Г. Гололоб. Евангельские возражения православию

1. Проблема разделений в христианстве

Христианскому вероучению уже почти две тысячи лет. До наших дней оно дошло отнюдь не монолитным, и все по единственной причине – претензии на исключительность. Если бы христиане согласились хотя бы с тем, что они знают не «все на свете», расколов в Церкви было бы значительно меньше. Возложив же на себя почетную обязанность создавать догмы на всяком месте и по любому поводу (иногда лишь с целью осудить своих политических противников), они стали на путь крайней нетерпимости к малейшему разномыслию.

Вся история христианства – это история споров – богословских, организационных, богослужебных, зачастую заканчивавшихся анафемами, а в худшем случае виселицей или сожжением. Одна за другой различные христианские конфессии сегодня высказывают свое сожаление по этому поводу, а некоторые набрались мужества попросить за это прощение у далеких потомков незаслуженно преследовавшихся некогда христиан. Вина христиан той поры еще лежит на тех христианских конфессиях, которые не проявляют желания порвать преступный союз с государством.

Сам факт признания многих ошибок в истории христианства разбивает миф о практической непогрешимости Церкви, по крайней мере, в вопросе о правомочности применения христианами насилия – прямого или косвенного. На пути к этому признанию, конечно, Церкви пришлось сделать много уступок справедливым критикам христианства, за что последним, конечно же, низкий поклон. Следующим вынужденным признанием христиан является несогласие с пониманием Христианской Церкви как незыблемого монолита в организационных и богослужебных сферах ее служения. Далее же простирается неприступная граница церковной территории, за которую приходится воевать, разумеется, лишь словом. Внешним критикам делать здесь нечего и христиане вынуждены с ними распрощаться.

Итак, несмотря на то, что мир всегда провоцировал Церковь к разделениям по различных недуховным вопросам, важно было собственное мнение христиан по вопросу оправданности и условий раскола. Первые христиане сохраняли между собой единство до тех пор, пока сами претерпевали гонения. Сумев же защитить себя от государственных претензий и устояв в борьбе с гностицизмом, Христианская Церковь вступила в период беззаботного существования при Константине. Не прошло много лет, как христианство стало доминирующей силой в политике, подмяв под себя все стороны общественной жизни. Когда образ врага исчез, а воевать с кем-то все равно надо, «воины» Христа приступили к внутренним чисткам, начав преследовать за то, в чем люди хотели быть подвластными только своей совести и Богу. Вслед за чистыми язычниками, вне закона были поставлены полуязычники, потом полухристиане и, наконец, не достаточно верные христиане.

Поскольку в богословии были сильны лишь знатоки, еретиков среди простых христиан, право, обнаружить было нетрудно. Скоро полетели шапки с голов самих иерархов, в богословии которых было выгодно найти хоть какую-то зацепку для того, чтобы сместить их с занимаемых постов. Все это преподносилось в качестве необходимых мер борьбы за чистоту апостольского учения. Когда римский епископ возомнил себя наследником Христа на земле, константинопольский захотел отобрать у него это право. Так через тысячу лет не столько духовного, сколько скрепленного жесткими административными мерами единства в христианстве произошел первый организационный раскол. Образовались Католическая (Западная) и Православная (Восточная) Церкви.

Эти две Церкви-Сестрицы, по выражению библейского пророка, Огола и Оголива, стали жить порознь, создав собственную организационную структуру и форму богослужения, пока Западную Церковь не всколыхнул очередной раскол, сразу после которого Восточная Церковь оказалась заложником у иноверных мусульман. Протестуя против множества злоупотреблений высших иерархов (особенно против непосильных «священных» поборов в пользу римской курии), от католичества откололась небольшая группа верующих, решившая освободиться от бремени господства церковной иерархии над паствой и создать более упрощенный вариант Церкви. Новая Церковь получила название протестантизма и возложила на себя миссию очистить старую Церковь от человеческих добавлений к Священному Писанию – Библии. Из протестантов мало кто думал в то время о том, что может переусердствовать в отвержении церковных традиций. Все думали только о том, как бы не согрешить, остановившись на полдороги в деле реформирования старой Церкви. В итоге сам протестантизм разбился на большое множество мелких групп, претендующих на обладание полнотой истины, не соглашаясь смириться с более скромным желанием в большей степени приблизиться к Первоапостольскому образцу.

Так вместо двух Церквей образовалось сразу несколько, новые из которых были доктринально объединены под термином протестантизм. При этом в Протестантской Церкви выкристаллизовалось два существенно отличающихся друг от друга по вопросу отношения к политическому насилию направления: Магистратная или Государственная Реформация (лютеранство, англиканство, пресвитерианство, реформатство) и Радикальная Реформация (мирное крыло анабаптизма, меннонитство, баптизм, пиетизм). Все протестанты исповедовали три общих доктринальных постулата: только Писание, оправдание по вере и всеобщее священство, что отличало протестантизм от двух традиционных Церквей. Вначале эти три Церкви попытались жить вместе, распределив (разумеется, не без меча) между собой определенную территорию. Тем не менее, религиозная полемика не считалась с границами независимых государств, так что возникла необходимость допустить существование на тех или иных условиях в одном государстве представителей разных Церквей. Так христианство вошло (правда, не с меньшими кровопролитиями) в период религиозной терпимости.

Восточная церковь, именуемая православием, поначалу осторожно присматривалась к полемике между католиками и протестантами на Западе, опасаясь, чтобы чего подобного не случилось и у нее. Изоляция, вызванная экспансией ислама, не позволяла ни католицизму, ни протестантизму беспрепятственно распространять свои идеи на Востоке, а собственный народ был неграмотным и безразличным к богословию, предавшись мистическим настроениям. Недовольных церковными злоупотреблениями было мало, и с ними Православная церковь справлялась без особого труда.

Неожиданный удар по православию произошел в России, когда это свободное от мусульманского гнета государство возглавил Петр I. Этот правитель посчитал изоляцию России от европейской цивилизации вредной и начал в числе прочих и церковные реформы в духе западного лютеранства, которые окончательно подчинили Русскую Православную Церковь (РПЦ) государству. Разумеется, Церкви пришлось отдать царизму большую часть накопленных ею материальных ценностей, при помощи которых она обычно пыталась воздействовать на государственную политику. В конце концов, хотя и неравноправный, но союз Церкви с монархическим государством состоялся, как это уже однажды было на Западе при Константине.

Православная Церковь вскоре научилась извлекать некоторые выгоды из данного положения, пытаясь при помощи государственного принуждения расправиться с поднимающими голову вольнодумцами. Тем не менее, перевод Библии на русский язык открыл многим рядовым священникам и прихожанам Православной церкви глаза на то, что их Церковь в целом не живет так, как тому учит Писание. Требование времени быть веротерпимым привело правительство к тому, чтобы предоставить свободу вероисповедания некоторым иностранным протестантам, жившим на юге Украины. Эти последние нанимали к себе на работу крестьян, которые заинтересовались их образом жизни и верой.

Вскоре достоинства новой веры были оценены духовно изголодавшимся русским народом и начался массовый переход в «новую веру», получившую название штундизм (с нем. «час», имеются в виду еженедельные библейские чтения). Поскольку западным христианам русское правительство запрещало распространять свои идеи среди православных, штундисты начали собственное выживание. В это же время обращенные в подобную веру оказались также на Кавказе и в Санкт-Петербурге. Как ни старалась царская власть остановить рост отечественного протестантизма, ей это не удалось. Не удалось этого сделать и правительству большевиков. Наконец, с крахом советской системы и наступлением времен демократизации и православному Востоку пришлось смириться с необходимостью веротерпимости, в результате чего христианский мир стал более менее однородным.

Такова в общих чертах внешняя история разногласий в христианстве. Как же оценивать факт раскола христианства с духовной точки зрения? Служит ли он доказательством того, что кто-то из христиан отступил от Бога? Нам приходится дать положительный ответ, поскольку Христос допускал возможность отделения от отступивших от истины христиан, хотя и на строго определенных условиях (Мк. 6:10-11; 2 Кор. 6:17; Откр. 18:4; ср. Деян. 7:3).

С расколами Церковь не исчезла, но перешла в новую форму существования. Прочем на нее продолжает влиять секулярное общество, от которого защищаться приходится. Веротерпимость в обществе полезна для Церкви, поскольку создает условия для того, чтобы политика не мешала ей проповедовать Евангелие неверующим и иноверующим людям и вести апологетическую работу среди самих христиан. Однако христианство не может подражать либеральной тенденции современной постмодернистской культуры, требующей от него безразличного отношения к собственным доктринам. Богословской апатией попахивает от либеральной части Церкви, известной под именем экуменизм.

Экуменисты утверждают, что раскол показал несовершенство всего христианства, так что не может быть одной правильной Церкви. Тем не менее, утверждать это без каких-либо оговорок означало бы лишить апологетику ее задачи и превратить христианство в одну из синкретических религий. Экуменизм требует не просто толерантности в проведении дискуссий, а так сказать доктринотерпимости, т.е. отсутствия какого-либо критического отношения друг к другу. Эта тенденция угрожает всем христианам, включая и тех, кто признает многосоставность Вселенской Христианской Церкви. Последние считают, что из всего христианского многообразия все равно нужно выбирать определенный круг истинных христиан, так что необходимость доктринального спора не может быть выведена из списка первоочередных задач Церкви. Вне этого круга правоверных Церквей нужно вести апологетику. Претензия на правоту этого круга избранных Церквей заключается в том, что в основных доктринах христианство не предусматривает возможности разнообразия. Это означает, что в области апологетики богословские дебаты никогда не прекратятся.

Мы сосредоточим внимание на богословских дебатах между восточными протестантами и православными. Примечательно, что до недавнего времени доктринальная борьба между ними происходила тем путем, который был легче: православие преимущественно использовало против католиков протестантскую аргументацию, а против протестантов – католическую. Восточный протестантизм защищался соответственно в обратном порядке. Поскольку евангельские христиане были ближе к западным протестантам, а православие ближе к католицизму, кажется, проблем в защите своих интересов у восточных протестантов не было. Однако вскоре оказалось, что так им только казалось. Просто перенести западную полемику на восточную почву было непросто, поскольку православные христиане – это не католики, а восточные протестанты – не западные реформаторы. Справедливость данного замечания все чаще и чаще начинают осознавать апологеты с обеих сторон. Начать конструктивный диалог между восточными протестантами и православными верующими с учетом этой специфичности и предлагает данная публикация.

Прежде чем приступить к анализу специфичности православно-протестантской дискуссии в постсоветском регионе, хотелось бы сделать ряд важных замечаний. Прежде всего, недопустимо отрицать ограниченные Библией возможности богословской полемики. Так многие забывают о том, что проблема установления истинной, а вернее наиболее приближенной к истинной Церкви не зависит исключительно от правильного исхода доктринального спора. Даже в самой истинной Церкви все равно остается возможность грешить путем отрицания правильно понятого апостольского учения. Подобным же образом и в самой заблуждающейся Церкви всегда есть возможность искренно и с любовью к Богу выполнять то, что является недостаточно верным на доктринальном уровне. (Осознание последнего позволило Яну Гусу с пониманием отнестись к подкладыванию одной богобоязненной старушкой хвороста в костер, на котором его должны были сжечь. Христианский же полемист часто нисколько не уважает желание своего оппонента выяснить истину.)

Обе эти (вероучительная и практическая) сферы жизни христианина одинаково важны, определяя его тесную связь с Богом и как следствие этого эффективность его служения в поместной церкви. Иными словами, от того, насколько мы хорошо познали Бога, не полностью зависит то, насколько хорошо мы будем Ему повиноваться в практической жизни. Именно исполнительный фактор, который можно назвать качественным, будет решающим в том вопросе, какая из Церквей в каждом конкретном регионе получит превосходство в численном отношении. Если бы все христиане стали жить так, как учат, тогда большинство богословских разномыслий просто отпали сами по себе. Именно религиозная нетерпимость не позволяет вести диалог конструктивно и с обоюдной пользой. Таким образом, нравственный фактор усложняет определение истинной Церкви, поскольку верная в доктринах Церковь может быть неверной в области христианской морали.

И еще одно важное замечание. Не все богословские вопросы заслуживают одинакового внимания. В каждой доктрине есть главные истины, а есть второстепенные или обслуживающие. Большинство простых верующих часто и не догадывается о том, каким образом та или иная доктрина влияет на содержание их практической жизни. Запутавшись в сложных дебатах, они просто отказываются участвовать в обсуждении доктринальных вопросов, не понимая того, что ей все равно приходится пользоваться устоявшимися богословскими способами решения важнейших жизненных проблем.

Все мы – искатели Божьей истины, но к ларцу установления посильного взаимопонимания между нами имеется лишь один ключик – Слово Божье. Может быть, оно не все говорит, что бы нам хотелось, но это все, что мы имеем от Бога в самом достоверном виде. Все остальное мы можем принять только в той мере, в какой оно не противоречит открытому нам в Писании. Уяснение этих принципов позволит нам избежать превращения дела христианской апологетики в одну из самых неприятнейших обязанностей христианина. И начнем мы с того, что познакомим православных со своей историей и богословием.

Под термином «отечественный протестантизм» мы понимаем евангельских христиан-баптистов постсоветского региона. В качестве синонимов этому понятию будем использовать такие выражения: «евангельский протестант», «восточный протестант» или «евангельский христианин». Все это не просто граждане, перешедшие в многочисленные западные протестантские церкви, а те, которые создали уникальную форму восточного протестантизма, отличающую их от богослужебных и доктринальных особенностей западных собратьев. Названия эти условны в той мере, в которой не соответствуют уникальности богословия восточного протестантизма или, как точно подметил Иоанн Мейендорф, «протестантизма восточного обряда».

Что касается того, что современная РПЦ МП считает всех русских православными, а православную веру «генетически присущей русскому народу», то ошибочность этих представлений даже не требует доказательств. Очевидность этого заблуждения показывается публикациями даже самих православных, типа: «Единого в Православной вере и Церкви Русского народа в России давно не существует. В нынешнем конгломерате русскоязычного населения больше всего - безбожников, но есть немало и баптистов, адвентистов и т. д. Это все - этнически русские люди, отлично знающие о Православии, видящие перед глазами православные храмы, имеющие возможность теперь прочитать любую хорошую православную литературу, но сознательно не желающие быть православными» (Лебедев Л. Диалог РПЦЗ и МП. Для чего и как? Курск. 1998). Факт отсутствия монолитной отечественной религиозности отрицают также евреи и мусульмане. Например, исполнительный директор ФЕОР Валерий Энгель недавно заявил в прессе, что современная евразийская цивилизация "имеет в своей основе русскую православную культуру славянских народов, но при этом впитывает в себя элементы культур других цивилизаций". Присутствие в православной культуре элементов «культур других цивилизаций» ведет к религиозному разнообразию, включающему и выход за пределы традиционного православия.

Сами славянские протестанты также считают себя почвенниками. Крайняя их позиция по отношению к западным протестантам выражена в следующих словах протестантского специалиста по христианской истории Владимира Солодовникова, перешедшего в 2004 году из отечественного баптизма в «западное» лютеранство: «Вестернизация выталкивает баптистов - несомненно, людей русской культуры - в объятия постмодернистской однополярной и эклектичной псевдокультуры, центром которой является "зеленый рубль" (современная версия библейского золотого тельца) с сопутствующей макдональдизацией сознания. Вестернизационные процессы направляют баптизм в объятия либерализма, который уже проявляется в одежде, стиле поведения и самое главное - в мышлении многих верующих ЕХБ. А каким может быть это мышление, когда свыше 90 процентов книг, выпускаемых баптистскими издательствами, американские!» (Солодовников В. Есть ли духовное пристанище у русской интеллигенции. Только не в баптизме. Интернет-публикация). Сказанное автором этих слов справедливо в том смысле, что отечественный баптизм переживает сильное спонсорское давление со стороны его западных коллег, пытающихся таким путем приспособить к себе доктринальные, организационные и богослужебные особенности его учения.

Тем не менее, как всегда это и бывает, в сопротивлении внешнему давлению он только крепнет. Критику многих изъянов западного протестантизма содержит не одна публикация со стороны евразийских протестантов (см. напр. Дух времени и ветры учений. Критический анализ евангельского движения Запада на разломе тысячелетий // Вера и жизнь, 2000, № 6). Один из бывших баптистов, перешедших в православие, Вадим Акентьев даже дошел до того, что заявил, что «если сравнивать не по форме, а, по сути, то в баптизме меньше протестантизма, чем… в православии».

Тем не менее, среди озападниченных евроазиатских протестантов есть упреки и в сторону православного прошлого своего народа. В 2000 году в Москве проходила конференция служителей ЕХБ под названием «Русь. Миссия. XXI век», на которой был представлен доклад руководителя миссии «Надежда людям» Тараса Приступы. В нем рассматривались препятствия на пути развития миссионерского движения в России в наступившем веке, одним из которых, по мнению докладчика, было то, что евангельское движение в России «пополнялось людьми именно из «православной среды», потому что другой просто не было» (см. подр. Простираясь вперед // Вера и жизнь, 2000, № 4. – с. 11-13). Иными словами, получается, что проблема русских протестантов в том, что у них – отягощенная наследственность. Хорошее оправдание для миссионерских неудач западных протестантов!

Упомянутый выше Вадим Акентьев пишет в своей книге «Операция на сердце» следующее: «В книге я намеренно говорю именно о русских баптистах, потому что они, на мой взгляд, – особое явление. По своей богобоязненности они еще очень близки к православию». Тут же он цитирует Александра Солженицына: «И еще особенный поворот вопроса в том, что русские баптисты – наши единокровные соплеменники; в обычной жизни это обычные русские люди» (Рождественские чтения 21.01.1996 // Русская мысль. № 4116). Далее, правда, Акентьев раскаивается в том, что раньше брал пример с западных «баптистских ересиархов», чем вступает в противоречие с только что процитированными словами Ревельского епископа Николая (Касаткина) из Японии: «Боже, сколько людей у этих протестантов на всех путях! И какие превосходные, энергичные деятели! Живо и действенно у них христианство. Без помощи благодати Божией не было бы этого».

Хотя феномен евразийского протестантизма возник на почве контактов между традиционной православной культурой и протестантскими западными вероисповеданиями, влияние со стороны первой было не менее сильным, чем со стороны вторых. Это позволяет нам считать восточный протестантизм не простым перенесением на православную культуру протестантизма западного, а результатом реформирования православия изнутри. Феномен восточного протестантизма возник вследствие неоднозначного наложения на национальную религиозность славян, как православных, так и западнопротестантских учений. Разве не свидетельстует о самобытности славянских протестантов такой факт: получив от новоменнонитов крещение, наши первые баптисты сами начали крестить, даже и не подумав о том, что для совершения этого таинства им нужно было имееть рукоположенный статус? Подобным же образом молоканский пресвитер Никита Воронин стал организовывать баптистскую церковь, крестившись от нерукоположенного баптиста М. Кальвейта. Еще более уникальным было появление петербургской ветви российского протестантизма: здесь верующие первоначально совсем не имели служителей, совершали таинство причастия по очереди и даже не оспаривали детокрещения, обращая внимание лишь на необходимость духовного возрождения.

Разумеется, для восточных протестантов важно обратиться к истории реформирования православия с поисках истоков собственного учения. Самобытность учения евангельских христиан постсоветского пространства исторически прослеживается в оппозиционной части православных христиан. Например, их предшественники, молокане-уклеинцы, ведущие свое начало от духоборов и движения Матвея Башкина, учили следующему: “Истинная церковь существовала только до Вселенских собров, на которых учителя церкви, утратив христианство, ввели в него языческие верования и обряды. Теперь настоящую церковь составляют только истинные духовные христиане, исповедующие только то, чему учит Евангелие”.

После них были последователи Дмитрия Тверитинова в конце XVII-го века. Позволим себе сделать пространную цитату из авторитетного источника по истории церкви о самостоятельности его критического отношения к православию:

«Несмотря на близость воззрений Тверитинова к идеям западноевропейских реформаторов, догматов протестантства он не разделял. Его воззрения сложились на основе осмысления явлений русской жизни и были направлены против православной церкви... Даже противники Тверитинова свидетельствовали, что его выводы "не от разговоров других, но от своего вымысла", что "и люторы сущие так не мудрствуют". Не отрицая веры в Бога и считая единственным источником ее Библию, Тверитинов не признавал церковного предания, творений отцов церкви, вселенских соборов, на которых основывался авторитет церкви. С точки зрения Тверитинова и его единомышленников, все это "бабьи басни". "Писания отцов, - говорил он, — не согласны между собою, отцы поправляли один другого и прежних порицали за невежество". К господствующим в церкви мнениям Тверитинов пытался применить критерий разума, здравого смысла, доказательности. Он отстаивал право каждого человека на свободное изучение и истолкование Библии...» (Русская мысль в век Просвещения. / Н.Ф. Уткина, В. М. Ничик, П. С. Шкуринов. М.: Наука, 1991).

Далее авторы данного исследования продолжают описывать убеждения этого критика православных устоев и их опору на определенную отечественную традицию:

«Тверитинов выдвигал ту же идею всеобщего священства, на которой базировалась критика западноевропейскими реформаторами института папства и католической церкви в целом. Высказывая эту идею, Тверитинов опирался, однако, не столько на опыт борьбы против церкви идеологов западноевропейских реформационных движений, который был ему знаком, сколько на своих русских и восточнославянских предшественников. Эта идея не была нова на Руси и отнюдь не впервые формулировалась Тверитиновым. Она содержалась в идейных построениях жидовствующих и стригольников, в еретическом учении Феодосия Косого, Симона Будного, Ивана Вышенского, Стефана Зизания».

Тверитинов и его единомышленники выступали с критикой церковных таинств, обрядов, церемоний и других установлений, при помощи которых обеспечивалась финансовое и экономическое могущество Церкви. Тверитинов критиковал веру в чудеса и силу мощей, весьма скептически относился к почитанию святых, к обращенным к ним молитвам, к посвящению им храмов, а также критиковал поклонение иконам и животворящему кресту, в котором не видел ничего иного, кроме дерева, обработанного человеческими руками. Об изображении Бога и святых он говорил: "Икона только вап и доска без силы чудотворения, если бросить ее в огонь, сгорит и не сохранит себя. Богу же подобает кланяться в небо духом". Отрицал он и мистическое содержание таинства евхаристии. "Пожалуй, дай мне ответ, — говорил он, участвуя в одном из диспутов, — како может един Христос быть повсюду разделяем, и раздробляем, и раздаваем, и снедаем в службах, которые бывают во всем свете в един день и в един час, ибо в том, де, я вельми усомневаюсь".

Один из последователей Тверитинова, цирюльник Фома Иванов, представший перед судом за то, что изрубил иконы, заявлял, что "святых икон и животворящего креста, и мощей угодников Божиих, он, Фомка, не почитает, что святые иконы и животворящий крест — дела рук человеческих, а мощи его, Фомку, не милуют. И догматы, и предания церковные, и призывания святых, и молитвы за умерших не приемлет, а во евхаристии не верует быти истинное тело и кровь Христово, но просвира и вино церковное просто".

Взгляды, развиваемые Д. Тверитиновым и его кружком, отражали умонастроение многих представителей третьего сословия в русском обществе конца XVII — начала XVIII в. Например, об убеждениях жены ходока приказа земских дел Н.И. Зимы следствие оставило такую характеристику: "Иконам и кресту Христову она не поклоняется и за святые их не почитает, то дела рук человеческих, а молитца она Богу духом и истиною и креста Христова на себе не носит. И крестного знамени на себя не полагает, и людей, которые с нею в духовный приказ приведены, учит тому же. Церкви и предания, учителей церковных она не слушает и впредь слушать и церковным таинствам верить не хочет".

Всему этому учили и стригольники, причем еще до организационного появления западного протестантизма. По этой причине необходимость реформ православия диктуется изнутри его, а не извне. Яркий пример тому – личность украинского философа и поэта Григория Сковороды (1722-1794), посвятивший проповеди Евангелия последние почти тридцать лет своей жизни. Во время своей учебы в Галле (1751-1753) он близко познакомился с пиетистами, оказавших на него – в то время выпускника Киево-Могилянской академии – большое влияние. Вернувшись на родину, он недолго преподавал в Переяславской семинарии. Отказавшись от предложенного ему духовного сана, он принялся по первоапостольскому образцу проповедовать Христа украинским крестьянам. Отвечая на предложение стать одним из столпов православия, он сказал: «Хватит вас тут столпов неотесанных. Христос повелел не стоять и подпирать каменные своды, а идти и проповедовать Его учение». Проповедь Сковороды вызвала большой отклик у таких взыскательных к евангельскому образу жизни религиозных движений как духоборы и молокане. Особенно молокане охотно слушали его проповеди, читали его произведения, распевали его стихи, что невозможно объяснить, не признав факта их духовного родства с учением этого проповедника Евангелия.

Разумеется, восточные протестанты не склонны соглашаться с любой огульной критикой православия, например, с мистическим учением Квирина Кульмана или Даниила Филиппова, который собрал все Библии и потопил их в Волге. Таким мистицизмом не отличались даже духоборы, основателем которых считается Прокопий Лупкин. Иными словами, евангельские христиане пропускают западное (как католическое, так и протестантское) богословское наследие через сито собственного восприятия, которое было сформировано под влиянием общих с православными христианами вероисповедных традиций. Следовательно, они надеются на то, что православные братья прислушаются к дружеской критике представителей их собственной культуры и менталитета.

Все это свидетельствует в пользу признания национальных корней в отечественном протестантизме и недопустимости преувеличения миссионерских достижений зарубежных протестантов на русской земле. «Русский баптизм, несомненно, есть результат действия Святого Духа, побудившего русский народ к духовным исканиям. Сейчас признание роли зарубежных – на первых порах почти исключительно немецких – баптистов в зарождении баптизма в России почему-то считается дурным тоном. Однако важно помнить, что если бы не работа Святого Духа, не поиски значительной частью нашего народа «правильной веры», ничего бы у них не вышло, как не выходило у многих приезжих проповедников» (Подберезский И. Протестантизм российский, протестантизм зарубежный. Мирт, № 6, 2002).

Контакты между различными религиозными учениями неизбежны, тем более в век Постмодерна. Это же относится и к вопросу взаимоотношений между православием и протестантизмом. Иное дело – каков был их характер. В различное время отношения между отечественными протестантами и православными складывались по-разному. В самом начале евангельского движения православие сильно противилось евангельскому движению, но с приходом большевиков к власти было потеснено в собственных правах, а с победой Сталина над Троцким обеим этим христианским церквам пришлось мириться в тюрьмах. Там они и узнали друг друга лучше.

Великая Отечественная Война еще в большей мере, чем предвоенные репрессии, пробудила в сознании советского народа потребность в Боге. Осознав провал своей антирелигиозной кампании, с одной стороны, и давление союзников, – с другой, Сталин пошел на формальные уступки Церкви, добавив к политике кнута еще и пряник. Так из лояльных к советской власти духовных лиц обоих вероисповеданий были созданы две жестко контролируемые государством церковные структуры: Московский Патриархат и Всероссийский Союз Евангельских христиан и баптистов. С этого времени разногласия между православными и евангельскими христианами снова начали набирать силу и, пройдя через хрущевскую «оттепель», брежневский беспредел и Перестройку Горбачева, оказались в нашем уже более веротерпимом времени.

Это так сказать формальная сторона отношений между евангельскими христианами и православными. Культурная же сторона этих отношений намного сложнее и древнее формальной. Евангельские протестантские церкви по ряду богословских, организационных и богослужебных характеристик отличаются от своих заграничных побратимов, представляя собой более самобытное, чем заимствованное с Запада явление. Опираясь на общее культурное наследство, и будучи возглавляемо большей частью потомственными молоканами или православными, евангельское движение в период своего возникновения представляло собой сложный конгломерат различных религиозных представлений.

В начале прошлого века лидер евангельских христиан И.С. Проханов писал об уникальности русского протестантизма следующее: «Мы никак не можем отрицать нашей разницы с западно-европейским протестантизмом. Наше различие с ним весьма естественно как продукт того, что мы, участники Евангельского движения России, никогда не брали за образец для себя протестантизм Западной Европы... Мы вышли из среды народа, церковь которого есть только «Ведомство православного исповедания» (наподобие Ведомства коннозаводства, как выразился Аксаков), управляемое Синодом».

Тезис об отечественных корнях русских протестантов (простите за тавтологию) был изложен даже советским историком Н.М. Никольским в его полном (прижизненном) варианте работы «История Русской церкви» (1931). Так А.А. Круглов в предисловии к этой книге, переизданной в 1990 году, отмечает: «Старообрядчество и сектанство на Руси – это сугубо русское явление. И их никак нельзя исключить из истории русской церкви, не говоря уже о том, что они образовались на русской православной основе. Да, и старообрядчество, и религиозные секты, типа хлыстов, скопцов, духоборов, молокан и др. стали самостоятельными религиозными объединениями, порвав с православием. Тем не менее, все они являются его детищем» (Н.М. Никольский. История русской церкви. Минск. 1990. – с. 11). Между тем православные христиане даже не предполагают существования этой связи, не говоря уже о том, что они плохо знают и западный протестантизм, на что указывает и замечание православного богослова Джона Уайтфорда: «Большинство православных имеет весьма смутное и ограниченное представление о том, что такое протестантизм и каковы его корни».

Таким образом, православным важно напомнить о том, что первые русские протестанты не пытались выходить из православия. Вот как об этом пишет историк Евангельских Христин-Баптистов (ЕХБ) С.Н. Савинский: «Евангельскому движению среди украинцев содействовал приехавший на свою родину, в 1867 году К. Бонекемпер (1827-?). Он раздавал крестьянам, обучавшимся грамоте и присоединявшимся к общине штудистов в Основе и Игнатовке, Евангелия на русском языке Синодального издания. Советовал им заимствовать «из немецких штундовых братств только то, что согласно с православием, а именно: стремление к изучению Священного Писания и добрую христианскую жизнь...» (Ушинский А.Д. О причинах появления рационалистических учений штунды... с. 15-16), но не оставлять православной церкви» (С.Н. Савинский. История евангельских христиан-баптистов Украины, России, Белоруссии (1867-1917). — СПб. — 1999. — с. 99).

Отметив заимствованный у немецких колонистов характер штундизма в с. Основа и Игнатьевка, Савинский продолжает: «Иного характера были малоросские штундисты в начале 60-х годов в Елизаветградском уезде (ныне Кировоградская область), деревнях Карловке и Любомирке и в Таврической губернии (хутор Остриково). Это были штундисты новопиетического направления. И появились они в то время, когда на юге Украины и вообще в России не было ни одного баптиста: были только что возникшие новоменнониты («братские меннониты») и «вюстовские братства» (среди лютеран)...

В Карловке и Любомирке, как и в деревнях Основе и Игнатьевке, на собраниях штундистов читали Слово Божье (преимущественно Новый Завет на русском языке Синодального издания), пели гимны из сборника «Приношение православным христианам» и произносили незаученные молитвы… Церковные богослужения наши штундисты первое время еще посещали и не разрывали окончательно своих связей с Православной церковью. Для крещения детей, совершения браков и погребения умерших они еще долгое время обращались к православным пастырям и не пренебрегали ими. Но в последствии (с 1867 года), когда эти собрания были строго запрещены и штундистов стали подвергать разным преследованиям, они полностью отвернулись от православия» (там же, с. 100, 103).

Первые крещения украинских крестьян начались лишь несколько лет спустя образования карловской общины в 1862 году, представлявшей собой православный кружок верующих, изучающих Священное Писание и собиравшихся в частных домах. «11 июня 1869 года в реке Сугаклее около Старого Данцига украинец Ефим Цимбал принял крещение от Абрама Унгера… И. Прицкау, присутствовавший при этом, пишет, что Цимбал неожиданно для Унгера и для всех вошел в воду в числе 30 немцев. А. Унгеру не было заранее известно о намерениях Е. Цимбала. Произошла некоторая заминка… Когда к крестителю подошел Е. Цимбал, тот попытался отказать ему в крещении, ссылаясь на строгий запрет «совращать» православных… Е. Цимбал возразил Унгеру и заявил, что если даже его сейчас не крестят, то Бог укажет ему (Цимбалу) через кого и как это исполнить, но Унгер за отказ крестить ответит перед Богом. Тогда Унгер крестил Цимбала… Вскоре Е. Цимбал крестил в Карловке Трифона Хлыстуна, уверовавшего раньше Цимбала, Царенко с женой, братьев Федора и Якова Гавриленковых и некоторых других. К октябрю 1869 года карловская община уже насчитывала 54 человека... К июлю 1870 года в двух общинах баптистов, в Карловке и Любомирке, насчитывалось до 70 членов (крещенных)» (там же, с. 111-112). Следует отметить, что даты и статистика о росте евангельского движения на юге Украины взяты Савинским из православных источников и протоколов судебных следствий. Она говорит о том, что всплеск протестантизма в России второй половины девятнадцатого столетия был обусловлен больше общей религиозностью русского народа, чем миссионерской работой западных протестантов.

И уж никак непозволительно отрицать протестантизм в историческом наследии славянских народов. Хотя он и был представлен в неорганизованном и несовершенном виде, но отечественный протестантизм имеет и отечественные корни. Этому вопросу посвящен сборник статей протестантского публициста Игоря Подберезского, который автор подытоживает так: «Протестанты никакие не маргиналы и не чужаки, они составляют важную и неотъемлемую часть христианства России, и... без протестантского вклада никакое религиозное согласие, а значит стабильность в стране, невозможны" (Протестанты и другие. СПб. 2000. – с. 326).

В другой своей статье Подберезский справедливо отмечает периферийность термина «отечественный» в рамках духовного опыта: «И до революции, и в самое последнее время появление протестантских деноминаций в России связано с зарубежными протестантами. Ничего плохого в этом тоже нет: христианство вообще зародилось на Святой земле, где прошла земная жизнь Спасителя, во всех остальных местах оно пришлое. И первыми его распространителями были апостолы, выполнявшие Великое поручение Христа: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28:19). Это Великое поручение дано и всем современным христианам. Россия получила православие от Византии, в чем тоже нет ничего плохого, хотя были у нас мыслители, которые считали эту последнюю «отравленным источником» и называли не иначе как «растленной» и «презренной». Вообще для обращения важно не место, а воздействие Духа Святого, Который побуждает человека или целый народ к поиску истины, Который дает и ее провозвестников» (Протестантизм российский, протестантизм зарубежный. Мирт, № 6, 2002).

Действительно, если бы христианство защищалось лишь на родной земле, оно никогда бы не стало достоянием других народов. Между тем, восприятие учения Христа в разных народах всегда было разным, поэтому окраска универсального евангельского учения от страны к стране также бывает разной. И это вполне нормально. Чем больше мы рассматриваем Божественную истину под различными углами зрения, тем лучше проникаем в ее глубины.

По вышеотмеченным причинам евангельские христиане, принадлежащие к восточной культурной традиции и менталитету, не по всем пунктам разделяют «общепротестантские» убеждения. Некоторые особенности учения и практики западных протестантов неприемлемы для евангельских христиан Евразии (напр. представления о невидимой церкви избранников или о предопределении кальвинистов), некоторые из них преломляются через призму восточного мировосприятия (напр. признание принципа соборности в организационных вопросах или отношение к Преданию и преемственности в вопросе рукоположения служителей), а другие трактуются не совсем по-протестантски (напр. отношение к государству и к нормам христианского поведения).

Тем не менее, восточные евангельские христиане впитали в себя с «молоком матери» все те реформационные настроения, которые исторически существовали в самом православии. Лучшие сыны православия всячески возражали против нежелания своего духовенства предпринять реформы в области богословия и практики как противоречащих Писанию и учению не только Первоапостольской церкви, но и Раннему Преданию. В этом смысле православие сталкивается с теми же проблемами, что и католицизм, хотя последний отстоит от протестантизма еще дальше, чем оно (напр. признавая большее число апокрифических книг, непорочное зачатие самой Девы Марии, примат папы и чистилище).

Между тем и западная Реформация не во всем устраивает представителей восточного протестантизма. В их глазах она фактически остановилась на полдороги по ряду вопросов (напр. детокрещение или отношение к государству), по другим же внесла новые заблуждения (напр. взгляд Лютера на достаточность вменяемого освящения или представление Кальвина об абсолютном предопределении). Эту протестантскую традицию в своем большинстве они просто отказались наследовать. Реформаты, пресвитериане, лютеране, методисты и т.д. сегодня сосуществуют рядом с евангельскими христианами, которые вовсе не собираются считать себя их частью на организационном или доктринальном уровне.

Это обособленное от западных партнеров положение евроазиатских протестантов все же не означало того, что в православии им было нечего критиковать. С некоторыми из православных догматов они действительно не спорят (напр. о необходимости преображения или теозиса в жизни христианина), другие же вызывают серьезные возражения (напр. о спасительном статусе дел). Между тем встречная критика со стороны православных часто не учитывает этой специфичности отечественных протестантов. Некоторые православные обвинения в их адрес основаны на предрассудках, например, «любой грех не вменяется верующему», т.е. даже и тот, который христианин делает с умыслом или с расчетом на легкое прощение. Таким образом, православным также важно знать богословие так сказать «родного» протестантизма.

Евангельские христиане Восточной Европы имеют долгие и тесные контакты с православными благодаря общей культуре и менталитету. Контакты верующих обоих вероисповеданий осуществлялись в разных направлениях, эпизодически или регулярно, стихийно или организованно, давно (начиная с попыток Ф. Меланхтона) или недавно (проведение двусторонних семинаров между руководством РС ЕХБ – одного из баптистских союзов – и РПЦ МП).

Например, по данным «Церковных ведомостей» от 13 января (№ 3) 1890 года, начиная с 1864 года, в лютеранство перешло около 12 тысяч православных, живущих в Прибалтике (Лифляндской губернии). Этот отход по времени совпал с евангельским пробуждением на Украине, Санкт-Петербурге и Кавказе. Этот переход в инославие не был явлением поверхностным, но мог свидетельствовать о кризисе православия, о плохом состоянии его апологетики, что признают и сами православные иерархи.

Больший интерес представляет собой не столько переходы из одного вероисповедного лагеря в другой (больше интеллигенции), сколько попытки здравого диалога, который совершали время от времени различные их представители, не выходя из собственных церквей. Разумеется, они вели не просто апологетические дискуссии, а были готовы признать свои слабые моменты и сильные стороны оппонента.

Многие православные студенты и профессора, побывавшие на Западе, пытались определенным образом реагировать на протестантскую богословскую мысль. К самым известным из них принадлежит известный русский богослов и публицист А. Лопухин, который отмечал разношерстность американского протестантизма: «Шатание и блуждание мысли не ограничивается отдельными лицами. Оно отличает и самые общины или церкви, на которые делится протестантское население Америки, что приводит к расколам и разделениям внутри этих протестантских деноминаций» (А.П. Лопухин. Заокеанский Запад в религиозно-нравственном отношении, СПб, 1886, с. 53). Проф. Лопухин придавал большое значение сближению между Епископальной (Англиканской) церковью США и православием, наметившемуся в конце XIX-го века, а также контактам со старокатоликами и сиро-персидскими несторианами. Также и русские протестанты интересовались православием, причем не только в целях простой обознанности, но и поднимая вопрос объединения церквей.

Приход к власти большевиков в России наложил особый отпечаток на православно-протестантские отношения. По мнению Георгия Кочеткова и Иоанна Мейендорфа, советская власть поначалу поощряла русских протестантов в целях ослабления влияния Православной Церкви. Впрочем, сами восточные протестанты к их чести не злоупотребляли выгодным положением. Напротив, они всячески старались забыть о прежних обидах. То, чем они действительно были обеспокоены, так это слабым духовным состоянием православного народа, втянутого из-за этого в безрассудную революционную деятельность.

Проповедь Евангелия перед угрозой возрастающего безбожия была не единственной задачей, стоявшей тогда перед отечественными протестантами. В сентябре 1922 года лидер евангельских христиан в России И.С. Проханов (1869-1935) приступил к осуществлению идеи “национальной реформации”, включая и Православную Церковь. С этой целью он составил послание под названием «Евангельский клич», которое было напечатано в ста тысячах экземплярах и распространено среди православных верующих. Это послание содержало три основных мысли, которые Проханов позже обобщил так:

«От имени Всероссийского Союза евангельских христиан баптистов было объявлено, что верующие, которые так много лет подвергались преследованиям, простили своим противникам все эти обиды, а именно во имя Христа, Который прощает всех грешных людей. Затем, ко всем живым силам Русской Православной церкви был обращен призыв «восстановить падшую скинию Давидову», то есть провести истинную евангельскую реформацию на основании Священного Писания. Наконец, было выражено желание помочь всем живым членам Православной церкви в их стремлении начать действительную реформацию церкви, прежде всего, путем вознесения совместных молитв. Для этой цели было сделано предложение провести в Ленинграде и в Москве большие молитвенные собрания».

Реакцией на это письмо было то, что лидер одного из направлений в «обновленческом движении» под названием «Союз церковного возрождения», митрополит Антонин пригласил Проханова на выяснительную беседу. Само православие в то время переживало тяжелый период дробления и неустойчивости, созданный сложной общей политической ситуацией. Не успела Православная Церковь восстановить утерянную со времен Петра I власть патриархата (18 ноября 1917 года), как Советами был выдан указ об отделение церкви от государства (23 января 1918 года). Законно избранный патриарх всея Руси Тихон тотчас встал в оппозицию к Советской власти, как нарушившей каноническую связь между Церковью и государством. За свой протест против пришедших к власти большевиков Никон был арестован, а Православная Церковь подверглась сильному брожению, вызвав к жизни т.н. «обновленческое движение».

«Обновленческое движение» в Русской Православной церкви составляла часть духовенства, вставшая в оппозицию к официальному курсу законного патриарха Православной церкви Тихона, выступившего против советской власти. При этом весьма опрометчиво считать обновленчество заказной организацией или инициированной Советами. Более правильным было бы сказать, что советская власть воспользовалось обновленческой фракцией в православии, а не создала ее. Весной 1923 года образовав соборный представительный орган, обновленцы низложили патриарха Тихона и высказались в поддержку власти Советов. По вопросу реорганизации традиционных догматики и литургии заняли позицию умеренных реформ. Тем не менее, очередной Поместный православный собор 1925 года выступил против проведения даже частичных реформ, таким образом лишив движение обновленцев соборной опоры. В следующем году с трудом было получено разрешение на создание «Временного патриаршего священного синода», поскольку патриарший местоблюститель и преемник умершего Тихона, митрополит Петр, был арестован «за контрреволюционную деятельность». Этот орган просуществовал до 1935 года, когда он был ликвидирован НКВД. После расстрела митрополита Петра в 1937 году его место занимает митрополит Сергий (Страгородский), перейдя на лояльное отношение к Советской власти.

В своем обращении к обновленческому движению Проханов призвал его лидеров провести реформу православия на евангельских началах. В числе его требований были: сознательное уверование, покаяние, обращение и возрождение прихожан; совершение водного крещения и хлебопреломления по вере; неукоснительное соблюдение церковной дисциплины, поставление священнослужителей через избрание общим собранием поместной церкви; отказ от сложной церковной иерархии и авторитета Предания в деле спасения и других сферах жизни Церкви; исключить исповедь через посредство священников и др.

Митрополит Антонин, возглавлявший «Союз возрождения», был согласен с призывом Проханова реформировать Православную Церковь, но еще не видел возможности, чтобы осуществить эту идею в ближайшее время. Тем не менее, Проханов получил приглашение приехать в Москву, где и провел ряд встреч с православной общественностью и духовенством. Примечательно, что перед смертью Антонин передал свою церковь евангельским христианам в Москве. В 1924 году Проханов также был приглашен А. Введенским на конгресс «Древнеапостольской Церкви», на котором им был прочитан часовой доклад о духовных задачах Церкви Христовой. Реакция на него была противоречивой: некоторые были возмущены, другие поддержали Проханова в его стремлениях.

Всеобщая реакция на старания Проханова, к сожалению, не свидетельствовала о большом успехе миссии протестантов среди православных, однако некоторые священники либо пережили возрождение, не выходя из православия, либо перешли к евангельским христианам. Тем не менее, функционеры внутри обновленческого движения Православной церкви, сотрудничавшие с государством, воспрепятствовали попыткам сближения протестантам и православным. Сразу же после первых контактов с евангельскими христианами Православная церковь утвердила резолюцию, которая запрещала ее членам любую связь с евангельскими христианами. К этому времени Советы заняли тотальную антирелигиозную позицию, что привело к тому, что Проханов был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму.

Православие нуждалось в реформе, которую осознавали не только извне его, но и изнутри – а это уже общая точка соприкосновения протестантов и православных. Так или иначе, И.С. Проханов, В.Ф. Марцинковский, В.Г. Павлов и некоторые лидеры христианского студенческого движения в России пытались не только реформировать православие, но и объединиться с лучшими его представителями. При этом русские протестанты признавали оправданность применения принципа «что не нужно менять, лучше не менять».

Тенденция преображения православия изнутри была очень сильна среди первых евангельских протестантов, возникших на почве естественного поиска духовной истины. Так, выдающийся лидер евангельского движения в России Иван Проханов, а также, по выражению В.Д. Бонч-Бруевича, «высокочтимый вождь русского баптизма» В.Г. Павлов, как и многие другие пионеры протестантизма в России (Г.И. Мазаев, Н.И. Воронин, В.В. Иванов, В.П. Степанов, П.В. Иван-Клышников В.К. Шельпякова, В.И. Финогенов, А.А. Стоялов, И.И. Попов, Г.И. Шипков и др.), были выходцами из молокан. В этом видна общая тенденция мучительных духовных поисков русской души. (Символична родословная одного из лидеров баптистов-инициативников начала 1960-х годов Г.П. Винса, предки отца которого восходят к голландским меннонитам, которые в XVII-XVIII веках также были переселены в Россию, а его мать происходила из семьи русских молокан.)

В годы советских репрессий и антирелигиозной пропаганды отношения между протестантами и православными в СССР значительно улучшились. Протестанты пользовались Толковой Библией А. Лопухина и другой справочной библейской литературой, изданной Православной Церковью до революции, рукописными трудами таких священников как Валентин Свенцицкий, Дмитрий Дудко, Сергий Желудков и др. Православные также не видели в них своих конкурентов даже когда были образованы РПЦ МП и ВСЕХБ в 1943 году. Причастность к экуменическому движению с середины 60-х годов вообще свела на нет необходимость апологетики этих двух вероисповеданий.

Зарубежная православная эмиграция публиковала реформаторские по сути статьи либеральных православных священников и мирян, затрагивавших вопрос отношения к протестантам. Например, в Вестнике РХД (1983, №140) под псевдонимом Богданов С.Т. была помещена статья Георгия Кочеткова (тогда еще мирянина), имевшая название «Священство православных и баптистов». В ней было отмечено, движение баптистов того времени в сторону признания традиционной православной иерархии. Основываясь на концепции «евхаристической екклезиологии» прот. Н. Афанасьева, автор статьи фактически призывал баптистов к согласию на этой почве. Суть церковной концепции Афанасьева состояла в том, что каждое евхаристическое собрание представляет собой явление всего Тела Христова, а не только его части, поскольку Тело это неделимо. О духовной сущности единства Церкви Игнатий Антиохийский высказался так: "Где Христос, там кафолическая Церковь". Поскольку Евхаристию совершает не епископ, а священник, только поместная церковь является подлинным выразителем всех прав Истинной Православной церкви, что существенно сближает православных с баптистами.

Иоанн Мейендорф откликнулся на эту статью своей публикацией в следующем номере Вестника РХД (Заметка о Церкви). В частности он писал: «При наличии почти полного, вынужденного молчания Православия, баптисты сами собой приходят к традиционным понятиям об иерархии. Впрочем, все это происходит на уровне весьма примитивном, но не так уж далеком от куда более утонченных экуменических изысканий на Западе, где также, но более сознательно, вырабатываются "консенсусы" о таинствах и иерархии, что, впрочем, не приводит сразу к единству, поскольку последнее зависит не от формальных "консенсусов", а от согласного, свободного и сознательного нахождения Единой Церкви... Следует надеяться, что статья С. Т. Богданова послужит началом, хотя бы на страницах "Вестника", для свободного обсуждения сущности русского Баптизма, а также причин его привлекательности для сотен тысяч простых людей, ищущих Христа».

Игорь Подберезский отмечает дружественные контакты РПЦ с зарубежными протестантами еще до прекращения государственных гонений на религию в СССР в конце 1980-х: «зарубежные протестанты всячески (молитвенно и не только) помогали не одним протестантам российским, но и Русской православной церкви, их уважительное отношение к РПЦ удерживало безбожные власти от слишком уж репрессивных мер по отношению к ней. Об этом она тогда – и короткое время после 1989 г. – отзывалась с неизменной благодарностью, потом благодарность уступила место противоположным чувствам» (Протестанты российские, протестанты зарубежные. Мирт, № 6, 2002). В 1993 году православный игумен Мартирий (Багин), бывший тогда настоятелем известного московского храма Всех Святых на Кулишках (на Славянской площади), предоставил приют Московской общине квакеров, собиравшихся по частным квартирам с середины 80-х годов.

И лишь примерно с середины 90-х годов отношения были прерваны. В чем же дело? Почему православные пытаются при помощи влияния на государственных служащих дискредитировать протестантских верующих? Ответ таков: слишком большой рост численности протестантов в стране вследствие использования ими свободы религии. Например, в Новосибирске протестантских церквей сегодня свыше пятидесяти, что в четыре раза больше, чем православных приходов. Вот какова подлинная причина беспокойства РПЦ МП и создания ею более тесного союза с правительством.

Интересен взгляд на эту проблему со стороны. Александр Оконишников, журналист интернет-издания «Честное слово», в своей публикации под названием «РПЦ пытается посеять бурю» пишет: «Какова же подоплека столь резких «наездов» части православных священников на российских протестантов? Ответ один: в основе всего этого — попытки «удержаться на плаву». Практически пустые в будние дни православные храмы свидетельствуют — из-под РПЦ все сильнее уходит почва. И это особенно заметно на фоне постоянно растущих протестантских общин. В этой ситуации стоит задуматься: почему? Ответа может быть два. Один может помочь понять, что же нынешних россиян не устраивает в православной церкви? Может быть, богослужение на непонятном языке? Может быть, практически отсутствие проповеди? Может быть, пассивность церкви в решении насущных социальных проблем людей? Может быть, отсутствие живого общения между священниками и прихожанами? Над всем этим стоило бы задуматься. И, задумавшись, попытаться изменить церковь к лучшему. Второй ответ — это поиски «неких врагов». Тех самых, к которым из православных храмов уходят люди. И в случае второго варианта ответа — атаковать этих самых «врагов» всеми силами. Объявить их тоталитарными сектами, детоубийцами, стяжателями и даже оккультно-магическими гипнотизерами. Для РПЦ уход в эти «секты» множества россиян — действительно непонятное, какое-то почти мистическое явление. К сожалению, русское православие полностью лишено всякой самокритичности. И в этой ситуации выход видится только один: всячески «обличать» «врага»». Разумеется, опасность вытесения православных верующих из православной территории является причиной активизации и православной апологетики.

Тем не менее, в среде православных имеется и другая тенденция. Вот что, например, сообщает агенство Благовест-инфо под публикацией «Священник Олег Стеняев посетил богослужение пятидесятников» от 17 сентября 2002 года:

«Клирик Московского храма в честь иконы "Всех скорбящих радость" на Ордынке, руководитель Центра реабилитации жертв нетрадиционных религий памяти А.С. Хомякова иерей Олег Стеняев посетил 15 сентября богослужение церкви "Ковчег", пастором которой является председатель Российского Объединенного союза христиан веры евангельской епископ Сергей Ряховский. Православному священнику было предоставлено слово сразу по окончании традиционной молитвы за Президента, Правительство России и за Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Поздравляя прихожан Московской церкви евангельских христиан-баптистов с 125-летием их общины 22 апреля 2007 года от имени священноначалия Русской Православной Церкви, сотрудник Отдела внешних церковных связей Московского патриархата священник Александр Васютин отметил: "Мы, христиане, независимо от конфессии, призваны трудиться вместе не только для оздоровления нравственного климата, но и для того, чтобы являть людям Христа". Он призвал всех присутствующих "научиться любить тех людей, которые отличаются от нас" и "думать и молиться о том, как преодолеть разделение христиан", потому что "сейчас время собирать камни».

Сегодня на протестантских Национальных молитвенных завтраках присутствуют православные иерархи. Например, на 7-м Национальном молитвенном завтраке, организованном четырьмя наиболее крупными протестантскими конфессиями России, проходившем в Москве 13 марта 2007 года, выступил с приветственным словом Секретарь Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата по межхристианским отношениям священник Игорь Бажанов. Он отметил, что, несмотря на внутрихристианские противоречия православные все чаще ощущают протестантов союзниками в общей борьбе за традиционную христианскую нравственность: "Вопросы семьи, богатства и бедности, социальной справедливости снова стали вопросами выживания, и здесь – широкое поле для совместной деятельности христиан разных деноминаций".

Тем не менее, председатель Российского Союза евангельских христиан-баптистов (РС ЕХБ) Юрий Кириллович Сипко в интервью корреспонденту радио "Теос" высказал замечание в адрес правительства на стремление протестантов включиться в общественную жизнь своей страны. Он отметил нотки превозношения со стороны лиц правительственной администрации, великодушно позволившей протестантам представлять свои интересы в Комиссии при Президенте и в Общественной палате. "Я не рассчитываю на большой привет, тем более на учёт наших мнений в государственной политике, но я хотел бы, чтобы общественное сознание и государственные мужи испытывали бы внутренний посыл совсем иного рода. Наше государство многообразно и конфессионально, и национально. Cовокупность многого и составляет наше государство. И оно такое не потому, что кто-то из Кремля или Законодательного Собрания разрешил так быть, оно такое, как данность. Многообразная, многоцветная наша Россия представляет собой ценность и представляет собой наше Отечество. И в религиозном спектре срез протестантский это тоже часть нашей страны. И со своей особенной жизнью, мировоззренческими особенностями и ценностями представляет собой Россию. Вот этой тональности, в моём представлении, не достаёт".

Разумеется, сращивание РПЦ с российским правительством не позволит ему иметь с протестантами подлинно партнерские отношения, но только вассальные и до тех пор, пока они будут отвечать интересам такого православно-государственного альянса.

Таким образом, в отношениях отечественных протестантов и православных можно усмотреть две тенденции: критику оппонента и подчеркивание в нем всего только плохого, и сближение с ним и акцентирование в нем всего хорошего.

В последнее время богословские дебаты между евангельскими и православными верующими возобновились с обеих сторон. При этом священник Вячеслав Рубский в своей интернет-публикации под названием «Православие-протестантизм. Штрихи полемики» пишет о достижениях православной апологетики следующее: «За последнее десятилетие Православная сторона весьма повысила уровень своей апологетики. Появились книги диакона А. Кураева, архимандрита Амвросия (Юрасова), священников В. Чернышева, И. Ефимова, О. Стеняева и др. В ответ протестантская сторона избрала почти полное молчание... О причине нам остаётся предполагать: либо раньше протестанты были менее терпимы, либо теперь на более серьёзном уровне им нечего противопоставить и поэтому межконфессиональную полемику они воспринимают только как внутреннее обоснование неприятия православного учения».

С автором этих строк можно отчасти и согласиться, однако причина молчания отечественных протестантов скорее не в том, что им нечего сказать православным верующим, а в том, что им нечего слушать. Действительно, до недавнего времени они имели дело не с серьезными апологетическими работами, а с популистскими статьями А. Кураева. Конечно, Кураев как двойной кандидат (философских и богословских) наук не использует изуверские приемы в своей апологетике. Кстати, многих до сих пор смущает феномен его удивительной метаморфозы: осуществленный в 1985 году беспрецедентный скачок из аспиранта Института философии АН СССР на кафедре истории и теории научного атеизма в секретаря Московской Духовной Академии. Однако оставим этот вопрос на суд Божий, а о богословском имидже профессора Московской духовной семинарии дадим слово сказать его бывшему поклоннику. Илья Переседов пишет в своей статье «Убить Кураева в себе» в связи с этим следующее: «Автор этих строк сдавал на первом курсе богословского института введение в специальность по магнитофонным записям выступлений о. Андрея. Вот только на последующих курсах среди его книг не нашлось ни одной, которая могла бы пригодиться в учебе. Кураев работает под лейблом "профессор богословия", но отвечают ли его тексты принципам научной содержательности? Существует ли Кураев-исследователь наравне с Кураевым-популистом? Нет. Популистика – не наука, но лишь адаптация готовых научных положений под нужды текущего дня» (Интернет-публикация портала Кредо-ру от 4.04.07).

Меткая оценка богословских заслуг Кураева! Умение красиво излагать свои мысли, как ни хорошо, но не может помочь исследователю без наличия того, что нужно выражать. Содержательная сторона «антисектантских» публикаций Кураева далеко неудовлетворительна несмотря на то, что его книга «Протестантам о православии» за десять лет оказалась переизданной 8 раз (!). Впрочем, последнее издание автору все-таки пришлось изменить и дополнить, и это понятно, поскольку это одна из самых неудачных его книг. Ну что ж, как справедливо отмечает автор цитированной выше статьи, Кураев «на безрыбье» вполне востребован.

Действительно, книга Кураева «Протестантам о православии» мало того, что не соответствует своему названию, но еще и ужасно неконкретна. Совсем не к лицу именитому и к тому же отмеченному особой грамотой патриарха богослову всех протестантов просто сваливать в одну кучу, как, например: "баптисты, иеговисты и все остальные протестанты". По существу автор спорит с созданным им же образом протестанта, которого представляет то как христианского "революционера", то как дзен-христианина. Совсем уж плоско выглядит его попытка судить об усредненном протестанте на основании опыта эпизодического общения с теми, с кем ему пришлось столкнуться лично. Это общее впечатление от прочтения этой книги, а вот более детальные замечания: «Я предложил бы протестантам отнестись к православным как к детям. Дети нуждаются в картинках? Ну, вот и православные тоже чувствуют себя теплее, спокойнее в окружении священных картин. Если протестантам угодно, пусть они считают православных детьми, "немощными в вере", привычки которых, по завету ап. Павла, надо принимать "без споров о мнениях" (Рим. 14:1)». Впечатляющий аргумент для апологетической книги!

А как вам такие рассуждения, уже из другого шедевра Кураева: «Вообще многое в самом христианстве становится яснее, если сопоставить его с оккультизмом... Мне самому изучение оккультизма помогло лучше понять христианство... Именно в полемике с древним оккультизмом гностиков писались апостольские послания и Евангелия» (Сатанизм для интеллигенции. т. 1. М. 1997. с. 3)? Данные цитаты шокировали даже самих православных. Например, прихожанин Свято-Данилового монастыря, Дмитрий Беляков, суммирует теологию Кураева следующими словами: «Этот подлый богоборческий бред, выдаваемый за богословие, имеет свою подлую логику. Сначала вопрошают ''что нового в учении Иисуса?'', потом объявляют такое учение несуществующим, а затем выкидывают и святое Евангелие, ''как изношенную вещь'' И тут же заключает: «Прошу немедленного архиерейского разбирательства, немедленного отстранения Кураева от вероучительных должностей» (Против ереси диакона Андрея / Русский вестник, №27-28, 1998).

Защищаясь от обвинений Белякова, Кураев приводит доказательства своего тезиса о том, что еще в Новом Завете велась полемика с гностицизмом. Можно было ожидать, что это тексты, типа 1 Ин. 4:3 или Кол. 2:18, но нет – Кураев приводит Тит. 3:9 и 1 Кор. 6:9, не удосужившись познакомиться с контектом, свидетельствующем о том, что первый текст непосредственно касается темы «закона», а второй конкретного греха прелюбодеяния в коринфской церкви. Вот вам и дипломированный богослов! Наконец, образцы тенденциозности, граничащей с безграмотностью в области богословия, в вероисповедных убеждениях уважаемого диакона: «Нет никакого ''учения'' Иисуса, есть лишь учение Церкви» (Все ли равно как верить? 1994. с. 77). ''Евангелие есть произведение человека, явившего нам образ Христа, только написанный не красками, а словами'' (Протестантам о Православии. М. 1997. с. 107).

Об уровне подготовки православных апологетов может нечто сказать следующая заметка журналиста «Честного слова» Александра Оконишкинова из его публикации под названием «РПЦ пытается посеять бурю»: «В одной из статей (газета «Вечерний Новосибирск», 16 апреля 2005 г.) заместитель руководителя информационно-консультацинного «центра по вопросам сектантства при соборе святого благоверного князя Александра Невского» Олег Заев дает советы о том, как распознать секты... Итак, вопрос № 1. «Есть ли жесткая система верований, аксиом?» Вне всякого сомнения, у Русской Православной Церкви такая система верований и аксиом существует. Вопрос № 2. «Провозглашается ли учение единственно правильным?» Тут уж можно только развести руками. Русское православие категорически настаивает на том, что именно их учение единственно верное. И спастись может только тот, кто принял православие. Вопрос № 3. «Ведется ли открытая или скрытая война с иноверцами?» Думаем, относительно позиции РПЦ по такому пункту вам все ясно уже из этой статьи. Вопрос № 5. «Присутствует ли нетерпимость к другим точкам зрения?» Без комментариев. Вопрос № 7. «Придается ли значимость ритуалам?» Зайдите в любой православный храм, и ответ найдется сам собой. Не дойдя до окончания перечня вопросов, мы уже получили пять «да». А теперь напомним, что для причисления религиозной группы к сектам, достаточно одного такого «да».

Приятное исключение из низкопробных «антисектантских» апологетических работ составляют две православные публикации: интернет-издание Вячеслава Рубского «Православие-протестантизм. Штрихи полемики» и книга Игоря Ефимова «Современное харизматическое движение сектантства». В остальных же православных публикациях на эту тему отсутствует богословский анализ вероисповеданий критикуемых протестантских церквей. Как правило, это следование католическим авторитетам по части критики учения Лютера, оставляющее в стороне анализ современных протестантских аргументов. Разумеется, от такой критики восточные протестанты только пожимают плечами. Правда, православные апологеты умело используют протестантскую аргументацию против католиков. Например, свящ. Владислав Рубский в своей работе «Позволим ли апостолу Павлу помолиться о нас», осуждая католические молитвы к святым, ссылается на доводы реформатского богослова Луиса Беркхова, как будто они никак не относятся к самому православию.

Вот это и все, что может сегодня предложить в качестве своей защиты православие! Между тем на эту тему в настоящее время все больше высказываются сами бывшие священники, например, Г. Добровольский, посвятивший анализу православия свою книгу «Во свете Писания» или Сергей Степанович Гуйс, повествующий о причинах своего перехода в баптизм в аудиоматериале под названием «От тьмы к свету». А сколько их, как заслуженный артист СССР Юрий Богачёв, решили не писать никакого опровержения оставленного ими православия, вернее делать это, но не пером, а жизнью. Все эти лица имели семинарское образование, что их сильно отличает от рядовых православных, перешедших в евангельское христианство и написавших ряд полемических статей по этому поводу – таких, как Дей Мазаев или Владимир Марцинковский. Это долгожданные предвестники будущего реформирования православия. Их взгляд изнутри православия намного ценнее, чем, например, такая чисто баптистская публикация как «Не смущайся» Евгения Пушкова. Примечательно, что книга Пушкова заканчивается короткой цитатой из творений Иоанна Златоуста. Пушков не упустил возможности напомнить православным те грехи, за которые они еще ни разу не извинялись перед потомками русских протестантов.

Чисто академическим трудом с критикой православного отношения к иконам является работа на соискание степени магистра богословия Виктора Петренко под названием “Богословие икон. Протестантская точка зрения”, изданная в 2000 году евангельским издательством «Библия для всех». Из зарубежных представителей протестантизма, недавно написавших полемические работы по православию, можно назвать Марка Соусси, издавшего в 2002 году свою богословскую статью «Евангельская протестантская традиция и учение Православной церкви» и Дональда Ферберна с его книгой «Иными глазами», вышедшей в 2003 году. Правда, западными источниками пестрит и апологетическая серия статей служителя и богослова Российского Союза ЕХБ Виктора Йерке. В этом смысле она похожа на выпущенную еще в 1955 году и неоднократно переизданную книгу Павла Рогозина «Откуда все это появилось?» Рогозин использовал западнопротестантские аргументы, обращенные большей частью в адрес католицизма. При этом, автор нередко смешивал даты первого появления и канонизации различных обрядов в истории Церкви, внося некоторую сумятицу в голову особенно православных христиан.

Хотя статистики о переходе из православия в протестантизм и наоборот, в постсоветских странах никто не ведет, имеются основания утверждать, что опыт обращения к православию русскоязычных протестантов является либо кратковременным, либо проблемным, чего нельзя сказать о противоположной тенденции. Обычно перешедшие в протестантизм делают это один раз и без проблем. Многие же оправославленные протестанты мечутся туда-сюда, так и не нашед в православии того, чего искали. Причина тому – свежие впечатления от первого знакомства с православием, что можно отнести и к некоторым молодым американским протестантам, присоединившимся к православию в конце 1970-х годов во главе с Питером Гиллквистом.

Молодой век перебежчиков в любую сторону говорит в пользу незрелости их убеждений. Например, Серафим Роуз был молодым человеком, когда перешел из протестантизма в православие, причем сделал это в условиях сильной изоляции от православия, к тому же представленного в США очень слабо. Не каждому судьба предоставляет право создавать собственный образ того христианства, который тебе по душе. Если быть более точным, то Роуз оставил протестантизм намного раньше, чем перешел в православие, в любом случае знал он протестантизм не очень хорошо, чем характеризуется весь молодой возраст. Исключение составляет переход в православие некоторых маститых богословов (Каллиста Уэра из англиканства и Ярослава Пеликана из лютеранства), но это объясняется определенной близостью этих вероисповеданий.

Примечательно и то, что выходцы из протестантизма сразу же начинают писать о православии восхищенные книги, так и не разобравшись в нем, как следует. Так, например, Вадим Актеньев начал писать о православии, имея за плечами не более трех лет. Его жена и ближайшие родственники – протестанты и продолжают общаться с ним, что, разумеется, не может не содействовать плодотворному диалогу. По крайней мере, теперь среди православных его окружения исчезнет часть предрассудков о протестантах и наоборот. Сам Актеньева считает свой переход в православие вынужденным: баптистский проповедник, столкнувшись с административным запретом на проводимое им местное радиовещание, решил перейти в православие, чтобы иметь возможность продолжать прежнюю деятельность, за что его сняли со всех занимаемых должностей и исключили из баптистской церкви. Случай, действительно, хрестоматийный!

Примером сложной адоптации к православию может послужить выпускник Донецкого Христианского Университета Сергей Кобзарь, являющийся, кстати, потомственным баптистом. Перейдя в православие в 2001 году и приняв сан диакона, он начал помогать править в небольшом приходе г. Славянска в Донецкой области, но со временем отказался брать деньги за совершение духовных треб. В результате этого нововведения Кобзарь оказался в опале несмотря на то, что его книга «Почему я не могу оставаться баптистом и вообще протестантом» трижды издавалась православным издательством в больших тиражах. Фактически, его взгляд на необходимость добровольного пожертвования прихожан представляет собой попытку реформирования православного богослужения изнутри. Очень интересно теперь сравнить настоящие его взгляды на этот вопрос с теми, которые он изложил в своей книге. Ничем иным как разочарованием в православии это различие не назовешь.

На примере очевидных трудностей, связанных с переходом в православие восточных протестантов, очень интересно узнать, что же думает о православии издавна находящийся с ним в тесных контактах отечественный протестантизм. В данной работе будет показано, что его диалог с православными христианами имеет свою специфику и вовсе не копирует западные модели. Даже соглашаясь с традиционными вероучительными принципами своих западных коллег, он делает это по-своему. Забегая наперед, отметим лишь то, что восточные евангельские верующие не исповедуют общепротестантских постулатов (только Писание, оправдание по вере и всеобщее священство) в том виде, в котором они были впервые представлены Мартином Лютером: что Предания не имеют никакой богословской ценности, что юридическое оправдание по вере исключает необходимость личного освящения христианина, что всеобщее священство несовместимо с апостольской преемственностью священнослужителей. Последний пункт, правда, отверг и сам Лютер вскоре после его выдвижения, а в конце своей жизни он отказался и от юридической исключительности второго. Впрочем, Лютер сохранил от католицизма детокрещение, крестное знамение и церковную иерархию, чего не признают евангельские протестанты.

Такая специфичность богословия восточных протестантов была вызвана культурно-историческими факторами, поставившими его в промежуточное положение между традиционным протестантизмом и традиционным православием. Разумеется, принадлежность к общей духовной традиции сближала между собой вероучительные принципы православных и евангельских христиан, тогда как определенные контакты с западными протестантскими учениями отдаляли их друг от друга. Очень показателен тот факт, что первая тенденция не была настолько сильной, чтобы удержать отечественных протестантов в лоне православия, хотя и они так и не стали западными протестантами в полном смысле этого слова.

Признав очевидность того, что евангельские христиане постсоветских стран удерживают дистанцию, как от западных протестантов, так и от православных христиан, необходимо выяснить насколько сильно они отличаются от тех и других. Прежде чем заняться этим вопросом, отметим влияние данного положения на взаимоотношения между евангельскими христианами и православными.

В силу своей самобытности восточные протестанты реагировали на критику общепротестантских принципов православными богословами специфическим образом. Они воспринимали ее как направленную не совсем по адресу, например, когда им приписывалось отрицание апостольской преемственности. Также и реагируя на нее, они часто не могли опереться на достижения западнопротестантской апологетики, неспособной учесть все нюансы православного богословия и отталкивавшейся от специфических злоупотреблений Римско-католической церкви. Те немногие апологетические работы западных протестантов, которые вышли и переведены на русский язык, описывают проблемы православия, как выразился, один из них «иными глазами». Православным христианам редко приходилось выслушать возражения в свой адрес со стороны тех протестантов, которые опирались бы на общую с ними культурно-историческую традицию. Одним словом, в существующей полемике между западными протестантскими и православными христианами недостает голоса представителей отечественного евангельского движения. Посильной попыткой устранения этого пробела и является данная публикация.