землю европейская цивилизация (преимущественно из Франции после окончания войны с Наполеоном) подготовила почву для скептического отношения высшей, интеллигенции к православию. “Вопросы религии, православия если не исключались совсем, то, во всяком случае, отодвигались на задний план”, — пишет Г. Терлецкий.

В России к этому периоду времени получило широкое распространение религиозное течение молокан. Оно также явилось благоприятной почвой для сеяния Слова Божия. Из молоканства вышли выдающиеся деятели русского баптизма — такие, как Никита Воронин, Василий Павлов, Дей Мазаев, Иван Жидков, Федор Балихин и другие. После несбывшихся в 1836 году “пророчеств” о втором пришествии Христа молоканство пережило внутренний кризис, который привел к религиозно-нравственному упадку среди его последователей. Большая часть их увлеклась устройством земного благополучия и нуждалась в духовном просвещении не меньше православных

Ко времени евангельского пробуждения основная масса российских немцев-колонистов (в третьем, а некоторые уже в четвертом поколении) представляли “окостенелых” христиан, в практике жизни давно утративших основы своих верований. Они так же, как и окружающие их украинцы и русские, нуждались в евангельском пробуждении от греховного сна, о чем свидетельствовали Иоганн и Карл Бонекемперы, Иоганн Прицкау и Абрам Унгер.

Первые евангельско-баптистские общины возникли в России в 60— 80-х годах XIX в. в четырех обособленных друг от друга регионах: на юге Украины (Херсонская, Екатеринославская и Киевская губернии), в Закавказье, в Петербурге и в Таврической губернии Левобережной Украины. Возникновение первых общин в каждом из этих регионов имеет свою предысторию и своих предшественников. Так, путь к баптизму на юге Украины шел через штундизм, меннонитское братство и первых баптистов среди российских немцев.

Меннонитское братство, возникшее на юге Украины на волне общего евангельского пробуждения в России, имело своим внешним толчком новопиетическое направление в штундизме. Возникновению первой баптистской общины среди молокан Закавказья предшествовало появление учения “водных” молокан. Для менее податливых и настороженных молокан Таврической губернии подготовительной ступенью было возникновение в их среде новомолокан, так называемых евангельских христиан — “захаровцев”. Нити “петербургского пробуждения”, ставшего плодом проповедника лорда Редстока в среде высшей аристократии, ведут к пробуждению двух знатных дам (Елизаветы Чертковой и Натальи Ливен), обратившихся и переживших возрождение еще до появления в Петербурге приглашенного ими лорда Редстока.

Все это были первые ступени “приготовления пути Господу”, когда стези к сердцам для благодати спасения делались прямыми, всякие долы (низины народной среды) наполнялись духовным содержанием, всякая гора и холм человеческих превозношений понижались, кривизны прежних путей выпрямлялись и неровные пути делались гладкими (Лк. 3:4-5).

Евангельскому пробуждению среди украинцев предшествовало пробуждение среди потомков немцев-колонистов, которое развивалось в двух направлениях. В реформатских и некоторых лютеранских колониях пробуждение происходило в рамках официальной церкви. В меннонитских и частично лютеранских колониях (Новый и Старый Данциг и других) пробуждение привело к организации новых общин, членами которых становились только возрожденные люди.

Соответственно этим направлениям среди российских немцев сформировались две так называемые штунды (“Stunde” — от нем. “час”):

1) Штунда пиетическая, к которой принадлежали выходцы вюртембергских пиетистов, переселившихся из Германии в Причерноморье еще в 1817—1821 гг., в частности в колонии Рорбах и Вормс. Членов этих кружков называли штундистами только окружающие люди: сами же они свое общество называли “братством друзей Божиих”. Развитию пиетической штунды способствовал прибывший сюда в 1824 году реформатский пастор Иоганн Бонекемпер .

2) Штунда, возникшая уже здесь (и только здесь — на юге Украины!) среди лютеран и меннонитов значительно позже первой. Она возникла вначале- в форме “вюстовских кружков” (по имени лютеранского проповедника Эдуарда Вюста) и меннонитских новопиетических групп (на Хортице). Эта штунда представляла евангельское пробуждение в духе нового пиетизма. Членов этих кружков и групп также называли штундистами, не различая одних от других по характеру. Сами же они считали себя просвещенными светом Евангелия “братскими меннонитами”, в отличие от церковных меннонитов, принадлежащих к официальной общине. Иерархи православной церкви относились к штундистам пиетического направления терпеливо до тех пор, пока не появились подозрения в “совращении” православных в “немецкую веру”. Штундисты новопиетического направления, образовав свои группы вначале среди меннонитов, сразу же заявили о своем выхода из официальных церковных приходов и отказались от “падших церквей”, образовав “особую общину, в которой жизнь соответствовала исповеданию”. Новопиетическое направление нашло свое признание и среди лютеран, где также образовались новопиетические группы. Новопиетические штундисты, в отличие от “братства друзей Божиих”, подвергались с самого начала не только притеснению со стороны своих бывших церквей (меннонитской и лютеранской), но и судебному преследованию как сектанты. Уже тогда в них виделось нечто новое, что могло коренным образом изменить религиозную жизнь не только немецких колоний, но и смежных с ними украинских сел.

Основными предпосылками евангельского пробуждения украинцев, кроме уже охарактеризованных исторических, были свободолюбивый дух народа, который за столетие крепостного права еще не успел угаснуть, и неуемное искание правды Божией, присущее украинскому и русскому народам. К концу первой половины XIX столетия среди украинцев уже появились отдельные личности, ищущие выхода из окружающего их духовного мрака. Этот выход они находили в Евангелии, ставшем доступным для многих. В меру своих познаний они старались делиться своими духовными открытиями с другими искателями Правды Божией. Так появились местные сельские и странствующие проповедники — предвестники евангельского пробуждения среди украинцев .

Евангельское пробуждение украинцев обозначилось появлением в их среде штундистов пиетического и новопиетического (меннонитского) направлений. Но прежде чем говорить о влиянии немцев-штундистов на религиозное пробуждение украинцев, заметим, что последние всегда отличались индифферентностью к любым нововведениям извне. Те же самые украинцы до евангельского пробуждения, живя бок о бок с немцами-колонистами на протяжении 50—60 лет и будучи зачастую у них наемными рабочими, всегда упорно сохраняли свои бытовые нравы, обычаи и верования и не хотели никогда перенимать от немцев не только их веру, но даже и хозяйственные улучшения. О том, как могло случиться, что многие из них в течение каких-нибудь десяти лет отвернулись от православия и переняли “немецкую веру”, с изумлением говорили и писали православные исследователи .

Однако здесь надо сделать существенное возражение: украинцы не переняли верования немецких колонистов. Никто из них не стал лютеранином, реформатом или меннонитом. Пока волна евангельского пробуждения не захватила российских немцев, оно (пробуждение) не коснулось и украинцев. Российских немцев пробуждение коснулось несколько раньше потому, что Слово Божие им было доступнее — почти все они имели в домах Библию на родном языке, чего лишены были до последнего времени украинцы и русские. Кроме того, немцы не были в крепостной зависимости. Одним из первых украинских штундистов, искренне искавших истину, был житель деревни Основы Одесского уезда крестьянин Онищенко. Будучи сорока лет от роду и состоя в работниках у немцев неподалеку от г. Николаева, он в поисках истины спасения сблизился с немцами-штундистами, которые не посещали кирхи, а ограничивались религиозными общениями в своих домах.. По его свидетельству, он долгие годы имел глубокие духовные переживания. О своем обращении он рассказывал: “Я был прежде как свинья: хуже даже скота, потому что скот делает то, что ему следует; я скверный был. Я однажды молился, молился на поле, я плакал, я кричал: Господи, вразуми меня, исправь меня! Не знаю кто — я этого не видел — точно снял с меня одежду, и сделалось мне легко, и стал я свободный и узнал Бога” . Это произошло с ним в 1858 году. Тогда же он присоединился к верующим колонистам, которые именовались “братьями”, но которые были еще сторонниками крещения детей.

Когда он возвратился в свою деревню, то стал делиться своим познанием Господа с соседями. У него появился ревностный последователь — Михаил Ратушный (1830— 1915 гг.), сосед по дому. Они часто вели задушевные беседы, хотя Ратушный был значительно моложе Онищенко. Ратушный, в свою очередь пережив возрождение, стал проповедовать другим. У него вскоре появился деятельный помощник в деле проповеди Евангелия — Герасим Балабан, проживавший здесь на правах пришлого из Киевской губернии. Вскоре образовалась первая община украинских штундистов, как их стали называть по одинаковости благочестивых упражнений с немцами-штундистами из соседней колонии Рорбах. На своих собраниях, которые они проводили после церковной службы, штундисты читали Новый Завет синодального издания, молились и пели духовные гимны из сборника “Приношение православным христианам”. К 1867 году эта община насчитывала вместе с жителями соседних деревень (Игнатовки и Ряснополя) 35 семей. С этого времени они стали испытывать со стороны православной церкви притеснения. Она лишала их драгоценных книг (Евангелия, сборника духовных песен, Псалтыря) и даже применяла гонения с физическими расправами. Тогда-то они и порвали связь с официальной православной церковью, хотя реформатский пастор соседней колонии Рорбах Карл Бонекемпер, с которым основские штундисты поддерживали связь, советовал брать от немецких штундистов лишь то, что не противоречит православию, а именно: стремление к изучению Св. Писания и добрую христианскую жизнь, не оставляя официальной церкви.

Иного характера были в эти же годы украинские штундисты в Елизаветградском уезде (деревнях Карловке и Любомирке). Это были штундисты новопиетического направления. Они появились тогда, когда на юге Украины, да и вообще в России, не было ни одного баптиста, а были лишь недавно возникшие новоменнониты (“братские меннониты”) и “вюстовские братства” (среди лютеран).

В деревнях Карловке и Любомирке штундисты-украинцы возникли почти одновременно вследствие широкого евангельского пробуждения в духе нового пиетизма, охватившего с 1859 года лютеран в колониях Новый и Старый Данциг, из которых последняя соседствовала с Карловкой (через речку). После отмены крепостного права некоторые крестьяне Карловки состояли сезонными работниками у колонистов Старого Данцига . К 1866 году трое из них — Ефим Цимбал, Трифон Хлыстун и Федор Голумбовский — обратились к Господу и стали ревностно свидетельствовать в своей деревне. В 1867 году образовалась община штундистов-малороссов новопиетического направления, члены которой сразу же отделились от православия.

В деревне Любомирке первым штундистом из украинцев был Иван Рябошапка (1831—1900 гг.). К осознанию собственной греховности привел его житель колонии Старый Данциг Мартин Гюбнер. Он помог Рябошапке всмотреться в самого себя и в людей, окружавших его. При этом он указывал на учение Евангелия как на средство спасения. Вскоре в Рябошапке произошла заметная перемена:

“...в местах увеселений он не показывался, и часто его видят, — как рассказывает очевидец, — сидящим у двери мельницы с букварем в руках... или читающим Евангелие” . В возрасте 30 лет он самостоятельно научился читать и писать по-русски, а потом понимать написанное по-немецки из немецкого Евангелия. Однажды ему открылась 7 глава Евангелия от Матфея. Не спеша, обращая внимание на каждый стих, он прочитал всю главу и вдруг ^; почувствовал желание помолиться. Он склонил колени и, впервые в своей жизни сознательно обратился к живому Всемогущему Богу, из глубины сердца прося у Него прощения всех своих грехов. Впоследствии он вспоминал свое состояние: “От радости я кричал на мельнице, я славил Бога”. Рябошапка стал проповедовать другим. Через него вскоре уверовали И. Рыбалко, М. Кравченко и еще несколько человек. Образовалась группа из 10 семей. Эта община постоянно увеличивалась, так что к 1867 году в ней насчитывалось 30 человек. В Карловке и Любомирке, как и в Основе, на собраниях читали Новый Завет синодального издания, пели гимны из сборника “Приношение православным христианам” и молились незаученными молитвами.

Первое время штундисты еще посещали церковные богослужения и не разрывали своих связей с православной церковью. Для крещения детей, совершения браков и погребения умерших они еще обращались к православным пастырям и не пренебрегали ими. Когда же их собрания стали преследовать, что сопровождалось отбиранием литературы, они полностью отвернулись от православия.

Подводя итог сказанному о пробуждении украинцев, отметим, что штундисты и Диетического (Основа, Игнатовка), и новопиетического влияний (Любомирка, Карловка) появились одновременно, вскоре после отмены крепостного права, после появления синодального русского перевода Нового Завета и вслед за евангельским пробуждением среди российских немцев. Процесс евангельского пробуждения был, таким образом, единым как для немцев, так и для украинцев.

Возвращаясь несколько назад, рассмотрим евангельское пробуждение в немецких колониях юга Украины. Первые проблески его появились с началом проповеднической деятельности прибывшего в 1824 году в колонии Рорбах и Вормс реформатского пастора Иоганна Бонекемпера. За пятнадцать лет своего пребывания на Украине он неоднократно посещал самые отдаленные колонии, оживляя бывшие штундовые братства и поместные реформатские церкви. Этому способствовало, в основном, распространение среди них Св. Писания на родном языке, ставшее возможным благодаря деятельности Библейских обществ (Российского и Иностранного).

Через шесть лет после И. Бонекемпера к пиетистам-сепаратистам колонии Нейгоффнунг прибыл молодой пастор Эдуард Вюст. Его приезд был вызван плачевным состоянием сепаратистов, которые переживали глубокий духовный кризис, разочаровавшись в своих ожиданиях пришествия Христа в 1836 году. Своими горячими проповедями в духе нового пиетизма Э. Вюст зажег огонь евангельского пробуждения во многих колониях, который вскоре распространился и на меннонитские колонии . Среди меннонитов Молочанского округа Э. Вюст нашел наиболее подготовленную среду и способствовал бурному пробуждению среди них. К 1858 году в среде церковных меннонитов возникла отделившаяся затем община братских меннонитов, члены которой были духовно живыми, возрожденными душами.

Независимо от пробуждения на Молочной и несколько ранее началось пробуждение среди меннонитов Хортицкого округа. Их не достигала деятельность Э. Вюста. В этом округе один меннонит, молитвенно изучая Слово Божие, покаялся и пережил возрождение. Он стал свидетельствовать о своем обращении другим. В колониях Кросвейде и Эйнлаге в 1855 году образовалась группа верующих, состоявшая вначале из 18 душ, а потом из 50. Так возникла община новоменнонитов, официально отделившихся от духовно “остывших” церковных меннонитов.

К 1860 году перед отделившимися братскими менно-нитами Молочанского округа стал вопрос о крещении, •который горячо обсуждался в их группах, поскольку практикуемое крещение обливанием представлялось не библейским. Они вспомнили историю крещения со времен Менно Симонса и анабаптистов, считавших крещение младенцев, а равно и невозрожденных душ (каковыми, в основной массе, были церковные меннониты) недействительным. Они пришли к убеждению о необходимости крещения лишь возрожденных душ и притом погружением. Так на основе своей живой веры они пришли к пониманию библейско-апостольского крещения. Но из-за отсутствия крестителя (такового не было, а привлечение его из-за границы не допускалось по условиям государственной церкви) сам акт первого крещения совершился весьма необычно, посредством взаимокрещения. Двое из них, Яков Беккер и Генрих Бартель, 23 сентября 1860 года в водах реки Курушань крестили друг друга в присутствии других членов общины, пришедших сюда после вечернего собрания. Для выполнения акта крещения на них предварительно были молитвенно возложены руки духовным старшиной. После этого волнующего акта, уже имеющиеся крестители стали совершать крещения прочих погружением. Через год были крещены некоторые новоменнониты Хортицы, в их числе Абрам Унгер, будущий креститель украинца Ефима Цимбала. К 1862 году хортицкие новоменнониты насчитывали в своей общине уже 76 человек.

С введением крещения только обращенных и возрожденных через покаяние душ и только погружением, а также допущения к хлебопреломлению только возрожденных и крещенных душ братскими меннонитами утверждались основные положения баптистского вероучения.

Зажженный Э. Вюстом огонь покаяния и обращения с особойсилой разгорелся после его смерти в самых отдаленных лютеранских колониях — Новом и Старом Данцинге. Пережившие возрождение члены “вюстовских братств” этих колоний прилежно изучали вопрос о водном крещении. Их не удовлетворяла позиция Э. Вюста, который не придавал этому вопросу большого значения (сам он был сторонник крещения детей). Они изучали сочинения английского проповедника Ч. Сперджена о несостоятельности крещения детей, а также “Проповеди” шведского богослова Л. Гоффакера. В результате к 1864 году в Новом Данциге насчитывалось 11 убежденных и подготовленных к крещению душ . Первое крещение здесь уже было кому совершать: для этого был приглашен .из колонии Эйнлаге братский меннонит Гергард Вилер. Вскоре крещения были совершены и в Старом Данциге. Поскольку братские меннониты держались тех же взглядов на крещение и хлебопреломление, что и баптисты, то первые группы крещеных в этих колониях стали называться баптистами. 1864 год считается годом возникновения первой на Украине баптистской общины, состоявшей исключительно из российских немцев.

Евангельское пробуждение украинцев не остановилось на штундизме, возникшем в их среде. Усердно изучая Слово Божие, штундисты ощущали недостаток познания ими истины в начатках учения о спасающей благодати. Их не удовлетворяли одни только благочестивые упражнения в их собраниях; их волновали вопросы оправдания верою независимо от дел, о действительности крещения, совершенного во младенчестве, об отношении к установлениям православной церкви и другие. С возникшими вопросами они обращались к старшим братьям по вере, для которых их искания были уже пройденным этапом. Но К. Бонекемпер (сын Иоганна Бонекемпера, ставший пастором в колонии Рорбах) и другие штундисты-пиетисты, будучи по вероисповеданию сторонниками крещения детей, не могли дать удовлетворяющего ответа на ряд вопросов, в том числе на вопросы, связанные с крещением. Более того, К. Бонекемпер советовал им не оставлять православной церкви и оставаться в приходах. Но оставаться даже номинально в церковном приходе значило держаться установлении православия со всеми атрибутами (почитания мощей, икон, соблюдения постов, крестного знамения и проч.). Это было, как многие из них уже понимали, “вливанием вина молодого в мехи ветхие”. Все более штундисты ощущали ложность своего положения, в котором они не могли долго оставаться.

К 1867 году карловским и любомирским штундистам уже были понятны истины, к которым пришли несколько раньше бывшие лютеране Старого Данцига через “вюстовские братства” и новоменнонитское влияние. Начиная с 1864 года эти лютеране уже практиковали водное крещение по вере возрожденных душ. Штундисты Карловки и Любомирки, углубляясь в Св. Писание, все больше убеждались в том, что верующие Старого Данцига находятся на правильном пути. В 1867 году в Карловке и Любомирке, благодаря ревностной деятельности Ефима Цимбала, Трифона Хлыстуна, Ивана Рябошапки и Максима Кравченко, были организованы общины уже баптистского направления, хотя никто из них еще не был крещен по вере. В Старый Данциг иногда наезжал по приглашению для совершения крещений новоменнонит А. Унгер из Эйнлаге . В один из таких приездов 11 июня 1869 года в реке Сугаклее около Старого Данцига им был крещен украинец Ефим Цимбал. Он неожиданно для А. Унгера и для всех присутствующих вошел в воду в числе тридцати немцев. От' неожиданности произошла некоторая заминка, так что А. Унгер попытался было отказать Ефиму Цимбалу в крещении, но не смог устоять перед настойчивостью последнего и крестил его. Вскоре Е. Цимбал крестил в Карловке Трифона Хлыстуна и других, так что к марту 1871 года Карловская община уже насчитывала 58 членов церкви. В конце апреля 1870 года Е. Цимбал, приглашенный в Любомир-ку, крестил Ивана Рябошапку, Петра Гриву и Якова Тарана. К июлю 1870 года в двух общинах — в Карловке и Любомирке насчитывалось до 70 членов церкви. Обе общины быстро организовались и имели пресвитеров: в Карловке — Трифона Хлыстуна, а в Любомирке — Ивана Рябошапку, помощником которого был Михаил Кравченко. Е. Цимбал был проповедником в окрестных селах, где также появились поместные церкви. Следует отметить, что за пять—шесть лет до Е. Цимбала на юге Украины уже были единичные крещения украинцев: в 1863 году был крещен Матвей. Сабуленко, в 1864 — Андрей Петасенко, в 1865 — Яков Сарана. Крещения отмеченных лиц, а также других, чьи имена остались неизвестными, являются значительным событием, но их труд в деле проповеди не оставил следа и не способствовал евангельскому движению. Начало евангельско-баптистского движения среди украинцев было положено в 1869 году Ефимом Цимбалом, который и считается пионером движения.

Штундистов Основы, Игнатовки, Ряснополя углубленное проникновение в смысл слов Христа “Кто будет веровать и креститься, спасен будет...” привело к поискам ответа на вопросы спасения. Они стали сближаться со штундистами Карловки и Любомирки, для которых все основополагающие истины спасения уже были решены однозначно. Через Михаила Ратушного и благодаря посещениям И. Рябошапки и Е. Цимбала они постепенно познакомились с исповеданием любомирских и карловских баптистов. 8 июня 1871 года приглашенный сюда И. Рябошапка крестил 50 жителей Основы и Игнатовки, в том числе М. Ратушного, Федора Онищенко (нашего “легендарного” Онищенко — авт.). Принявшие крещение вынесли из своих домов иконы, кресты и, чтобы не дать повода к обвинению в надругательстве над православными святынями, сложили их у колокольни.

Своеобразным было возникновение баптистских общин в Киевской губернии. Здесь также не обошлось без подготовительной ступени, каковой был штундизм. В селе Плоском Таращанского уезда учение баптистов, завезенное из Одессы жителем села Яковом Цыбульским, сразу не дало обильных всходов и плодов. Его верными последователями остались лишь Павел Цыбульский и Иосиф Ташкевич. Но с прибытием в родную Чаплинку высланного из села Игнатовки Херсонской губернии Герасима Балабана началось бурное пробуждение. В течение полутора лет (с середины 1870 до 1872 года) Г.Балабан ревностно проповедовал в Чаплинке Евангелие. "Вскоре образовалась община штундистов. Среди уверовавших были братья Лясоцкие (Иван и Гавриил), Яким Белый, Иосиф Тышкевич, Яков Коваль, Цыбульский и другие. Их постигли жестокие гонения: 11 арестованных “совратителей” заключили в тюрьму, где продержали два года.

Тюремные условия были настолько суровыми, что двое из них — Яков Белый и Иосиф Тышкевич — стали первыми на Украине жертвами исповедания веры: из тюрьмы они не вернулись. По возвращению из тюрьмы братья Лясоцкие (Иван и Гавриил) перешагнули ступень от штундизма к баптизму; в 1876 году они поехали в д. Основу к Михаилу Ратушному и приняли от него водное крещение . Возвратившись в свое село, они убедили еще 10 душ и преподали им крещение. Так возникли первые в Киевской губернии баптистские общины, которые к 1882 году насчитывали до 590 членов. В целом же в трех губерниях (Херсонской, Екатеринославской и Киевской) к этому времени уже было около 1000 членов поместных общин баптистов. О внутренней жизни первых баптистских общин на Украине можно сказать вполне определенно, что это были живые церкви, которые быстро увеличивались и, расширяя в округе дело благовестия, имели дочерние общины. Успеху их, как свидетельствовали православные иерархи, способствовала “строго нравственная жизнь, взаимное вспоможение, материальное улучшение их быта...”. А прокурор Одесской судебной палаты о баптистах Карловки свидетельствовал, что они “все без исключения ведут совершенно трезвую, скромную и трудовую жизнь, проявляя таким образом в своей жизни высоконравственные принципы христианского учения”. Однако положение их .в обществе было с самого начала нелегким: они постоянно испытывали лишения и гонения со стороны православных односельчан. Сфера проповеднического труда пионеров евангельско-баптистского движения на Украине не ограничивалась тремя губерниями. В 1877 году И. Рябошапка приезжал на Волынь и крестил 14 душ. В 1881 году г. Черняхов (также на Волыни) посетил И. Лясоцкий, от которого уверовало несколько душ. Отсюда началось распространение благой вести спасения на Волыни . В связи с возникновением первых баптистских общин на юге Украины подлежит освещению один немаловажный вопрос: каково было влияние на возникновение и организацию этих общин приезжих миссионеров баптистов, которых православное духовенство обвиняло в насаждении баптизма среди православных украинцев? Сразу скажем, что никто из них не “совратил” в баптизм ни одного православного. Они приезжали в уже существовавшие немецкие общины: новоменнонитскую (Эйнлаге) и баптистскую (Ст. Данциг). Но косвенное влияние на внутреннюю организацию групп уже обращенных верующих не только не отрицается, а подтверждается, этому способствовали связи с немецкими руководителями местных баптистских и меннонитских братских общин. От кого наши братья могли заимствовать формы организации поместных общин, как не от тех, с кем они жили рядом и поддерживали духовное общение? Но ведь это были наши, российско-подданные немцы, пробужденные Евангелием здесь же, в России, на волне общего евангельского пробуждения, охватившего как немцев, так и русских. Это были дети одной эпохи евангельского пробуждения в России.

Значительно проще, чем на юге Украины, и совершенно независимо от штундизма началось евангельское пробуждение на Кавказе (в Закавказье). Здесь оно происходило совершенно самобытно, в среде молокан. Первая волна пробуждения явилась следствием действия Духа Святого среди искателей чистой веры и пути спасения, самостоятельно изучавших Св. Писание. Как только Новый Завет в первом переводе на русский язык вышел в свет (1822 г.) и стал распространяться, он нашел прилежных вдумчивых читателей в среде молокан. К этому присовокупилось распространение Нового Завета в синодальном переводе. О значении Нового Завета в деле миссии спасения душ среди молокан книгоноша О. Форхгамер заметил: “В высшей степени утешительно видеть, что Новый Завет на русском языке — конечно, самый лучший, самый успешный между ними миссионер” . Следствием этого и было самобытное возникновение среди них так называемых “водных молокан”, которые пришли к убеждению о необходимости принимать крещение по вере и совершать хлебопреломление. Появились они в конце •40-х — начале 50-х годов прошлого века в Шемахинском и Ленкоранском уезде Бакинской губернии и вскоре стали распространяться среди молокан в Ахтубинском крае (в Нижнем Поволжье) . Весьма показательно, что евангельское пробуждение в Закавказье и на юге Украины среди немцев-колонистов (новопиетическое движение) началось одновременно и совершенно независимо друг от друга. Учением “водных” был увлечен в 60-х годах способный юноша — молоканин из Тифлиса, Никита Исаевич Воронин (1840—1905 гг.). Вскоре он заметил неполноту учения “водных молокан” о спасении, которое, как они понимали, приобретается делами, а не искупительной жертвой Христа. Таким образом, учение “водных” мало чем отличалось от молоканского. Глубоко и молитвенно размышляя о путях спасения, Н. Воронин пришел к осознанию своей греховности и при покаянии пред Богом получил свидетельство, что он прощен и спасен. После этого он стал искать то лицо, с помощью которого он мог бы исполнить волю Божию — креститься водою В это время в Тифлисе находился со своей семьей недавно приехавший сюда на жительство самый заурядный христианин-баптист Мартын Карлович Кальвейт (1833—1918 гг.), выходец из лютеранской семьи. С ним и познакомил Н. Воронина находившийся в Тифлисе проездом один из книгонош Св. Писания, пресвитерианец по вероисповеданию, Я. Деляков. Среди русских же, проживавших в Тифлисе, название, которое носили члены семейства М. Кальвейта (баптисты), никому еще не было известно. После краткого собеседования с Н. Ворониным 20 августа 1867 года М. Кальвейт ночью крестил его в водах р. Куры. Н. Воронин, оставаясь еще пресвитером молокан, стал горячо говорить о любви Христовой в молоканских собраниях. С этого началось распространение баптизма среди молокан Закавказья и Северного Кавказа. В течение десяти лет они называли себя христианами, крещенными по вере. И лишь позже, по сходству своих верований и практики жизни с немецкими баптистами, стали называться баптистами. День крещения Н. Воронина принято считать датой возникновения русско-украинского баптизма. В первые четыре года своего существования Тифлисская община баптистов насчитывала всего 12 душ (в их числе — обратившийся в 1871 году 17-летний Василий Гурьевич Павлов (1854—1924 гг.), всемирно известный пионер евангельско-баптистского движения, которого на Западе называли “движущим духом русского баптизма”). Среди верующих Тифлисской общины выдающимися личностями, оставившими неизгладимый след проповеднической деятельности, были Василий Иванов-Клышников, Егор Богданов, Андрей Мазаев, Семен Родионов и присоединившийся к русской Тифлисской общине баптистов Мартын Кальвейт со своей семьей* В 1875 году решением Тифлисской общины В. Павлов был послан в Гамбургскую богословскую семинарию для получения богословского образования и изучения церковной организация баптистских общин. Выбор пал на В. Павлова потому, что он имел достаточно хорошую образовательную подготовку и обладал исключительным талантом .в изучении языков. В раннем возрасте он овладел немецким, древнееврейским языками, а также изучил сирийско-халдейский, ассиро-вавилонский, арабский, греческий и латинский языки. Позже он овладел многими языками народов Кавказа . В 1876 году И. Онкен рукоположил 22-летнего В. Павлова миссионером. В. Павловым было переведено и отредактировано Гамбургское исповедание веры баптистов. До этого времени Тифлисская община руководствовалась “Устройством богослужения и догматами веры”, составленным Н. Ворониным. В миссионерскую работу вместе с В. Павловым включились Е. Богданов, В. Иванов-Клышников, А. Мазаев. Результатом этой работы было появление новых на Кавказе баптистских общин: Воронцовской, Ново-Ивановской, Малхазовской, Владикавказской, Павлодольской и других. Е 1877 году Тифлисская община избрала церковный совет, а в 1879 году Василий Павлов был избран пресвитером церкви. Затем были избраны два диакона (А. Мазаев и М. Кальвейт) и учитель (С. Родионов). Тифлисская община, таким образом, послужила “образцом организации для всех вновь возникавших общин России”. Для рукоположения избранных служителей Тифлисскую общину в 1880 году посетили пресвитер Одесской общины баптистов Август Либиг и проповедник Петербургской общины Иван Вениаминович Каргель. О внутренней жизни Тифлисской общины можно судить по содержанию сохранившихся протоколов членских собраний, которые проводились регулярно через две—три недели . Это свидетельствует о жизни поместной церкви и интересе ее членов к возникавшим вопросам. Со стороны окружающего общества Тифлисская, да и другие баптистские общины на Кавказе, не испытывали притеснений почти двадцать лет и пользовались благосклонным отношением к ним даже со стороны православных иерархов.

Третьим в России местом возникновения евангельских общин был Петербург. Среди многочисленной петербургской аристократии, зараженной скептицизмом и неверием вследствие бессодержательности светской жизни и духовной неудовлетворенности православием, были личности, которые не могли заглушить в себе глубокого религиозного чувства и искренне искали удовлетворения запросов духа.

Предыстория “Петербургского пробуждения” насчитывает всего два десятка лет, в течение которых Дух Святой подготавливал почву сердец нижеуказанных личностей и будущего проповедника Евангелия в их среде — “лорда-апостола”, лорда Редстока. Последний обратился к Господу (и это весьма знаменательно) в России, будучи в английской армии в Крыму во время Крымской войны 1854— 1856 гг. Тяжело заболев и находясь при смерти, он задавал себе мучительный вопрос: “Иду ли я по пути истины, и на что будет обречена моя душа после смерти тела? ” К счастью, рядом с ним оказался один миссионер, который показал ему путь спасения через Господа Иисуса Христа, после чего лорд Редсток пришел к Господу. Возвратившись на родину, он сблизился в Лондоне со свободной церковью (дарбистами), отказался от светской карьеры, вышедши в отставку в чине полковника, и посвятил свою жизнь служению Господу. Он стал проповедовать во многих городах Европы. Сокровенным желанием его было послужить делу Царствия Божия среди русского народа. Это желание вскоре исполнилось: он был приглашен в Петербург Елизаветой Ивановной Чертковой — великосветской дамой, обращенной через его проповедь. В 1874 году лорд Редсток прибыл в Петербург и начал свою “салонную миссию” в роскошных домах петербургской знати. Круг уверовавших через его проповеди составляли вначале женщины: Елизавета Черткова, ее сестра Александра Ивановна Пашкова, княгиня Наталья Федоровна Ливен (Наталья Ливен обратилась к Господу, будучи в Англии в 1870 году) и ее сестра Вера Федоровна Гагарина. Вскоре группа “петербургского пробуждения” пополнилась мужчинами:

обратились к Господу граф Модест Модестович Корф, Василий Александрович Пашков и граф Алексей Павлович Бобринский .

Василий Пашков (1834—1902 гг.) был одним из богатейших дворян России: он владел несколькими имениями и медеплавильным заводом на Урале. До своего обращения он был совершенно равнодушен к вопросам веры. После первой встречи с лордом Редстоком он небрежно заметил:

“Какая пошлость. И охота людям слушать бессмысленного болтуна!” Но вторая их встреча стала поворотным пунктом всей будущей жизни Василия Пашкова. Молитва Редстока так сильно подействовала, на него, что ему внезапно открылось его личное состояние перед Богом. Он почувствовал свою вину перед Господом и обратился с покаянием к Спасителю мира. Встав с колен, он был уже не тот, что раньше. “Был день в моей жизни, — свидетельствовал Пашков, — когда я увидел себя осужденным перед престолом Святого Бога, ненавидящего грех. Слово Его, по действию Духа Святого, достигло меня и пробудило мою совесть... Свет Слова, святого закона Божия, осветил потаенные углы моего сердца и показал мне глубины зла во мне, о существовании которых я не подозревал. Он пробудил во мне желание освободиться от греха, который связывал меня...”. С этого времени В. Пашков вдохновился желанием возвещать благодать Божию. Он стал мощным орудием в руках Господа и не только отдал себя на служение Господу, но и все свое состояние посвятил для этого великого дела .

Такое же обращение и возрождение пережили Модест Корф и Алексей Бобринский, причем духовное пробуждение Модеста Корфа началось с его деятельности по распространению синодального Нового Завета в конце 60-х годов. Вместе с Василием Пашковым они стали развивать дело “петербургского пробуждения” после вынужденного выезда из России лорда Редстока. Их дома и роскошные дворцы стали местом евангелизационных собраний, где слышались простые проповеди о любви Бога к людям, желающего освободить всех от оков греха посредством искупительной жертвы Сына Своего Иисуса Христа. Эти собрания посещали и знатные особы, и простые, малограмотные кучера, фабричные рабочие и студенты, количество слушателей достигало тысячи человек. Многие из них отзывались на Божию любовь, каялись в своих грехах и обретали мир с Богом .

Уверовавшие сразу же находили труд в Царствии Божием соответственно призванию. Главный труд их сосредотачивался на деятельном христианстве: Елена Черткова стала членом дамского комитета посетительниц тюрем, Александра Пашкова и Вера Гагарина организовали швейные мастерские и прачечные для бедных женщин, Василий Пашков открыл столовую для студентов и бедных рабочих; одна из новообращенных — Юлия Денисовна Засецкая — основала в Петербурге первый ночлежный приют. В 1876 году В. Пашковым, М. Корфом, Е. Чертковой и В. Гагариной было образовано “Общество поощрения духовно-нравственного чтения”, а Марией Пейкер и ее дочерью Александрой Ивановной было начато издание религиозно-нравственного журнала “Русский рабочий”. За восемь лет “Общество духовно-нравственного, чтения” успело предпринять 12 изданий 200 наименований книг и брошюр духовного содержания и распространить их во многих местах России.

Проповеднический труд многих из них не ограничивался Петербургом: В. Пашков, А. Бобринский, В. Гагарина, Е. Черткова периодически выезжали в свои поместья и там проповедовали Евангелие.

Надо сказать, что петербургские верующие тогда еще не представляли организованной общины: не было ни пресвитера, ни диаконов. В. Пашков был старшим братом. Периодически совершалось хлебопреломление, введенное лордом Редстоком, но оно было открытым, как у дарбистов. В вопросе о водном крещении по вере не было единого понимания: большая часть верующих еще признавала действительным крещение, совершенное во младенчестве, и оставалась при нем. Первые крещения по вере были совершены Георгом Мюллером из Бристоля. Он в 1883 году крестил В. Пашкова, Н. Ливен, Классовскую. Это была община пробуждения и святости: люди обращались к Господу, каялись, переживали возрождение, участвовали в вечере Господней и радовались в братском общении друг с другом.

На юге левобережной Украины (в Таврической губернии) евангельское пробуждение русских и украинцев началось значительно позже в среде русских молокан. Казалось бы, исторически здесь, в Мелитопольском и Бердянском уездах, сложилась наиболее благоприятная обстановка для более раннего, чем где-либо, возникновения первых в России баптистских общин. Здесь находился самый центр евангельского пробуждения среди российских немцев, живших в непосредственной близости с молоканами и православными. Здесь возникла первая община братских меннонитов, о которых не могли не знать молокане Ново-Васильевки, Астраханки и других селений. Здесь возникла самая ранняя группа штундистов новопиетического (меннонитского) влияния в среде православных, оказавшаяся, однако, нежизнеспособной. И Слово Божие в среде русских было также доступно, как и везде. Но здесь еще не было необходимой подготовительной, переходной ступени, которую прошли и украинские баптисты, и закавказские: для украинцев такой ступенью был штундизм, для молокан Закавказья — учение “водных”. Для молокан Таврической губернии переходной ступенью стали новомолокане — евангельские христиане—“захаровцы”.

Это пробуждение началось с проповеднической деятельности среди молокан Якова Делякова. “Он был первопроходцем активного христианства в полном смысле слова”, — пишет И. Прицкау в своей “Истории баптистов на юге России”. К этому стремились молокане в практической жизни, и Я. Деляков был ими понят и принят. Ближе всего ему были молокане донского толка — “саламатинцы”, бывшие сторонниками крещения детей. Распространяя Новый Завет, Я. Деляков заводил с молоканами беседы на основные темы Св. Писания в духе нового пиетизма. Его свидетельство о милости Божией во Христе Иисусе и об оправдании верой пробудило интерес многих молокан, в результате началось пробуждение и обращение в Астраханке. Деляков говорил им, что возрождение человек получает не через крещение, а лишь через покаяние и глубокую веру в прощение грехов. Для здешних молокан проповеди Я. Делякова были тем же, чем были в свое время для местных лютеран и меннонитов проповеди Э. Вюста. Но так же, как и Вюст, он оставался сторонником крещения детей.

Среди своих слушателей Деляков вскоре приобрел грамотных, состоятельных и влиятельных молокан, ревностных последователей двух братьев Захаровых — Харитона и Зиновия. Зиновий Данилович Захаров стал с 1867 года признанным руководителем образовавшейся общины новомолокан — евангельских христиан—“захаровцев”. К 80-м годам у них уже имелось вероучение, составленное Зиновием Захаровым. В отличие от баптистского, оно признавало необходимость крещения не только взрослых по вере, но и детей верующих родителей во младенчестве. Кроме того, у “захаровцев” практиковалось омовение ног — обычай, перенятый от здешних новоменнонитов. Церковное устройство поместной церкви и порядок богослужения ничем не отличались от баптистского.

С 1869 года Я. Деляков продолжал проповедь Евангелия в том же духе среди молокан Нижнего Поволжья, где раньше распространялось учение “водных”. В результате этого там также образовались общины евангельских христиан.

Во второй половине 70-х годов таврических молокан стали посещать баптистские проповедники. Первым в 1877 году приехал Александр Сторожев. Через него уверовал и принял водное крещение сын пресвитера молокан донского толка в Ново-Васильевке Алексей Андреевич Стоялов, затем Иван Иванович Попов, известный в молоканских кругах “муж молитвы”. В 1878 году, после долгих молитвенных размышлений, присоединился к баптистам через крещение по вере Андрей Стоялов, бывший пресвитер молокан донского толка. О перемене своих убеждений он рассказывал: “Когда я был в должности пресвитера донского толка, мне неоднократно приходилось причащать детей, которые бессознательно извергали изо рта данные им элементы. Это заставило меня сильно усомниться в целесообразности причастия детей... и укрепило меня в убеждении, что оба установления Христова — как святое крещение, так и святая вечеря — предназначены не для бессознательных младенцев, но для сознательных верующих, как учат баптисты”. Так с 1878 года среди Таврических молокан стали возникать общины баптистов . С 1880 года их стали посещать баптистские проповедники Василий Павлов, Иоган Вилер, Иван Рябошапка, Егор Богданов, Никита Воронин. Общины баптистов в молоканских селениях быстро росли. Новообращенные были, в основном, из молокан донского толка и преимущественно из среды “захаровцев”. Со временем почти все евангельские христиане “захаровцы” присоединились к баптистам.

В завершение следует подчеркнуть основные элементы самобытности возникновения первых евангельских общин.

1. Братские меннониты возникли только здесь, на юге Украины, в среде церковных меннонитов и притом не сразу после поселения последних в России, а лишь через два поколения (50—60 лет), причем даже на их прежней родине (в Германии) братских меннонитов не было.
2. Никто из россиян (украинцев, русских) не стал меннонитом, лютеранином, реформатором, каковыми были поселившиеся в России немцы — колонисты, а баптистов среди переселившихся немцев не было. Никто из россиян, таким образом, не принял “немецкую веру”.
3. Возникновению первых баптистских общин среди русских и украинцев предшествовало появление в среде молокан “водных” и евангельских христиан-захаровцев”, а в среде православных — штундистов новопиетического направления.
4. Процесс усвоения баптистских принципов общинами, возникшими в разных регионах России (Украина, Закавказье, Таврическая губерния и Петербург), был не единообразным. Ни одна из них не приняла существовавшие баптистские принципы в готовом виде. Вопрос о признании недействительности крещения детей украинские штундисты усвоили значительно позже вопроса о необходимости покаяния и возрождения. То же было и в среде верующих “петербургского пробуждения”. Молоканами Закавказья вопрос о водном крещении был понят на много раньше понимания истины о покаянии, возрождении и оправдании верою.
5. Первые общины евангельского направления вначале имели разные названия. Верующие, вышедшие из среды церковных меннонитов, назывались “братскими меннонитами”, вышедшие из лютеран сразу приняли название “баптисты”. Украинские верующие и русские (выходцы из молокан) назывались поначалу “христианами, крещенными по вере”, и лишь позже приняли название “баптисты” — по сходству верования с известными уже тогда баптистами Германии. А верующие “петербургского пробуждения” назывались просто петербургскими верующими, или (позже) евангельскими верующими.
6. Убедительным подтверждением концепции самобытности возникновения евангельско-баптистских общин явилась проверка временем: русско-украинско-белорусское братство, начавшись с единичных общин, за первые пять десятилетий своего существования выросло в более чем двухсоттысячное братство, пережив два периода жестоких гонений (90-е годы XIX столетия и второе десятилетие XX века). Насаждение извне не выдержало бы такого испытания.